Он внимательно посмотрел на нее и сказал только одно слово:
— Верю! — и, помолчав, добавил: — Вот, значит, почему у вас такие глаза. То-то вы их за очками прячете… — и, резко меняя тему, спросил: — Что же мы с вами делать будем? Ведь нельзя же это все так оставить? Да и понять я хочу, зачем ей все это понадобилось?
И Власов начал гладить Ваську, который довольно замурчал.
— Знаете, Леночка, — сказал он. — А ведь кошки самой природой созданы для того, чтобы мы, люди, могли рядом с ними душой отдохнуть. Даже собака не может успокоить так, как тихое, уютное урчание такого вот пушистика.
— Очень хорошо это знаю, Александр Павлович и, как вы могли понять, на собственном опыте, — чувствуя, что он уже немного отошел, я налила ему кофе и закурила. — Есть только один человек, который, если захочет, конечно, сможет вам все объяснить. Это он все время, и теперь я понимаю почему, меня исподволь подталкивал, чтобы я Добрыниной занималась. — Для меня действительно уже не осталось тайн в поведении Матвея, и я еще раз подивилась тому, что он видит людей насквозь. Он понял мой характер и то, что чем больше у меня на пути препятствий, тем с большим упорством я буду идти к своей цели.
— И кто это? Наверное, тот самый дядя Павлик? Мне почему-то кажется, что это именно он, — заинтересованно спросил Власов, прихлебывая кофе и тоже закуривая.
— Он самый. Он ради ваших сыновей на умышленное убийство пошел, чтобы раз и навсегда защитить их. За это и в «малолетке» четыре года отсидел. Он и Нату с Татой от Добрыниной спас, устроил так, чтобы Лидия Сергеевна их опекуном стала. В его доме она со своей мамой сейчас и живет. Любит он ее беспредельно. Если бы не она, еще неизвестно, как его жизнь сложилась бы, когда у него отец умер и он с такой матерью остался, что лучше бы ее вообще не было. — Вот так коротко и быстро я описала Власову, с каким человеком ему придется встретиться.
— Да, — задумчиво протянул Александр Павлович. — А я думал, что таких людей больше на свете нет, что ушло уже их поколение. А сколько ему лет?
— 33 года исполнилось. Ну, что, будем звонить?
— А если он не захочет со мной встретиться? Что тогда? — с тревогой спросил Власов.
— Тогда — ничего. Это не тот человек, которого можно заставить сделать что-то против его воли. Но я попробую его уговорить, — сказала я и стала набирать номер офиса Матвея.
Не знаю, какие инструкции он дал насчет меня, но, когда я представилась, мне вежливо сообщили, что он дома, за городом.
— Павел Андреевич, — сказала я, когда, наконец, услышала в трубке его голос, — это…
— Добрый день, Елена Васильевна. Насколько мне известно, вы все-таки добились своего, поздравляю, — он говорил это совершенно серьезно, без малейшего намека на насмешку.
— Спасибо, Павел Андреевич. У меня к вам большая просьба: рядом со мной сейчас Власов, не могли бы вы с ним встретиться? Дело в том, что он теперь знает абсолютно все, но есть один невыясненный вопрос, на который, как мне кажется, можете ответить только вы. — Я с замиранием сердца ждала, что он скажет. Чего греха таить, мне самой было очень интересно узнать, зачем Катька убила дочь Власова.
— Вы приедете вдвоем или втроем?
Матвей ничего и никогда не говорит зря, значит, для него это имеет значение.
— А как бы вам хотелось, Павел Андреевич? — спросила я. Если он скажет втроем, то я Катьку свяжу по рукам и ногам, но привезу. А Власов мне еще и поможет.
— Я думаю, что чем больше компания, тем лучше. Приезжайте к пяти часам, если это всех устроит. — Попробовала бы я сказать, что мне это неудобно.
— Спасибо за приглашение, мы обязательно будем.
Я посмотрела на часы — было около трех, у нас еще уйма времени.
— Ну? — возбужденно спросил меня Власов. — Что он сказал?
— Чтобы мы втроем приезжали к пяти. Как вы думаете, Александр Павлович, Добрынина согласится ехать добровольно или ее придется нести завернутой в ковер, как полонянку? Если второе, то берите стул и лезьте на
антресоли. Есть там у меня подходящая тряпочка, как раз для подобного рода грязного дела сгодится.
— Еще трудиться? Да я ее на пинках понесу! — Власова охватило какое-то лихорадочное возбуждение, и, чтобы немного успокоиться, он опять закурил.
— Неужели вы, наконец-то, поняли, что она абсолютно здорова, нет у нее никаких болячек, даже несерьезных?
