— Эй вы, сонные тетери! — заорал на них Днищев. — Отворяйте брату двери…
— А ты кто? — уставились на него лодыри.
— Отец отца Назария, — отозвался Днищев. — Быстренько ключ, и топаем в подвал. Ревизия.
Охранники возражать не стали — клинский разлив делает людей совершенно податливыми и ручными, а ключ нашелся отчего-то в банке с квашеной капустой. Все трое затопали вниз. Сергей решил, вызволив Свету, запереть в подвале обоих молодцев.
Громыхая засовами, отворили дверь, но внутри было так темно, что они чуть не попадали друг на друга. Крохотное оконце вверху женщины предусмотрительно забили соломой.
— Эй! — позвал Днищев. — Есть тут кто живой?
В ответ на это рядом с ним раздался глухой удар кровельного железа, за которым последовало падение тела.
— Кто упал? — спросил Днищев, всматриваясь в темноту.
Еще раз громыхнул железный лист, и на пол свалился второй охранник. Сергей чиркнул спичкой, осветив угол подвала. Перед ним стояла Света Муренова. Она очень похудела, под глазами, горевшими ненавистью и яростью, были темные круги. Поначалу Днищев даже не узнал ее.
— Света? — спросил он. — Господи, как же я рад!
— Вы? — Губы девушки разочарованно поджались. — Так и думала, что без вас ничего не обходится.
Она подала какой-то знак и добавила:
— Ну что ж, я тоже рада…
И в это мгновение кровельный лист, который держали три женщины, опустился на голову незадачливого спасателя.
Глава четвертая
ЗАЛЕТНОЕ ЧУДО В ПЕРЬЯХ
Беглянки под покровом темноты воспользовались лазейкой Семена Пахомыча, добежали до станции, сели в электричку и укрылись в Сергиевом Посаде, где проживала одна из женщин — любительница скоромного, за что и угодила в «хранилище» братства. Однокомнатная квартирка была настолько пуста и бедна, что с трудом отыскалась пара чашек и щепотка чаю. Но эта скромная обитель показалась им раем.
— Все, что здесь было, пошло в братство, — пояснила хозяйка. — Теперь придется заново добро наживать. А ты, Света, молодец, ловко придумала. Как мы всех троих мужичков уложили!
— Светлана у нас вроде атаманши, — согласилась другая. — С виду молодая, а, чувствуется, погуляла в жизни…
— Прожженная, — добавила третья, хотя этот комплимент выглядел несколько двусмысленно.
Но Света и сама сейчас чувствовала себя какой-то иной: более взрослой, опытной, прошедшей нелегкие испытания. Кроме того, она ощущала в себе и дар проповедника, впадающего от самовнушения в необходимый транс и подавляющего тем самым слушателей. Как коварно она сумела убедить всех трех женщин в силе любви и наслаждений, вытащить их из когтей отца Назария! Но, впрочем, эта мысль показалась ей и забавной и пугающей. Ведь в таком случае чем же она лучше рыжего лжепророка? Тревожило ее и странное появление наглого Сергея вместе с охранниками. Откуда он взялся? Или тоже связан с братством, или… явился, чтобы помочь ей? Почему-то хотелось верить в последнее. Как жаль, что она не успела объясниться с ним! Не надо спешить бить кровельным железом по голове, пока не расставишь все точки над «и». В квартире не было телефона, а Света очень хотела переговорить и с родителями, и с Милой Ястребовой. Как они там? Ничего, утро вечера мудренее… Наконец, успокоившись, женщины улеглись на нашедшихся матрацах. И Света тоже уснула, во сне ей почему-то, привиделся Сергей, на шее у которого вместо жабо болтался лист железа, хотя он все равно смеялся, грозя ей пальцем.
Но Сергею, очнувшемуся в третьем часу ночи на земляном полу в подвале, было не до смеха. Он потер затылок, обнаружив большую яйцевидную шишку. Затем начал вспоминать, что с ним произошло и кто его звезданул сзади, пока он разговаривал со Светой. Сергей зажег спичку, осветив рядышком два тела охранников, мирно храпящих. Потом проверил, на месте ли пистолет. Посмотрел на часы. Толкнул подвальную дверь. Хорошо хоть, что его тут не заперли. Поднявшись по лестнице и усевшись на топчан, Сергей закрыл глаза и задумался: куда теперь?
