Ознакомительная версия.
– Тьфу, – плюнул Сазон. – А что делать-то? Песни петь?!
– Хай-я!!! – заорал Сом и, ринувшись к машине, ударил кулаком в боковое стекло. Стекло ссыпалось на песок, в салоне что-то задёргалось, заметалось, боковая дверь распахнулась, и кто-то чересчур крупный для крысы прошмыгнул у меня между ног.
– А-а-а-а! – в ужасе заорали все и бросились врассыпную. Даже опер Вася – любитель крыс, даже подполковник в отставке Сазон, способный пойти в одиночку войной на некрупное государство, поддались страху и панике.
Я тоже заорал, и тоже отпрыгнул, но включил мозги, напряг зрение и увидел, что по берегу несётся маленький, тощий пацан в белых плавках. Он бежал со скоростью страуса, но при этом петлял как заяц, словно заметая следы, или уходя от пуль.
– Прохор! – бросился я за ним. – Прохор, мать твою, стой!
– Я! Я его мать! – завопила Ирма Андреевна. – Этой мой сукин сын!!!
Я бежал, словно спринтер, но шансов догнать мальчишку не было никаких – в него словно чемпион мира вселился.
Остановившись, я заорал любимую команду собаководов:
– Ко мне! Прохор, ко мне!
Прохор развернулся в прыжке и побежал ко мне. Он запрыгнул мне на шею, крепко обхватив ногами туловище.
– Живой, – похлопал я его по голой спине. – Живой!
– А то! – потёрся он холодным носом о мою щёку. – Ты ж меня плавать научил, бегать научил, думать научил и не бояться научил!
– А как «Волгу» завёл? Она же мёртвая!
– Подшаманил немножко. Ты ж мне про движок много чего рассказывал! Я там от папки спрятался, а когда все побежали, решил проверить, поедет она, или нет. Поехала, зараза!
– Зараза – плохое слово.
– Нормальное. – Он начал лупить меня пятками по спине.
К нам подбежала Ирма.
– Не хотела падать в обморок, но придётся, – прошептала она, оседая в песок. – Глеб Сергеевич, почему он обнимает вас, а не меня?
– От меня бензином пахнет, – пояснил я.
– Мой сын – токсикоман? – еле слышно простонала железная бизнеследи.
– Да нет, он просто нормальный мужик.
– Мам, ты ж меня целовать будешь, если я к тебе подойду?
– Буду, – закивала Ирма Андреевна, – ой, как буду…
– Тогда я лучше на Глебе пока поживу. – Прохор по-обезьяньи вскарабкался мне на шею и, заколотив по груди пятками, громко заорал по-индейски, похлопывая себя по губам рукой.
– Ваше воспитаньице, – покачала головой Ирма.
– Моё! – Я помог ей подняться.
По берегу неторопливо брела вся наша гоп-компания, и что удивительно – никто не бежал, даже Элка. Видимо, все так смертельно устали, что даже счастливый финал не вызвал ни у кого порыва к спринтерскому рывку.
– Привет! – похлопала Элка Прохора по голой ляжке. – Давно мечтала с тобой познакомиться. Как тебе удалось выбраться из такой бурной и глубокой реки?
– Я что, больной, в реку соваться? – фыркнул Прохор. – Я манатки на берегу бросил, чтобы все подумали, что я утонул, а сам на цыпочках, по сухой траве, в одних трусах ушёл в город.
– И тебя в таком виде милиция не задержала? – удивился Вася.
– А я спортсменом прикинулся. Бежал всю дорогу трусцой и на кулаках отжимания делал. Все думали, что я к соревнованиям готовлюсь! – Прохор опять проорался по-индейски, похлопывая себя по губам. – Домой прибежал, через забор перелез и в «Волге» спрятался, пока вы с папкой тут перестреливались.
– Боевой пацан, – похвалил Прохора дед. – Хочешь, я тебе пистолет подарю?
– Хочу! – Прохор дёрнулся, чтобы спрыгнуть с меня, но я поймал его за пятки.
– Сазон пошутил, – сказал я. – У него твой папа вертолёт спёр, вот он умом маленько и тронулся.
– Сам ты тронулся! – подпрыгнул Сазон. – Да если б у тебя такой вертолёт был, ты б на нём в сортир летал!
– Глеб Сергеевич, отдайте мне сына, – взмолилась Ирма Андреевна. – Почему он ко мне не идёт?
– А ты скакать как лошадь умеешь? – деловито осведомился Прохор у матери.
– Я не пробовала, но если надо…
– Я умею! – заорал дед, вставая на четвереньки. – Я умею скакать как боевой конь!
Я посадил Прохора Сазону на спину, и дед резвой рысью поскакал к дому.
– И ты седай, курица! – крикнул он Громовой. – Когда ещё на Сазоне Сазонове покатаешься?!
Подпрыгнув, Ирма Андреевна оседлала Сазона, пристроившись позади сына.
– Н-но! – завопила она, лупя пятками по впалым бокам «боевого коня». – Пошёл, царь зверей, пошёл!
Дед крякнул и сбавил ход.
– Вообще-то, я пошутил, – сказал он. – В тебе сколько килограммов, курица?
– Пятьдесят.
– Врёшь, пятьдесят пять.
