Все эти годы гора ждала ее. Даже ребенком она чувствовала ее злые намерения и знала, что она выжидает подходящего момента. Она могла быть страшной и внушать благоговение, жестокой, подобно старым злым богам, правившим ею с далеких времен, которые могли быть удовлетворены только тогда, когда на черные камни проливалась кровь.
Она скрестила руки и, плотно обхватив себя за плечи, покачивалась взад и вперед. Это место как нельзя более подходило для игры воображения. Если она будет тихо стоять на месте, ничего плохого с ней не случится. Только собственная память может подвести ее и принести ей страдания. Она находилась в оцепенении и предельном напряжении. Было бы вполне естественным, если бы ее мысли взбунтовались и вышли из-под контроля. Но не все. Кое-чем она все еще владела. Она взяла себя в руки, успокаивая разбушевавшиеся нервы, и попыталась успокоиться.
Она должна думать только о насущных вещах, о своих непосредственных потребностях и безопасности. Она должна радоваться, что резкие порывы ветра, сменившие теплый дневной воздух, проносятся над ней, — а не ударяют прямо в уступ. На ветру ей пришлось бы значительно труднее. Сейчас она жалела, что не выпила весь чай и не доела хлеб. Жалела об остатках обеда, выброшенных сегодня на границе Кейпа. Еда укрепила бы ее перед длинной ночью. Но лучше не думать об этом.
Нащупав часы, она обнаружила, что стекло разбито и одна из стрелок отсутствует. Но это было безразлично, все равно ей не видно циферблата, а кроме того, постоянное слежение за временем только удлинит ночь.
Что сейчас делает ее отец? А Джон Корниш? Мысль о Джоне укрепляла ее стойкость. Он наверняка пойдет ее искать, когда узнает, что она не вернулась, и, должно быть, поднимется сюда. Эта мысль поддерживала ее силы. Утром он поднимется на гору и найдет ее здесь. Она должна только дождаться.
Ее тело болело и ныло от усталости. Нужно было отдохнуть. Если ей удастся уснуть, уняв чувство дискомфорта, и проспать до утра, то это существенно облегчит ее положение. Она осторожно начала ощупывать покатый уступ, собирая острые камешки, которые могли впиваться в тело. Сначала она бросала их за край уступа, но получался неприятный звук, когда далеко внизу они падали на каменистые склоны. Тогда она стала складывать их в кучу. Здесь, по крайней мере, было место, покрытое землей, и ее постель не будет состоять из голых камней. Положив себе под голову кожаную сумочку вместо подушки, она завернулась в пальто, подняла воротник и свернулась калачиком на уступе. Сейчас она была рада, что надела два свитера. Вечер стал очень холодным и, возможно, будет еще холоднее.
Некоторое время она лежала тихо, прислушиваясь к ветру, ее глаза были открыты и смотрели в темноту. Голуби Кейптауна утихли на ночь, шум городского транспорта уменьшился и отдалился. Один раз она услышала звук автомобиля и, приподняв голову, увидела свет фар, двигавшийся вдоль длинного подъема магистрали по направлению к Сигнал-Хилл, где она проезжала вместе с Джоном — так давно! Голова Льва черной шишкой вырисовывалась на фоне неба. Она пристально смотрела на нее, пока не задремала.
Она спала урывками: просыпаясь, погружаясь в дремоту, попадая в обиталище кошмаров, снова просыпаясь ценой невероятных усилий только для того, чтобы обнаружить, что вокруг по-прежнему ночь и ничего не изменилось.
Ей показалось, что прошло немного времени, когда она почувствовала изменения в небе над головой. Под нею огни Кейптауна были по-прежнему яркими, немигающими и по-ночному редкими. Но над головой не было видно ни звезд, ни взошедшей луны. В воздухе чувствовалась сырость, и когда она стала вглядываться в пространство над собой, то увидела что-то белое и аморфное, обволакивавшее, подобно дыму, кромку каменной скалы. На гору опустились облака, и это заставило ее окончательно проснуться.
Вид стелющегося тумана встревожил ее. Одно дело темнота, и совсем другое — облачная пелена, которая могла полностью скрыть гору. В тумане не было надежды уйти отсюда, не было надежды быть найденной. Туман мог продержаться несколько дней, и тогда никто не найдет ее.
Напуганная, она встала и, вспомнив, как хорошо распространяется звук по вершине горы, стала звать на помощь. Дэрк говорил, что люди, которые содержат чайную, живут здесь наверху все время. Быть может, они услышат ее из своей ниши на том конце горы. Но туман, впитывая звук ее голоса, подобно промокательной бумаге, изменял его до неузнаваемости.
