Авраам встретил взгляд противника без страха.
Его морщинистое лицо, тускло озаренное пламенем свечей, казалось вырезанным из темного дерева. Морщины на лбу пришли в движение, и старик проговорил:
— Мы продолжим. Карты сказали еще не все.
Он произнес несколько слов на древнем гортанном языке, на мгновение прикрыл глаза, сделавшись еще больше похожим на изваяние. Затем он открыл глаза, улыбнулся странной улыбкой и снова принялся тасовать карты.
Опять две стопки легли рядом на стол.
Но на этот раз две верхние карты из правой колоды раскрылись сами собой — третий Аркан, Императрица, и восьмой — Правосудие.
Величественная женщина, восседающая на троне. Богатые парчовые одежды, золотая корона, символы власти в руках.
На второй карте — Фемида с весами в одной руке и карающим мечом в другой.
В комнате стало немного светлее.
Возле дальней стены возникли две светящиеся фигуры, словно облаченные в золотое сияние — молодой красавец-лейтенант в нарядном желтом костюме, расшитом золотом, и маленькая женщина с личиком колдуньи и растрепанными волосами, облаченная в пышное золотистое платье…
— Вот как! — воскликнул Черный Человек. —Ты раскрыл сразу две карты, две свои самые сильные карты, старик? Но и это тебе не поможет!
Он произнес несколько непонятных слов, схватил верхнюю карту из левой стопки и бросил ее на стол.
Карта перевернулась, открыв тот же сгорбленный скелет, ухмыляющийся череп тринадцатого Аркана…
— Одной и той же картой бьешь ты все мои… — негромко проговорил Авраам. — Одной и той же…
— Что делать, если она выпадает мне раз за разом, и если это — самая сильная карта? словно эхо, откликнулся Черный Человек. —Все карты этой колоды трепещут перед ней! Кто устоит перед Смертью? Отшельник и Император, Папа и Маг, все в ужасе ждут ее! Ни Правосудие, ни Ангелы, ни Звезды заодно с Солнцем — ничто не устоит перед ее властью! Ну что, старик, ты смиришься, наконец, со своим поражением?
— Постой, — прервал его Авраам. — Разве ты не видишь, что на этот раз твоя карта не сыграла?
Мем удивленно взглянул на стол.
С раскрытыми картами ничего не происходило. Императрица и Правосудие взирали перед собой с прежним величественным спокойствием. И две золотистые фигуры возле стены ничем не выказывали страха или трепета.
Зато со скелетом на тринадцатой карте происходило что-то странное. Он дрожал, стуча всеми своими костями, словно чего-то или кого-то панически боялся. И ухмылка черепа была теперь не издевательской, а жалкой и напуганной.
— Что это? — раздраженно проговорил Черный Человек. — Старик, что ты затеял? Ты знаешь, что в этой игре нельзя передергивать!
— Нельзя, — кивнул Авраам. — Карты сами решат, как лечь! И мы с тобой здесь бессильны!
Вдруг третья карта с правой стороны слетела на стол рядом с первыми двумя, частично накрыв тринадцатый Аркан Смерти.
На ней был нарисован человек в пестрых лохмотьях и дурацком колпаке.
Нулевой Аркан. Безумец.
— Имя его — Шин! — торжественно произнес Авраам. — Тайное значение в книге Сефирот — Стрела. Число его — ноль, ибо он — Ничто, Абсолют, Первопричина, То, с чего все началось и чем все закончится! Суть его —Подлинная Реальность! Это — поистине самая сильная карта среди Старших Арканов, и она бьет твою!
Скелет на тринадцатой карте задрожал еще сильнее и вдруг рассыпался на тысячу крошечных кусков.
В комнате стало светлее, и две сияющие фигуры у стены выступили вперед.
А позади них появилась третья фигура, неразличимая.
— Кто это? — в гневе выкрикнул Черный Человек, вскочив с кресла. — Кого это ты ввел в игру, старик, утаив его от меня?
— Ты проиграл, Мем, — отозвался Авраам, подняв голову и положив на стол тяжелые старческие руки. — Твоя единственная карта бита, а другой у тебя нет и не будет! А кто мой неизвестный игрок.., со временем ты узнаешь!
Мем бросил на него полный ненависти взгляд, запахнулся в свой черный плащ и шагнул к двери.
— Помни! — бросил вслед ему Авраам. —Пока картина не покидает прежнего места ты бессилен.., но даже если это произойдет, если она отправится в путешествие — ты видел мои карты и знаешь, что тогда произойдет!
Свечи на столе запылали гораздо ярче. Золотистые призраки у стены растаяли, как тает туман на рассвете. Только резные маски зверей и мифических чудовищ проводили Черного Человека скрипучим издевательским смехом.