– Н-но! Пошёл!
Дед, распластавшись, повалился в песок. Ирма и Прохор упали, к ним подбежали Арно, Вася и Сом. Завязалась какая-то чехарда с хохотом и весёлыми криками.
– Вот всё и закончилось, – грустно сказала Беда, посмотрев на луну, висевшую в небе.
– Что – всё?
– Отпуск. Нужно ехать домой и писать новую книгу.
Я вздохнул и запульнул плоский камешек в воду. Мне очень хотелось спросить, будет ли в этой книге место для меня, но не спросил. Ведь всё-таки, мы жили отдельно…
– Пойдём, – взяла меня за руку Элка. – Пойдём в дом.
Я пошёл за ней, как собака на поводке.
Может, сделать предложение своей жене попробовать пожить вместе?! Ну, и чёрт с ней, с её любовью раздавать интервью и автографы, с её преклонением перед брендами, с её гонором, амбициями и бешеными гонорарами… Чёрт с ней, с её известностью, как у папы римского! В конце концов, за это время я успел вспомнить её прежнюю – бесшабашную, дерзкую и весёлую.
– Элка, – остановился я, – а давай… – Слова застряли в горле как горячие камни.
– Что? – спросила Беда.
– Да, ничего, – махнул я рукой, и мы пошли в дом.
На кухне нас ждал горячий пирог.
Мария суетилась вокруг стола, расставляя приборы. Кажется, её совсем не волновало, куда делся Никас.
– Жрите, гости дорогие, – сделала она гостеприимный жест, указывая на стол, где дымился румяный пирог.
– С чем? – потёр руки Сом, усаживаясь за стол.
– С сёмгой и рисом.
– А йад?! – спросил Вася.
– Я туда плюнула, – пояснила Мария.
– Врёт! – вмешался в разговор Прохор. – У тёти Маши слюны нет.
– Проша! Живой?! – всплеснула руками Мария, только сейчас заметив мальчишку. – А я тут думаю, на сколько кусков пирог резать?
– А вы его не режьте, тёть Маш, я целиком сожру.
Все дружно захохотали, а Ирма Андреевна распорядилась:
– Ребёнку молока, супа горячего и куриную грудку! – Она беспрестанно щупала Прохора, оглаживала и целовала в макушку. – Тебя кормили, сынок? Поили?
– И клизмы ставили, и сказки на ночь рассказывали, – хмыкнул ребёнок, залезая на стул. – Мам, ну что ты как дурочка? Раз я живой до сих пор, конечно, меня кормили и поили. Другое дело – чем. Говном всяким.
– Прохор! – выпучила глаза Ирма Андреевна. – Как ты разговариваешь?
– Как все нормальные люди, мама.
Ирма подавилась куском пирога и так закашлялась, что из глаз у неё брызнули слёзы.
– Я его этому не учил, – поспешил оправдаться я, но Громова замахала руками, давая понять, что не подозревает меня в знании слова «говно».
Мария поставила перед Прохором тарелку с супом и цыплёнка с овощами. Прохор накинулся на еду, поочерёдно хлебая суп, хватая руками овощи и кусая пирог. Он так и сидел – в одних трусах, тощий, с грязными руками и чумазым лицом. Никто не подумал его умыть и одеть. Я вспомнил, каким увидел его впервые и громко заржал.
Все уплетали пирог, а я ржал, не в силах остановиться. Наверное, это была истерика, и Мария, поняв это, треснула меня по голове поварёшкой. Элка молча пожала Марии руку, а я подумал, что жить вместе с Бедой – преждевременное решение.
– Сюсечка, – со слезами на глазах погладила Ирма по голове Прохора. – Мусюсюсечка… Маленький мой, милый, родной….
– Мамуль, я понимаю, что у тебя стресс, но если ты ещё раз назовёшь меня мусюсюсечкой…
– То что? – умильно пропела Ирма Андреевна. – Что, мой родной?
– Я сяду в поезд и уеду в дальние страны.
– Глеб Сергеевич, скажите ему! – подскочила Ирма.
– Цыц, – приказал я Прохору.
– Вот поймают тебя злые туристы и на органы разберут, – погрозила пальцем Мария.
– Я туристов сам на органы разберу, – буркнул Прохор с набитым ртом. – Тушёнку из органов сделаю и на рынке продам.
– Глеб Сергеевич, скажите ему… – простонала Ирма.
– Прохор! – заорал я.
– Что?
– Цыц!
– Это вы мамке «цыц» скажите, заколебала она меня!
– Глеб Сергеевич! – взвизгнула Ирма. – Скажите ему!
– Как ты с матерью разговариваешь?! – вскочил я.
– Как вы меня учили, так и разговариваю.
– Я тебя этому не учил, – опешил я.
– А кто говорил, что взрослые – те же дети, только гораздо дурнее? Да если б не я, мамка без своих драгоценностей бы осталась! Я цацки у Линды с….дил и в «Волге» под сиденье спрятал.
– Что ты сделал? – шёпотом переспросила Ирма.
– С….дил.
Ирма молча протянула мне руку. Я понял её с полувзгляда, вытащил из штанов ремень и вложил его в дрожащую от гнева ладонь.
Ознакомительная версия.
