На экране появился… гражданин Минеев. Он был без очков, зато в военной форме и вкладывал в декламацию всю душу.
«Это место – карман, и в нем фото невесты», – при этих словах он выдернул из кармана какую-то фотографию и поднял над головой. – «Что в далекой Москве ожидает его!»
Зал зааплодировал.
«Удивительно! Этот ботаник оказался в самой гуще страшных событий, и ему везло: его не тронули Хвосты, для которых пришить человека – все равно что муху раздавить и которые только что совершили кровавое убийство, он привез полицейских в адрес, где они убили одного из Хвостов, Степанов порекомендовал его бывшему свидетелю, и вот он уже выступает со своей фигней на солидных мероприятиях, купается в лучах славы… За это время убили Степанова, Кулькова, стреляли в него самого и, возможно, дострелят через сорок минут, а гражданин Минеев даже не подозревает обо всем этом!»
Потом пела красивая девушка, на которую приятно было смотреть, даже если бы она просто стояла на сцене, потом танцевали целых четыре девушки в солдатской форме, но в коротких юбках, потом начал петь дородный парень в гражданской одежде, но про армейскую службу. Минуты пролетели быстро.
Васильев выключил телевизор, подхватил кейс, вышел, сел в машину, спустился на набережную и через десять минут подъехал к Парамоновским складам. Это были остатки складов известного купца, которые давно пришли в запустение, наполовину разрушились, но, как причисленные к памятникам истории, не подлежали ни сносу, ни реставрации. Они были огорожены забором, обклеенным рекламными плакатами, но Васильев хорошо знал, как туда заходить. Нашел дырку в заборе и проник на заросшую бурьяном, засыпанную битым кирпичом и мусором, дикую территорию.
Сквозь пролом в метровой стене он проскользнул в полутемное, пахнущее сыростью помещение. Подземные ключи затопили нижнюю часть зданий, превратив их в импровизированный бассейн. В нем купались дети из окрестных домишек, некоторые даже прыгали с высоченных стен, поднимая фонтаны холодных брызг. Шаги раздавались здесь гулко и зловеще, отдаваясь эхом в пропитанных историей стенах.
– Ну, принес?
Впереди маячили две фигуры. Это были Корнилов и Гора. Не исключено, что тут скрытно находились еще речпортовские бойцы.
– Принес.
– Неси сюда, – скомандовал Корнилов.
– Я тебе в прислугу не нанимался, – отрезал оперативник. – Ты соображаешь, с кем разговариваешь?
– Соображаю, – сплюнул Корнилов. – С беспредельщиками разговариваю, с крысами. Крыс прижали, заставили наше добро вернуть, а теперь мы должны еще заплатить за эту услугу! За свое платить?! Нет, мы скорей вас налогом обложим!
– Попробуй, – сказал Васильев и поставил чемодан прямо под ноги, в лужу. – Я принес, ты забирай.
Он сделал несколько шагов назад, прижался спиной к холодной влажной стене, чтобы не подкрались сзади, посмотрел влево, вправо… Вроде бы все было чисто. Но это ничего не значило – в любой момент могли появиться еще пять человек, а может быть, они были здесь и целились в него из темноты или с разрушенной стены. Васильев вытащил «Стечкин», аккуратно поставил предохранитель на автоматический огонь, спрятал за спину. Гора подошел, взял чемодан, вернулся к Корнилову. Они раскрыли его, заглянули. На деньгах лежал листок с написанной суммой.
– А где остальное? – угрожающе спросил Корнилов.
– Не знаю, спрашивайте у того, с кем договаривались. Я только принес.
– Так мы и с тебя спросить можем, – оскалился Корнилов, и Гора тоже недобро заулыбался. Оперативник почувствовал, что это правда. Если его сейчас убьют, то жизнь полицейского станет довеском к недостающей сумме, и такой компромисс примут обе стороны!
– Попробуйте! – Васильев поднял «Стечкин», а левой рукой извлек «ПМ». Черные зрачки стволов выжидающе уставились на бандитов. – Давайте, может, и получится! Но вас я точно положу, и еще человек шесть. А может, и больше!
Оперативник говорил твердо и уверенно, страха в голосе не было. И он действительно не боялся, как человек, стоящий на узком карнизе десятого этажа, когда бояться некогда – чтобы спастись, надо действовать!
