– Но, – прервал я его, – если, покупая эту трость, он не имел никакого злого умысла, зачем же в таком случае ему понадобилось преображаться в Дарзака? Надевать непромокаемый плащ, котелок и так далее?
– Да затем, что это было как раз после покушения, и, совершив преступление, он тут же снова принял облик Дарзака, который сопутствовал ему на протяжении всего этого дела, подкрепляя известный вам злой умысел! Вы, конечно, понимаете, что раненая рука сильно смущала его, и, оказавшись на улице Оперы, он вдруг решил купить себе трость и тут же осуществил это решение!.. А было восемь часов! Человек, похожий на Дарзака, покупает трость, которую я вижу в руках у Ларсана!.. А я, я, догадавшись, что к этому времени несчастье уже свершилось, вернее, только что свершилось, и будучи почти уверенным в невиновности Дарзака, я все-таки не подозреваю Ларсана!.. Да, бывают минуты…
– Бывают минуты, – подхватил я, – когда даже самые великие умы…
Рультабий закрыл мне рот рукой. Продолжая расспрашивать его, я вдруг заметил, что он меня больше не слушает… Рультабий спал. И каких трудов стоило мне разбудить его, когда мы прибыли в Париж!
Глава XXIX, ТАЙНА МАДЕМУАЗЕЛЬ СТАНЖЕРСОН
В последующие дни мне представилась возможность снова спросить его, зачем он ездил в Америку и что там делал. Однако он и на этот раз не ответил ничего определенного, и узнал я ничуть не более того, что уже слышал от него в поезде по дороге из Версаля, затем он перевел разговор на другое, и мы стали обсуждать разные стороны этого дела.
Но вот настал день, когда он все-таки сказал:
– Да поймите же наконец, что мне необходимо было установить истинную личность Ларсана!
– Это-то как раз понятно, – заметил я, – но почему вам понадобилось ехать за этим в Америку?..
Повернувшись ко мне спиной, он закурил трубку. Дело, как выяснилось, касалось тайны мадемуазель Станжерсон. Рультабий решил, что разгадку этой тайны, связывавшей каким-то ужасным образом Ларсана с мадемуазель Станжерсон, тайны, никакого объяснения которой он, Рультабий, не мог найти в жизни мадемуазель Станжерсон во Франции, следует искать в жизни мадемуазель Станжерсон в Америке. И он сел на корабль. Там-то Рультабий наконец узнает, кто такой этот Ларсан, и соберет необходимые сведения, чтобы заставить его замолчать… Потому-то он и отправился в Филадельфию.
Итак, что же это за тайна, осуждавшая на молчание мадемуазель Станжерсон и г-на Робера Дарзака? По прошествии стольких лет, да еще после некоторых публикаций в скандальной хронике, к тому же теперь, когда г-н Станжерсон все знает и уже все простил, можно, пожалуй, снять покров с этой тайны. Впрочем, история эта не длинная, зато все станет на свои места, ибо нашлись-таки жалкие умы, во всем винившие мадемуазель Станжерсон, которая в этом мрачном деле всегда была жертвой – с самого начала и до конца.
Начало этой истории восходит к тем временам, когда совсем юная мадемуазель Станжерсон жила с отцом в Филадельфии. Там на каком-то вечере у одного из друзей отца она познакомилась со своим соотечественником, французом, который сумел очаровать ее своими манерами, складом ума, нежностью и своей любовью. Ходили слухи, будто он богат. В скором времени он попросил у знаменитого профессора руки мадемуазель Станжерсон. Профессор навел справки о г-не Жане Русселе и сразу же понял, что имеет дело с мошенником и проходимцем. Так вот этот самый г-н Жан Руссель и был, как вы уже, наверное, догадались, небезызвестным Боллмейером, преследуемым во Франции и укрывшимся в Америке, точнее, одной из его ипостасей. Однако г-н Станжерсон ничего этого не знал, его дочь, конечно, тоже. Но, получив необходимые сведения, г-н Станжерсон не только отказал г-ну Русселю в руке своей дочери – он запретил ему бывать в своем доме. Юной Матильде, сердце которой открылось для любви, ее Жан представлялся совершенством, лучше и прекраснее его не было в целом мире; почувствовав себя оскорбленной, она не стала скрывать от отца своего недовольства, и тот отправил ее немного успокоиться на берега Огайо, к старой тетушке, проживавшей в городе Цинциннати. Но Жан и там отыскал Матильду, и, несмотря на величайшее почтение, которое она питала к своему отцу, мадемуазель Станжерсон осмелилась обмануть бдительность старой тетушки и бежать с Жаном Русселем: оба они были преисполнены решимости, воспользовавшись попустительством американских законов, как можно скорее сочетаться браком. Так оно и случилось. Однако убежали они недалеко, не дальше Луисвилла. И там-то в одно прекрасное утро в дверь к ним постучали. То была полиция, явившаяся арестовать г-на Жана Русселя и не обращавшая внимания ни на его протесты, ни на слезы дочери профессора Станжерсона. Полиция не преминула сообщить Матильде о том, что ее муж был не кто иной, как хорошо, вернее, печально всем известный Боллмейер!..
