Зоя застонала, прикрыв ладонями глаза, словно весеннее солнце впивалось в них раскаленными иголками. Сомнения не имели под собой никакой почвы, но на секунду бестрепетный директор Хостинского рынка почувствовала себя так, словно ее страстишки препарирует под микроскопом посторонняя жесткая рука, и дрогнула.
Никакой почвы? А мобильный телефон, который кто-то — наверняка Макс! — вытащил из ее сумочки? На вилле нет ни одного телефона, хотя розетки под них имеются… То, что никто из родственников и знакомых не знает, куда пропала Зоя, оборачивалось зловещей стороной.
Волнение подгоняло Зою вскочить, броситься на поиски Макса, выложить ему все подозрения — пусть разобьет их, докажет, что все это не так, что ей попросту померещилось! Разум подсказывал, что она должна быть осторожна. Надо прощупать почву. Надо действовать так, словно она ни о чем подобном не ведает — ни сном ни духом, да вы что, и вообще, она наивная дурочка… Осторожно соскользнув с непривычно высокой кровати (соприкосновение подошв с полом родило отголоски вчерашней боли в ягодицах), она накинула легкий халат и прошла в ванную. Судя по тому, что ванна и кафельный пол были сухими, Макс еще не встал: в отличие от Зои, которую должность директора рынка приучила к ранним вставаниям, компьютерщик вел ночной образ жизни. Зоя открыла душ: потекла холодная струйка — с теплой водой на вилле были перебои. Пожимаясь от холода, оборачиваясь назад, сколько возможно, чтобы рассмотреть вчерашнее поле битвы, Зоя удивленно думала: неужели Макс способен был сотворить такое с ее телом по заданию милиции, не испытывая никаких чувств? В таком случае этот говнюк здорово притворялся… Обледенев под неполноценным душем и кое-как приведя себя в порядок (по крайней мере, крови нет…), Зоя снова удалилась к себе в комнату и вышла из нее полностью одетой — такой, какой сюда пришла. Мобильного телефона найти не удалось. Невелика потеря.
Спустившись по лестнице, тихо миновав гипсовые нашлепки ложных колонн, перемежающиеся советскими гербами, Зоя очутилась возле входной двери. Зеркало отразило ее — неожиданно помолодевшую, похорошевшую, правда, слегка испуганную, но задерживать на этом внимание не было смысла, и Зоя, отодвинув защелку, решительно рванула дверь. Никакого эффекта. Дверь была заперта изнутри на ключ. Ключа Зое никто не предоставлял.
Теперь она действительно заволновалась. Как быстрое легкое животное, она обежала все окна первого этажа и убедилась, что на всех стоят решетки. На окнах второго этажа решетки отсутствовали. Потолки на вилле были высокими… Прыгнуть из окна с шестиметровой высоты? С риском переломать ноги? А в конце-то концов к чему эти физкультура и спорт, когда можно просто пойти к Максу и прямо и честно попросить его дать ключ!
Макс позабыл запереть свою спальню, а может, намеренно не сделал этого. Сонный, пухлый, как бородатый ребенок, он казался совершенно безобидным, что умилило Зою: когда вчерашний садист превращается в невинного младенца — это трогает женское сердце! Посмотрев на полностью одетую, расфуфыренную и вооруженную сумочкой любовницу сквозь полуразлепленные веки, Макс сложил губы в трубку и испустил какой-то протяжный инопланетянский звук…
— Что? — переспросила, наклонясь к нему, Зоя.
— Ты куда это намылилась? — входя в роль садиста и отрывая волосатую головищу от подушки, свирепо вопросил Макс.
— К себе, — холодно ответила Зоя. — На рынок. Домой. Куда угодно!
— Я тебя что, мало учил?
— Максимчик, — в голосе Зои прибавилось льда, хотя это казалось совершенно невозможным, — ты ж не понял. Я правда больше не хочу, чтобы ты меня учил. Я уже наученная! Игры кончились. Я хочу уйти.
Макс запыхтел, садясь на постели. Он спал в пижаме, застегнутой на единственную пуговицу, чтобы в ней могло уместиться объемистое брюшко.
— Что это за новости, Зоя? — спросил он. — Что за манеры, тебя что, в лесу воспитывали? Я, может, не хочу, чтобы ты ко мне просто так, ни с того ни с сего, врывалась. Тем более когда я в утреннем виде. Причешусь, оденусь, тогда и поговорим. Ты вон у нас какая элегантная. Духами воняешь…
Зоя отклонила обтянутое серой шерстяной юбкой бедро от протянутой к ней Максовой ручищи.
— Ты чего, глухой? — взвизгнула она. — Я уйти хочу, ты понял?