И Корнилов это почувствовал. Он знал, что с операми иметь дело сложно. Обычно их не запугаешь. Вон, этот бес Коренев сколько раз являлся на стрелки с гранатой и кольцо вытягивал! И сам был готов подняться на воздух, и всех, кто вокруг, прихватить! Псих конченый! Да и Терминатор из той же породы… С двумя пушками он тут дров наломает! А уж их-то с Горой точно уложит!
Пауза затягивалась.
– Сейчас ты нам не нужен, – наконец, сказал Корнилов. – Иди. Наши старшие будут решать. Если решат тебя валить, так завалим. Скажут твоих начальников валить – и они никуда не денутся.
– Смотри, как бы тебя раньше не завалили, – сказал Васильев и попятился, чтоб не поворачиваться спиной.
У выхода он осмотрелся, но не заметив никакой опасности, выскочил вначале в заросшее бурьяном и заваленное битым кирпичом пространство, а потом, сквозь в дырку в заборе – на набережную. Напротив стоял джип с опущенными стеклами, из-за которых неслась музыка и выглядывали два речпортовских бойца. Однако никто из них не сделал попытки помешать Васильеву. Тот сел в свою машину и уехал.
* * *
Козубов не уходил, ожидая информации о том, как прошел возврат.
Минуты тянулись долго. Наконец, в дверь постучал Синеватый.
– Ну, что? – поднял брови генерал. – Передали?
– Передали, Виктор Владимирович.
– И как?
– Недовольны были, – сказал Синеватый. – Грозились моему оперу.
– Ну, и что? – поинтересовался генерал.
– Ну, Васильева-то голыми руками не возьмешь, потому и ушел. А другой бы, может, навсегда там остался.
Козубов вздохнул.
– Ну, ладно, иди, – и когда полковник обернулся, спросил в спину:
– Вы-то все свое отдали?
– Что было, то отдали. А что не нашли – где мы возьмем?
– Ну, хорошо, свободен.
«Недовольны, значит… Ясное дело! Кто будет доволен, если у него такие деньги слижут? Лоханулся я с этим делом, ох, лоханулся!»
Козубов ходил по кабинету, как тигр по клетке. Он понимал, что нарушил условия, озвученные Окороком. А это значит, что совместные дела, скорее всего, они уже вести не будут. И вилла в Ницце стала медленно таять, как мираж на заходе солнца.
«Хотя, если особо не шиковать, не дворец покупать, а обычный домик, то мы и сами заработаем, – успокаивал он себя. – Что мне Окорок? Кто он такой? Сюда он не дотянется. Да и местная уголовная шелупень на генерала руку поднять не осмелится – все сразу на защиту встанут. Тем более, что эти «все» как раз таки деньги и не отдали, и даже не узнали про возникшие у нас проблемы. И они должны это оценить! Хотя особо надеяться ни на кого нельзя…»
Певучая трель прервала его размышления. Это не обычный телефон, а «BlackPhone». И звонить по нему мог только один человек. Генерал взял трубку.
– Слушаю, Георгий.
– Витя, так серьезные дела не делаются, – послышалось в трубке. – Мы же договорились – надо отдать!
– Так мы и отдали.
– Огрызок отдали, половину. Кто вторую половину добавит? Я, что ли?
– А кто, я? – повысил голос генерал.
– Конечно! Твоя сторона – твоя вина, твой вред, значит, ущерб на тебе! Ты что, такой бедный, что не мог доложить паршивые полтора «лимона»?
Начальник УВД вздохнул.
– Знаешь, Георгий, когда дела делают, то на прибыль рассчитывают, а не на то, чтобы свою казну раздербанить и с голой жопой остаться.
– Жопа тут не главное, – сказал Окорок. – Главное – это слово держать! Главное – это честь сохранить!
– Про честь говорить не будем, – раздраженно ответил Козубов. – Что было, то отдал, что нет – извини. На порошке эту разницу легко восстановят.
– Ну, смотри, Витя… Сам понимаешь, каждый баран за свою ногу висит. Так мне когда-то оперки твои говорили, когда почки опускали. Да ты и сам так говорил и тоже по почкам прохаживался… Все восстановят, это верно. Из общака ни копейки, ни доллара, ни евро не пропадает! Знаешь, почему? Потому, что руку, которая туда влезла, тут же отрубают!