Теперь она поняла, что не должна оставаться здесь Наверное, облака еще не совсем сгустились на вершине. Здесь, на уступе, туман, сползший с вершины, был еще прозрачным, как тонкая вуаль. Пути вниз по отвесным стенам не было, следовательно, она должна подняться вверх, как поднялся Дэрк. Если он смог это сделать, то сможет и она, ведомая волей и крайней необходимостью.
Ее первая попытка пойти на приступ скалы была глупой и необдуманной. Она бросилась на нее в надежде вскарабкаться, цепляясь пальцами, но только еще больше поранила себе руки и не нашла ни малейшего выступа, за который можно было бы уцепиться. Она поняла, что таким образом ничего не добьется, и, вернувшись назад, более тщательно обследовала свою позицию. Дэрк поднимался по крайней мере при тусклом свете. Сейчас света не было вообще. Ей придется находить путь на ощупь с помощью рук, пальцев, носков ног. Она прислонилась к наклонной скале и вытянула вверх руки так далеко, как только могла, но не достала до края плоскости вершины. Однако, если бы она смогла подтянуться вверх хоть немного, до края можно было бы дотянуться. Крайние камни могли бы послужить ей точкой опоры. Осторожно, стараясь быть терпеливой, она стала шарить руками по поверхности скалы в пределах ее досягаемости, затем, передвинувшись немного вдоль уступа, повторила это снова. Наконец на большой высоте, до которой она с трудом дотягивалась, ей удалось нащупать неровный выступающий камень, а ниже находился крошечный уступчик, на который можно было поставить ногу, но который был расположен слишком высоко для нее. Она не могла ухватиться за камень и воспользоваться шансом, который он давал, не могла дотянуться до него.
Но путь наверх был найден. И надо было воспользоваться им. На это нужно было направить всю свою изобретательность. Пришло время использовать всю фантазию и все воображение. Она повернулась спиной к скале и прислонилась к ней. С возросшей тревогой она заметила, что туман сгущается и огни Кейптауна потускнели. Сбывались ее самые худшие опасения.
Ее нога наткнулась на сумочку, наклонившись, она подняла ее и перекинула ремень через плечо. Внезапно к ней пришло решение. С нетерпением она встала на цыпочки и дотянулась рукой до выступавшего неровного края. Нащупав его, она встала под ним и свернула ремень своей сумочки в петлю. Затем она, неловко подпрыгнув, попыталась накинуть петлю на камень. С третьей попытки это ей удалось — петля надежно зацепилась за шершавый камень.
Ухватившись обеими руками за ремень, она подтянулась, молясь, чтобы кожа выдержала ее вес. На удивление легко она сделала несколько шажков и достигла крошечного уступчика, на который можно было упереться ногами.
Держась одной рукой за петлю, она другой нащупала край вершины. Теперь больше не было необходимости в ремне. Она закинула сумочку на вершину над своей головой и, сделав оставшиеся несколько шажков, запыхавшись, вползла на плиту. Она снова была на вершине горы.
Некоторое время она лежала на холодном камне, отдыхая и восстанавливая дыхание. Затем она отползла от края в безопасное место и, встав в углублении между камнями, огляделась вокруг, чтобы составить план действий. Теперь наверняка можно было добраться до чайной, где можно получить помощь и найти телефон. Только бы отыскать дорогу.
Только бы.
Она никогда не видела такого плотного тумана. Нигде не было видно огней. Стояла жуткая тишина. Перестал даже дуть ветер, который принес холодный воздух и, смешав его с теплым, создал этот тяжелый туман. Нельзя было рассчитывать, что гора скоро очистится от облака. Главное сейчас было сориентироваться. Позади нее был Кейптаун, стало быть, она должна двигаться направо. Если выдерживать более или менее прямую линию, она достигнет желанного домика.
Но в тумане не было ориентиров для того, чтобы выдерживать прямую линию. Двигаясь вперед, она с трудом угадывала путь. Ей приходилось взбираться на камни, обходить их, она часто спотыкалась. Но валуны были очень большие, а те, что она миновала, полностью скрылись в тумане, и через десять минут она поняла, что совсем заблудилась.
Ей стало страшно. Поверхность вершины была настолько обширна, что она могла, не ощущая направлений, ходить кругами на протяжении многих дней. И постоянно существовала опасность очутиться на краю пропасти, упасть и на этот раз разбиться. Отчаявшаяся и беспомощная, она уселась на невысокий камень и опустила голову на колени, пытаясь сосредоточиться и молясь, чтобы найти выход. Но на этот раз она не могла ничего изобрести. Ничего не оставалось, кроме как сидеть здесь в ожидании, что пелена станет тоньше и возможность ориентации восстановится. Здесь не было покрытого землей уступа, на котором можно было прилечь. Здесь были только сырые камни, шершавые и пористые на ощупь. Она была затеряна на бывшем дне доисторического океана, и знакомый ей мир перестал существовать.