* * *
Этот район редко посещали туристы. Мрачные приземистые дома занимали, должно быть, какие-то склады, по крайней мере, вид у них был совершенно нежилой. От грязного канала, по которому плыли апельсиновые корки, пустые пластиковые бутылки и прочий мусор постиндустриальной эпохи, поднимался клочьями серый зловонный туман, с которым не мог справиться неяркий солнечный свет, время от времени пробивавшийся в разрывы туч.
Многие из зданий на этой улице явно в ближайшее время должны были пойти на снос — все жители заблаговременно выехали из них и вывезли свои вещи, и даже окна были по большей части разбиты.
Таким оказался и нужный дом под шестнадцатым номером — пустой, с выбитыми окнами и болтающейся на одной ржавой петле обшарпанной дверью.
Старыгин осторожно толкнул эту дверь и вошел внутрь.
Он оказался в полутемном захламленном холле. Под ногами хрустели битые стекла и белели клочки разорванных бумаг. В проемы выбитых окон лился тусклый сероватый свет, и в потоках этого света кружились столбы пыли.
В дальнем конце холла послышался какой-то шорох.
Старыгин вгляделся в темный угол и увидел крупную крысу, которая сидела на задних лапах, поводя носом, и удивленно разглядывала человека, вторгшегося в ее владения.
Старыгин поднял с пола пустую картонную коробку и запустил в крысу. Однако наглый грызун не принял эту угрозу всерьез и не спеша удалился по своим неотложным делам, сохраняя достоинство и аристократическое высокомерие.
Старыгин медленно пересек мрачное пустое помещение. Перед ним оказалась полукруглая арка, за которой начиналась ведущая вниз крутая лестница. Дмитрий Алексеевич начал медленно спускаться по ней.
Снизу тянуло сыростью и холодом. Казалось, он спускается в глубину кладбищенского склепа, больше того — спускается в глубину времени, в глубину далекого прошлого. С каждым шагом вокруг становилось все темнее. К счастью, Старыгин догадался взять с собой фонарь, и теперь он светил на выщербленные ступени перед собой, иначе наверняка переломал бы ноги.
Он спускался все глубже и глубже.
Если эта лестница вела в прошлое, то — в далекое прошлое, на сотни лет назад. Старыгин уже потерял счет ступеням, а они все не кончались.
Но все в жизни кончается, и наконец лестница кончилась, уткнувшись в глухую оштукатуренную стену. Старыгин остановился в растерянности: дальше пути не было. Под ногами валялся битый кирпич и все те же осколки стекла.
Он осветил преградившую дорогу стену. На сырой серовато-желтой штукатурке в круге яркого электрического света проступил странный коричневатый рисунок, полустертая фреска. Старыгин вгляделся в это изображение и узнал схематические очертания Европы. Итальянский сапог, Британия, извилистая береговая линия, условно намеченные кровеносные сосуды рек.., фреска представляла собой карту Европы, на которой были отмечены главные города. Скорее всего, это была карта Европы четырехсотлетней давности, времен Рембрандта.
Старыгин поднял фонарь, осветив верхнюю часть карты.
Северная Европа… Скандинавия… Фландрия… Голландия.., крупным кружком изображен Амстердам…
И там, над Амстердамом, над самой картой, был помещен хорошо сохранившийся рисунок, не имеющий, казалось бы, никакого отношения к географии. Взявшиеся за руки мужчина и женщина в развевающихся одеждах.
Рисунок показался Старыгину удивительно знакомым.
Ну да! Конечно! Это же шестой Аркан Таро, Влюбленные!
Старыгин почувствовал, как его сердце взволнованно забилось. Он на правильном пути!
Если до этой минуты он не был уверен, что направился по верному следу, то теперь всякие сомнения отпали. Карты Таро, точнее, Старшие Арканы, отмечали каждый шаг его погони за пропавшим полотном Рембрандта. И вот — очередной знак…
Но как расшифровать этот знак? Что хотят ему сказать Влюбленные?
И при чем здесь карта Европы? Неужели путешествие еще не закончено, и ему придется снова пересекать континент в поисках неуловимой разгадки?
Старыгин внимательно вгляделся в рисунок.
Рядом с изображением мужчины и женщины проступали на штукатурке какие-то буквы. Они были почти уничтожены подвальной сыростью и безжалостным временем, но Дмитрий Алексеевич кое-как различил вторую — латинскую "М". Первая буква была почти совсем неразличима, а вот четвертая.., кажется, это "R"! Ну да, конечно! Как он сразу не догадался! AMOR! Любовь!