Неожиданно из глубин подсознания в памяти всплыл номер телефона: 123–31–15. Сергей отмахнулся от него, но он зазвенел настойчивым колокольчиком, словно приглашая к началу киносеанса. И теперь от него уже трудно было избавиться. Так продолжалось минут двадцать, и Сергею казалось, что он сходит с ума: проклятый номер не отпускал его ни на секунду. А потом исчез так же внезапно, как и появился. «Что это было?» — подумал Днищев, откинувшись на топчане. После нейролингвистического программирования Рендаля, которое продемонстрировал Карпуньков (уж ему-то, специалисту, можно было верить), Сергею стало чудиться, что и его подвергают какому-то психотропному эксперименту и, возможно, в скором времени он начнет слышать голоса, команды и будет выполнять их… Нет, это слишком невероятно, чтобы быть правдой. Он не должен поддаваться. А как же Рендаль? Разве они сами имели право проводить подобные внушения? Не случилось ли так, что он попал в тот же капкан, приготовленный для эстонца? Но что можно взять с него, изгоя, да еще и преследуемого всеми?
Полежав немного на топчане и расслабившись, Сергей рывком вскочил на ноги и вышел из домика. «Пойти, что ли, к Пахомычу поспать до утра?» — подумал он. В каморке распиловщика еще горел свет, а все окна в желтом доме уже были погашены. Примыкавший к нему сбоку флигель, в котором, по словам Пахомыча, останавливался отец Назарий, был, как ни странно, освещен. «Господи, сделай так, чтобы он сейчас находился там!» — взмолился Сергей, охваченный охотничьим азартом. Он пошел по дорожке к флигелю, с крылечка которого в это время спустился другой человек, двинувшийся ему навстречу. Его длинная ряса волочилась по земле, а рыжая бородка была гордо задрана вверх. Это шагал к узникам «хранилища» отец Назарий, желавший поглядеть на свою жертву — Свету Муренову. Он приехал в общину час назад, успел поужинать и отпустить охранников. На середине дорожки ему встретился человек в смокинге, в котором он не сразу узнал Днищева. А как только разглядел, тотчас же повернулся на сто восемьдесят градусов, прибавив шагу. Но на плечо ему уже легла твердая рука, и вкрадчивый голос прошептал:
— Вякнешь хоть слово — убью! — И Сергей помахал подхваченным с земли поленом.
— Я ничего… здравствуйте, добрый вечер, прошу пожаловать… очень рад видеть, — залепетал отец Назарий. — Как вам у нас, нравится?
— Очень. Особенно подвалы. Так ты, гаденыш, не выпустил Свету?
— Хоть сейчас. Извините, распоряжение запоздало… людишки нерадивые… почта, телефонная связь. Бардак кругом!
— Верно. Большое бордельеро. А ну, ступай! — Сергей подтолкнул его в бок поленом.
— Куда? Я не хочу.
— Да тут рядышком. На лесопилку.
— Зачем?
— Будем кое-что отпиливать.
Схватив отца Назария за шиворот, Сергей потащил его к каморке Семена Пахомыча. Там стоял тяжелый угарный запах, а сам хозяин продолжал созерцать мир в той же позе, в какой его оставил гость. Только количество водки в бутылках поуменьшилось. Побледневший отец Назарий взглянул на поднятую Днищевым бензопилу.
— Снимай штаны, — строго сказал Сергей, включая механизм.
Бензопила коварно завизжала.
— Нет! — выкрикнул лжепророк. — Только не это!
— Да брось ты! Больно не будет. Я же опытный хирург.
Отец Назарий рухнул на колени, забился головой о дощатый пол. Пила продолжала визжать в опасной близости от седалища проповедника, а Пахомыч вдруг вскинул голову, посмотрел вокруг мутным взглядом и громко произнес:
— Ежели так, то оно — конечно, а наоборот — нельзя, свет погасите, олухи! — Голова его вновь заняла устойчивое положение на столе.
Сергей поднес пилу к подушке на топчане, и из нее вылетела куча перьев. Он выключил механизм.
— Раздевайся, — сказал Сергей. — Хватит об пол биться.
Отец Назарий взглянул на него снизу, вывернув шею. Зубы его выбивали мелкую дробь.
— Не буду резать, — успокоил его Днищев. — Мне твоя сутана понравилась.
Проповедник быстро вскочил на ноги, сбросил верхнюю одежду.
— Все снимай. До последней нитки.
Опасливо косясь на бензопилу, отец Назарий начал разоблачаться. Вскоре он предстал перед Сергеем в голом и довольно жалком виде, покрытый рыжеватой шерсткой.
— А куда же ты дел хвост и копыта? — удивленно спросил Сергей. — Странно.
Он отложил бензопилу и, подхватив стоявшее в углу ведерко с дегтем, выплеснул его на отца Назария, окатив того с головы до ног. Потом поднял распоротую подушку и стал осыпать лжепророка перьями, приговаривая:
— Вот так, не дергайся, еще здесь украсим, как в Америке. Ты же любишь Америку? Вот теперь можешь отправляться туда прямым ходом, там тебя примут, а к нам не суйся!
Отец Назарий тихо постанывал, испуганно сверкая глазами. Пахомыч вновь вскинул голову, посмотрел на вывалянного в дегте и перьях гуру и философски изрек:
