Соловьева, оказавшись в руках нового шефа, если говорить честно, была потрясена не тем, что с ней произошло, а тем, сколь быстро это случилось. Собираясь на встречу с работодателем, тонкой женской интуицией она предугадывала, что решение о том получит она место или нет, будет зависеть не от её профессионального опыта и умения, а в первую очередь от того, насколько она сама внешне понравится нанимателю как женщина.
Она долго и тщательно подбирала одежду, пока не остановилась на черной, блестевшей атласом юбке, которая плотно обтягивала ягодицы. Она знала, что блестящая шелковистая ткань, плотно облегающая формы тела, обладает магическим сексуальным воздействием на воображение мужчин. Она надела белую блузку, предпочтя ту, которая имела глубокий вырез и давала возможность в нужный момент принимать такие позы, которые позволяли сделать более видным, то что по идее должно быть скрыто одеждой. Она специально сходила в салон-парикмахерскую, где опытный мастер поработал с её лицом и прической. Однако признаться себе в том, что её ухищрения сработали безотказно, что она добилась желаемого, и ничего особенного с ней не произошло, поскольку было легко догадаться, что рано или поздно её отношения с начальником могут перерасти в более близкие, нежели просто служебные, Соловьева не могла.
Поэтому в тот восхитительный вечер на новой даче Марусича, при свечах за шикарно накрытым столом на двоих, в широкой постели в спальной комнате с зеркальным потолком, новая любовница радовала шефа и разжигала его своей стеснительностью, робкими попытками сопротивляться, а когда он овладел ею, она отдалась ему яростно и всецело.
В окнах дачи в тот вечер горел яркий свет.
Бдительный охранник, тот самый, что так любил дернуть стакан или два на халяву, находился в момент взрыва метрах в двухстах от дома и это спасло ему жизнь. Все, что происходило он, ещё не понимая причин, видел своими глазами. Ему показалось что в какое-то мгновение дом вспух, будто его надули воздухом и тут же желтое пламя огромным шаром вырвалось из стен, которые не в силах были его удержать. Дрогнула земля под ногами. Молочно-белая масса спрессованного взрывом воздуха, та самая, которую по-научному называют ударной волной, толкнула его в грудь, сбила с ног, ослепила, оглушила, протащила по земле. Он опрокинулся на спину, не успев даже прикрыть лицо руками. Над ним, обжигая жаром, свистя, завывая, дребезжа пролетала темная масса осколков и строительного мусора.
Жизнь сторожу спасла садовая скамейка, под которую его упругим ударом вкатила взрывная волна.
Сверху, гремя по свежеокрашенным рейкам, валились обломки кирпича, оконных переплетов, куски металлической арматуры. Скамейка дрожала, мелкие осколки сыпались на сторожа, и он, сперва закрыл глаза, потом прикрыл голову руками.
Тишина наступила сравнительно быстро — звук взрыва, больно ударив по перепонкам, прокатился и стих вдали. Но ещё долго по скамье и земле барабанили осколки, которые динамическая сила удара подбросила высоко вверх.
За домом на бетонированной площадке в момент взрыва находился серебристый хозяйский «Мерседес». Его подбросило взрывом, затем опрокинуло и протащило по бетону, покорежив кузов, повыбивав все стекла. По площадке разлился и почти сразу загорелся бензин. Пламя быстро дожирало то, что не успел уничтожить удар взрывной волны. Впрочем, сожалеть о погибшем добре хозяину не пришлось — он погиб с виду ужасной, но для него самого безболезненной и мгновенной смертью. Взрыв уничтожил Марусича до того, как сознание сумело что-либо понять или хотя бы ощутить боль.
* * *
Николай Фомич Чепурной, один из членов руководящей «семерки» Системы возглавлял АО «Трансконтиненталь». Фирма, прокручивавшая огромные капиталы, была на самом деле прачечной. Здесь «отмывались» и после оплаты налогов вводились в законный оборот миллионы рублей и долларов.
Известие о страшной гибели Марусича застало Чепурного в родной рязанской деревне, куда он приехал к своей родной бабке — матери давно умершего отца.
Бабушка Лукерья Ильинична — восьмидесятипятилетняя старушка, ядреная как грибок-боровичок, подвижная как горошина, скатившаяся со стола на пол, была единственной и искренней любовью внука Николая.
Теплым вечером они сидели на веранде у старинного самовара, пузо которого украшало множество медалей с двуглавыми орлами и профилями царя Николая Второго. В углу веранды всеми цветами радуги светился телевизор «Сони» — недавний подарок внука.