— Но ты не можешь, — сожалеюще произнес Макс. — Зоя, ты тоже меня пойми: как ни прискорбно, но уйти ты не можешь. Зачем? Разве тебе тут плохо? Еды полный холодильник, вода в кране есть. Выпить припасено. А если говорить относительно всего прочего…
Относительно прочего, хорошо известного ей по недавним впечатлениям, еще саднящим на коже, Зоя дослушать не успела, потому что сумочка в ее руке совершила непроизвольное движение, обрушиваясь на голову Макса. Так тебе! По голове, по плечам, по жирному пузу! Лишенная острых углов, сшитая из мягкого материала, сумочка не могла выступить в роли грозного оружия, но получать по голове и по животу даже тряпкой не слишком-то приятно. Кроме того, в сумочке лежал кошелек, ключи от дома и от машины и другие мелкие предметы, которые Макс отчетливо прочувствовал на своей изнеженной плоти.
— Говнюк! — визжала Зоя. Раскрасневшаяся, с перекошенным от оскорбленных чувств лицом, она больше не старалась сойти за красавицу. — Жирдяй! Говнюк! Шпион! Шпион! Жирдяй, говнюк!
В ночь с 24 на 25 февраля. Сергей Логинов
Рабочий день Сергея Логинова начался очень рано. Точнее, это была рабочая ночь. Едва он сомкнул усталые веки, затрезвонил телефон. Людей, которым он давал свой телефон, можно было пересчитать по пальцам, поэтому звонок, да еще в такое время, означал радикальные неприятности. Если же звонок пустячный — ну и задаст Зубр тому, кто нарушил его сон! Сергей Логинов схватил трубку.
— Да! — прорычал он.
— Здравствуй, Зубр. — Спокойный мужской голос не был знаком Логинову, но он был взаправду очень спокойным и очень мужским. — Тише реви, не в Беловежской Пуще.
— А? — Спросонья Логинов не сумел подыскать адекватного ответа на оскорбление. — Это кто такой шустрый…
— Крот с тобой говорит.
— Кто?
— Глухим дважды обедню не служат, но для тебя, так и быть, повторю: Крот. Усек? Больше повторять не стану. А чтоб ты крепче мое погоняло запомнил, выйди и подбери у себя на крыльце кассету. Кино интересное. Посмотришь — тогда позвоню.
Сам Зубр на крыльцо, конечно, не высунулся — послал подручного своего, Степу Шнурка, последнего из самых преданных, кто уцелел после милицейской чистки. Шнурок вернулся из прохладной ночной темноты живым и невредимым. В руках он действительно держал миниатюрную видеокассету. Зубр привык жить на широкую ногу, и в его не затронутом конфискацией доме имелась любая техника, в том числе и для просмотра кассет такого рода. Когда Логинов вставлял кассету в прямоугольный зев видеомагнитофона, руки у него слегка тряслись.
— Мне выйти? — спросил предупредительный Шнурок.
— Выйди, — скомандовал Зубр, — но дверь не закрывай. Держись поблизости.
Все еще в широких, как у футболиста, трусах (Сергей Логинов привык, чтобы во время сна его ничто не стесняло), он, оттягивая резинку, раздраженно почесал живот. Паразиты душевного непокоя забегали по его коже, теребя своими крошечными острыми лапками. Вскочил на память японский фильм (как же он назывался?), который Логинов смотрел недавно — включил телевизор по ошибке и потом долго не мог уснуть. Он вообще фильмы ужасов терпеть не может, а этот смотреть и подавно не стоило. Тьфу, черт, названия вспомнить не удается… Все там крутилось вокруг видеокассеты; каждый, кто смотрел ее, в течение недели должен был умереть, если не даст посмотреть кому-нибудь другому. Может, и впрямь что-то такое хитрожопые спецслужбы изобрели? Уж не стремятся ли уничтожить Зубра таким заковыристым способом? Широкие плечи Шнурка маячили поблизости, суля спокойствие. По-спортивному вдохнув и выдохнув, Логинов нажал на пульте кнопку со стрелкой, указывающей вправо.
Первые же кадры заставили его застыть столбом.
Последующие — через силу сдвинуться с места, закрыть дверь и снова оцепеневшим взглядом впиться в экран. Закрывать дверь потребовалось потому, что Логинов не хотел, чтобы кто-нибудь, даже Степа, видел его сестру голой… Но если бы Зоя была запечатлена просто голой, это бы еще полбеды! Видеопленка с хроникальной безжалостностью показывала ее со связанными руками, подвешенной за запястья к потолочной балке так, что плечи едва не вывихивались из суставов. Рот у нее был завязан, лоб сморщен, орбиты едва вмещали выпученные глаза. Тело дергалось, выгибаясь вперед при каждом ударе страшных пучков прутьев, которые обрушивал на Зоину заднюю часть здоровяк в черном шлеме с прорезями для глаз и в черном, до пят, балахоне. Вот другой ракурс съемки, вид сзади: следы от прутьев на пояснице и бедрах, похожие на царапины, густо исполосованные ягодицы судорожно сжимаются и разжимаются. Звуковым сопровождением пленки служил аккомпанемент приглушенных криков… Сглотнув пересохшим горлом, Зубр остановил пленку: он не в состоянии был больше это видеть! Но нет, требуется досмотреть до конца: вдруг Зои уже нет в живых? Вряд ли, тогда звонить не понадобилось бы…