— Леночка, у каждого человека наступает возраст, когда ему хочется о ком-то заботиться, холить, лелеять, баловать. Подозревал я, что она, скажем так, кокетничает, но… Я жалел ее, хотел возместить то, что она недополучила когда-то. Да и свято верил в то, что она меня любит, — он снова резко сменил тему и сказал: — Ладно, если нам поставили такое условие — приехать втроем, то мы втроем и приедем. Чего бы это ни стоило.
— Знаете, Александр Павлович…
— Лена, давай на «ты», — грустно улыбнулся Власов. — Уже за одно то, что ты мне на эту тварь глаза открыла, можешь звать меня хоть Шуркой.
— Ну, Саша, если ты настаиваешь… Так вот, мне кажется, что… Слушай, а как ее лучше звать, Злобновой или Добрыниной?
— О, Господи! Ну, что за мысли тебе в голову лезут в такой момент? Зови Катькой.
— Ладно. Так вот, лучше, чтобы она не догадалась, куда мы поедем. Ей, когда она замужем за профессором Добрыниным была, приходилось с Павлом Андреевичем сталкиваться. Если она насторожится, то может отказаться ехать, не тащить же нам ее в самом деле силой. Надо что-нибудь придумать, — и я с надеждой посмотрела на него.
— Вот ты и думай, — мгновенно отреагировал Власов. — Как выяснилось, ты ее лучше меня знаешь.
— Тебе деньги на фильм какой-нибудь нужны? — подумав, спросила я. — Он, правда, такими вещами не занимается, но она-то знать этого не может, так что давай попробуем.
— А что, идея! — подхватил Власов. — Скажу, что есть потенциальный спонсор для нового фильма, пригласил переговорить и попросил быть с супругой. Как? — и, немного помявшись, спросил: — Лена, а у тебя того коньяка не осталось, для поднятия жизненного тонуса, так сказать?
— По-моему, нормально, — согласилась я и полезла в бар за бокалами и бутылкой. — Саша, принеси из холодильника лимон, если тебе не трудно, — и Власов, очень аккуратно опустив Ваську на диван, пошел на кухню. — Слушай, — громко сказала я, так, чтобы он меня там услышал. — А ты действительно собирался на ней жениться? Ты же сам сказал, что «мы теперь в двойном родстве». Я правильно поняла?
— Тебе обязательно нужно соль на рану сыпать?! — взъярился он, появляясь в дверях с лимоном в одной руке и ножом в другой. — Тем более такую крупную и ядреную?! Ну, был такой разговор у нас с ней! Был!.. Она в очередной раз за сердце хваталась, вот и заявила, что нам зарегистрироваться надо. А то она умрет, и все прахом пойдет, это она о библиотеке своей, ну, и всем прочем: посуде черт его знает каких времен, ложках-плошках серебряных…
— Да ладно тебе. Ты с ножом-то поосторожнее, — я кивнула на его руку. — Я о другом подумала. Сколько бы ты после этой регистрации прожил? Тут даже причин для сердечного приступа придумывать не надо — не пережил смерти дочери, вот и все. Говори откровенно, что у тебя есть? Она ради тебя опять в моль бледную превратилась, дочь твою убила. Думай! — потребовала я.
— Не знаю! — огрызнулся Власов. — Пока ты там на кухне с кофе возилась, я тут все передумал, что только можно и нельзя. Нету причин!
— Есть, — уверенно заявила я. — Есть. Только мы о них пока не знаем, — и, взяв бокал, сказала: — Ну, давай, Саша, за удачу! Она дама капризная, но, как все женщины, мужчин любит. Будем надеяться, что тебе повезет!
— Нам! — поправил меня Власов. — Не мне, а нам!
В отеле, в холле я подвела Власова к киоску «Роспечати», купила яркий журнал с его большой фотографией на обложке — это была телепрограмма передач на следующую неделю — и, повелительно ткнув пальцем в свободное от текста место, сказала:
— Пиши под мою диктовку…
Он удивленно на меня уставился:
— Вроде и выпили-то всего ничего, а ты уже буянишь.
— Пиши-пиши, а то действительно начну. Значит, так: «Уважаемой Ирине Валентиновне с глубокой благодарностью за помощь». Написал? Подпишись и поставь число. А теперь пойдем букет покупать.
— Лена, — осторожно спросил меня Власов. — А ты уверена, что коньяк был качественный? Что-то некоторая странность в тебе наблюдается, ты не находишь?
— Саша, я похожа на Геракла? Думаю, что не очень. Ты как считаешь, я могу все сама делать, везде успевать?
— Можешь! — уверенно сказал Власов. — Я уже понял, что ты все можешь!
— Спасибо за комплимент. Но и букет, и журнал ты, поднявшись на третий этаж, вручишь дежурной по этажу Ирине Валентиновне. Что тебе еще непонятно?
— Обложила, значит, Катьку? Ну и хватка у тебя, Лена! Мертвая! — и он покачал головой.