— Колькя, — бабушка иначе и не называла Николая, и такое обращение всякий раз вызывало у него воспоминания о босоногом и беззаботном детстве.
— Да, бабаня.
Старушка сидела, подперев щеку маленьким сухоньким кулачком и было заметно, что ей радостно и приятно видеть перед собой внука, который аппетитно хрупал огурцы, снятые с собственного огорода.
— Это правда, Колькя, аль может брешуть?
— Что, бабаня?
— Вроде якобы в городе грязные деньги отмывают. Тут по радио об этом баили… Говорят, моют ба-альшие денежки…
Николаю простодушный вопрос доставил немало удовольствие. Он налил беленькой в небольшой зеленоватого стекла стаканчик (тридцать граммов — измерено точно), разрезал в длинку пупырчатый луховицкий огурчик, посолил половинки, по-деревенски цепляя соль из солонки щепотью, потом ответил весело, сохраняя стиль вопроса:
— Раз бают по радио, значит вроде якобы отмывают.
— Колькя, а ты энтих мойщиков не встречал?
— Нет, бабаня, не приходилось.
— А найти их можно?
— Если поискать, все можно найти.
— Колькя, тогда поищи. Для меня…
Быстрым движением бабушка извлекла из-под передника пачку мятых и грязных сторублевок, перетянутую тонкой черной резинкой. Положила на стол. Подтолкнула к Николаю.
— Что это?
— Деньги. — Бабаня хитро улыбнулась. — Гряз-наи…
— Откуда они?
— Торгую я, Колькя. Яичками. Зеленью. Беру деньги всякие, лишь бы не рватые. Все думала — ты отмоешь.
Будь перед ним кто другой, смех разорвал бы Николая от такой просьбы. Но бабаню внук разочаровывать не захотел.
— Раз надо, бабаня, значит сделаем.
В это время внимание Чепурного привлек голос диктора, сообщавшего новости.
— Вчера ночью взрывом бытового газа уничтожена дача депутата Государственной Думы Виктора Марусича. Сам владелец дачи погиб. Имелись ли другие жертвы уточняется…
На глазах у бабушки её любимый внучок схватился левой рукой за горло и стал медленно сползать со стула…
* * *
Знаменитая ЦКБ — Центральная клиническая больница, или как её называют знающие москвичи — «кремлевка», расположена на крайнем западе Москвы по соседству с МКАД — Московской кольцевой автодорогой. В годы создания правительственного лечебного комплекса этот район находился вдалеке от жилой городской зоны среди массива девственного леса, который входил в ведение Серебряноборского лесничества. Лес прорезала узкая асфальтированная лента Рублевки — Рублевского шоссе. Оно тянулось из центра столицы в загородный район правительственных дач — в Жуковку, Раздоры, Горки, Усово.
По мере развития, город расползался во все стороны и теперь севернее Рублевки разлегся престижный «спальный» район московской знати — Крылатское.
Территория ЦКБ, занимающая почти триста гектаров земли, с востока ограничена улицей Маршала Тимошенко, с севера — Рублевкой. С запада стена, ограждающая больничный комплекс, граничит с Кардиологическим центром Академии медицинских наук. Основную часть территории занимает зеленая зона — лес, сохранивший признаки девственности и лесопарк с искусственным прудом. Лечебные корпуса отделены один от другого обширными участками зелени. Между ними проложены прекрасные дороги, пересекающиеся под прямыми углами. Через чащу смешанного леса — сосен, елей, берез, — замусоренного подростом рябины, которую щедро высевают обитающие в зарослях дрозды, проходят пешеходные дорожки и тропки. В живописных местах, под сенью деревьев, поставлены садовые скамейки. Через определенные интервалы вдоль дорожек стоят телефонные будки внутренней связи на случай, если кому-то из гуляющих станет худо…
Однако дорожки чаще всего пусты: в больницу не ложатся ради прогулок.
Некогда ЦКБ была местом, которое окутывала тайна. Больница принадлежала медикам, пользовавшим партийную и государственную элиту и охранялась силами службы безопасности. Попасть сюда можно было только в случае принадлежности к клану номенклатуры ЦК партии. Здесь под одну крышу собирали самых лучших врачей, создавали все условия для лечения, тем не менее попадать в ЦКБ люди не спешили. Место это считалось недобрым и его шепотом называли «Золотыми воротами на тот свет».
Новое время изменило статус и порядки ЦКБ. Оставаясь объектом, принадлежащим к президентскому медицинскому центру, больница открыла ворота большим деньгам. При этом действует четкий принцип: плата вперед. Для тех, кто имеет чем заплатить за свои болячки, бывает заманчиво прикупить здоровье за наличные. И прикупают.