В совершенном отчаянии после безуспешной попытки покончить с собой Матильда вернулась к тетке в Цинциннати. Увидев ее, та чуть было не умерла от радости. Целую неделю она неустанно всюду разыскивала Матильду и все еще не решалась известить об этом отца. Матильда заставила тетушку поклясться, что г-н Станжерсон никогда ни о чем не узнает. А тетушка, кляня себя за невольное попустительство в столь серьезном деле, разумеется, только об этом и мечтала. Месяц спустя мадемуазель Матильда Станжерсон возвратилась к отцу с раскаянием в душе и сердцем, навсегда закрытым для любви, она желала лишь одного: никогда больше не слышать о своем муже, ужасном Боллмейере, искупить свою вину в собственных глазах и оправдаться перед собственной совестью беззаветным трудом и безграничной преданностью отцу.
Она сдержала слово. Однако в тот момент, когда, во всем признавшись г-ну Роберу Дарзаку и думая, что Боллмейер умер, так как прошел слух о его смерти, она после стольких лет искупления решила даровать себе высшую радость и соединить свою жизнь с надежным другом, судьбе угодно было воскресить из мертвых Жана Русселя – Боллмейера ее юных лет! Тот дал ей знать, что никогда не допустит ее брака с г-ном Робером Дарзаком и что по-прежнему любит ее. Увы, это и в самом деле было так.
Мадемуазель Станжерсон без колебаний доверилась г-ну Роберу Дарзаку; она показала ему то самое письмо, в котором Жан Руссель – Фредерик Ларсан-Боллмейер напоминал ей о первых часах их союза в маленьком, очаровательном домике, который они сняли на время в Луисвилле: «…Дом священника не утратил своего очарования, и сад по-прежнему благоухает». Злодей писал, что он богат, и выражал намерение отвезти ее туда. Мадемуазель Станжерсон заявила г-ну Дарзаку, что, если отец хотя бы заподозрит ее в таком бесчестье, она наложит на себя руки. Г-н Дарзак поклялся, что заставит молчать американца любой ценой, пускай даже ценой преступления. Однако г-ну Дарзаку это было не по силам, и он наверняка потерпел бы неудачу, если бы не этот славный человечек – Рультабий.
Что же касается мадемуазель Станжерсон, то посудите сами, могла ли она противостоять чудовищу. В первый раз, когда после предварительных угроз, заставивших ее держаться настороже, он возник перед ней в Желтой комнате, она пыталась убить его. К несчастью, ей это не удалось. И с той минуты она стала беззащитной жертвой этого человека-невидимки, который мог шантажировать ее до самой смерти, жил у нее в доме с нею рядом, причем она об этом не подозревала, и требовал свидания во имя былой любви. Сначала она отказала ему в свидании, на котором он настаивал в письме, адресованном до востребования в почтовое отделение № 40, что и послужило причиной трагедии, разыгравшейся в Желтой комнате. Затем, получив от него новое письмо, пришедшее по почте и доставленное ей обычным путем в ее комнату, где она едва начинала приходить в себя после первого покушения, мадемуазель Станжерсон снова уклонилась от свидания, запершись со своими сиделками у себя в будуаре. В этом письме злодей предупреждал, что раз она, ввиду ее состояния, не может передвигаться, то он сам явится к ней и будет в ее спальне в такую-то ночь, в такой-то час… и пусть она примет все меры, дабы избежать скандала… Матильда Станжерсон, зная, что от отчаянного Боллмейера всего можно ожидать, оставила в его распоряжение свою спальню… Тогда-то и произошли в загадочной галерее известные вам события. В третий раз она устроила все так, чтобы свидание состоялось. Дело в том, что, прежде чем покинуть пустую спальню мадемуазель Станжерсон в ночь событий в загадочной галерее, Ларсан, как мы помним, написал ей последнее письмо и оставил его на столе своей жертвы; в этом письме он требовал «эффективного» свидания, назначив день и час и пообещав ей вернуть бумаги отца, одновременно угрожая сжечь их, если она снова скроется. Мадемуазель Станжерсон нисколько не сомневалась, что драгоценные документы и в самом деле находятся в руках этого негодяя; он наверняка повторил свою знаменитую кражу, ибо она давно уже подозревала, что тогда, в Филадельфии, именно он при ее невольном содействии похитил из ящиков отца бесценные бумаги… И она достаточно хорошо его знала, чтобы понять: не подчинись она его воле – и от стольких лет работы, стольких усилий и стольких научных надежд вскоре останется один только прах. Поэтому она решила еще раз увидеться с ним, лицом к лицу встретиться с человеком, который некогда был ее мужем, и попытаться тронуть его сердце… Легко догадаться о том, что произошло… Мольбы Матильды, жестокая непреклонность Ларсана… Он требует, чтобы она отреклась от Дарзака… Она говорит о своей любви… И он наносит удар… с мыслью отправить на эшафот другого! Ибо он-то, конечно, хитер и ловок, а маска Ларсана, за которой он надеется скрыться, поможет ему спастись… Так он думает… В то время как тот, другой… тот, другой, и на этот раз снова не сможет сказать, где был и что делал в момент преступления… В этом отношении, будьте уверены, Боллмейер принял все необходимые меры предосторожности… Хотя мысль его, как правильно угадал юный Рультабий, была предельно проста…
