– У меня есть план, который принесет вам, практически безо всякого риска, огромную сумму. Если, чтобы принять решение, вас нужно узнать мою биографию, то я поищу других исполнителей!
– Хорошо, хорошо… – Михаэль поднял руки, шутливо сдаваясь. – Не будем о прошлом! Однако должен предупредить, если ваш план не полюбится мне с первого взгляда, наш диалог сразу закончится. Вам это ясно?!
Лето еще было в самом разгаре. Жаркое и душное, оно редко баловало измученных горожан хотя бы легким дождиком. Те, кто имел возможность уехать из города на это время – уезжал. У большинства такой возможности, разумеется, не было.
Комиссар уголовной полиции Олаф Гролер относился к большинству. Заходя в кабинет, он в первую очередь распахивал шире окно, включал кондиционер на полную мощность и, сняв пиджак, вешал его на спинку стула. Потом располагался за столом и несколько минут мрачно смотрел на календарь на стене. Пытка будет продолжаться еще долго – немецкое лето часто бывает прохладным и дождливым, но если зарядит жара, то надолго. А последние годы в Европе были отмечены небывалыми температурами. Люди мерли, как мухи.
Гролер вздохнул и подумал о хитросплетениях судьбы, которую, как видно, в самом деле угадать невозможно. В детстве мать водила его к цирковой гадалке. До сих пор он так ясно помнил обстановку в вагончике этой странной женщины, что стоило только захотеть – и она представала у него перед глазами в мельчайших подробностях. Гадалка была сухонькой высокой женщиной с темными горящими глазами. Полкомнаты было отделено занавеской, за которой трещала без умолку какая-то птица. А вот предсказания ее запомнились отрывочно, мать сама пересказывала ему их иногда на ночь, вместо сказки. Гадалка обещала ему славу. Клялась, что станет маленький Олаф самым известным человеком в Германии. Почему-то после этого он был уверен, что его место в кино, и почти до самого совершеннолетия планировал податься в актеры. Но потом планы изменились, и похоже, обещаниям гадалки уже не суждено сбыться никогда.
Кабинет комиссара был опрятен и официален, как и его хозяин. Стол содержался в безукоризненном порядке, на стене висели дипломы и аттестаты – все в одинаковых металлических рамках. На Гролере были серый костюм и накрахмаленная белая рубашка – именно так он одевался всегда. И не без оснований он считал, что любовь к аккуратности и порядку была одной из причин его быстрого продвижения по служебной лестнице, вызывавшего зависть коллег.
Однако только на аккуратности далеко не проедешь. Дело с грабителями нужно было закончить быстро и красиво. В противном случае о карьере можно забыть, упаковать все свои бумажки в рамках в картонную коробку и перебраться в отделение дорожной полиции. После стольких лет службы увольнение Гролеру уже не грозило. Но для опытного оперативника подобный поворот карьеры был бы хуже любого увольнения.
Расставшись с новыми знакомыми, я поймала такси. Приезжать на такие встречи на собственной машине казалось рискованным. Поколесив некоторое время по городу, убедилась, что хвоста нет. Сменила машину, некоторое время без всякой цели разъезжала по запруженным улицам и вышла возле одного из супермаркетов. Также безо всякой цели. Но по опыту знала, что стоит оказаться перед витринами, как найдется множество предметов, которые необходимо если не приобрести, то по крайней мере – примерить или посмотреть. Кое в чем я оставалась женщиной, и это радовало. Бодрой походкой направилась к дверям, и в этот момент меня окликнули по имени.
В первое мгновение я подумала, что вижу призрак. Я столько думала о нем, что не удивилась бы, если начались галлюцинации.
– Что ты здесь делаешь?! – спросила я, оправившись от первого шока.
Привлекать внимание не хотелось, поэтому мы пошли, изображая гуляющую пару. Может быть, даже просто знакомых – я не могла себя заставить взять его за руку, пока не буду до конца уверена в том, что меня в очередной раз не предали.
Прикинула, как он мог отыскать меня. Может быть, во мне остался еще один жучок-дублер, которого просмотрели в Эмиратах? А может – эта мысль мелькала и раньше, узнав, что маяк приказал долго жить в Дубаи, Контора быстро отыскала меня там и установила слежку. До поры до времени не приближались, ждали, когда я покину крепость Джавада! Или Штессман всетаки выдал меня Лаевскому?
– Что ты здесь делаешь? – спросила я снова.
– Исполняю обязанность курьера, – сказал он. – После твоего удачного соскока господин Лаевский сильно понизил меня в должности.
– Немец…
– Нет, нет! – замотал он головой, предупреждая следующий очевидный вопрос. – Он ни о чем мне не сообщил, однако я кое-что заметил в его доме. Ты, милая, чересчур сентиментальна, и это тебя может однажды погубить!
В его руке появилась маленькая карточка. Моя фальшивая визитка, которую я изготовила ко встрече со Штессманом. Визитка несуществующего питерского журнала «ANGELICA».
– Хорошая шутка! – Глеб вернул мне карточку, но легче мне от этого не стало. – Но очень неосторожно с твоей стороны.
– Откуда она у тебя? Штессман отдал?
– Послушай, – он стал серьезен, – ты должна мне доверять. Если я отыскал тебя, то только потому, что ты мне нужна. Мне, а не Конторе или лично Валентину Федоровичу. Он и понятия не имеет, что ты сейчас здесь! А карточка… Люди Гюнтера наводили о тебе справки в России и кое-кого побеспокоили из наших общих знакомых. А они на всякий случай сообщили об этом в Контору. А если еще точнее – мне. Это ведь я занимался в свое время операцией по твоему захвату!
– Я помню! – тихо сказала она.
– Прекрасно! Информация дальше не пошла. Я распутал клубок в обратную сторону и вышел на детективное агентство, а через него на самого Штессмана. Да, агентство не разглашает имен своих заказчиков, но ты ведь знаешь, для Конторы нет ничего невозможного! Ну а дальше дело техники – мне удалось даже найти типографию, где ты заказала эти самые визитки. У них остались исходные данные…
Я в это время думала о своем. Итак, Глеб знает, что я побывала в гостях у Штессмана. Вероятно, догадывается, что мы с ним не в «монополию» играли. Ревнует. Это многое объясняет, например его ревнивый взгляд. Что ж, нужно признать, у него есть все основания для ревности. Похоже, своей интрижкой со Штессманом, я поставила под угрозу все свое будущее. Что теперь сделает Марьянов? Сдаст ее, в отместку помучив немного?!
– Я рад… – сказал он. – Рад, что ты жива и здорова! И ты отлично выглядишь! – сказал он.
– Спасибо.
– Я тебя подвезу до отеля.
Отметила про себя машинально, что он в курсе, где я остановилась.
– У меня есть машина. Ты ведь знаешь, конечно.
– Желтый «порш». Приметная машина.
– Зато в самый раз для свободной западной бизнесвумен.
– Занимаешься бизнесом? – спросил он, когда мы уже ехали в его «бумере», взятым в прокат.
– Еще нет, но вероятно придется. Есть некоторые дела!
– Господин Самошин.
Я снова вздрогнула. Как же паршиво сознавать, что все ему известно. И остается только гадать, насколько он осведомлен. Может быть, нужно было бежать, едва я услышала его голос, увидела его лицо. Учиться надо на своих ошибках, вот что, милая – шептал внутренний голос. Сердечко затрепетало, а ты про него забудь. Лишний груз в твоем нелегком деле.
Я вздохнула. Движение тем временем застопорилось, кажется, на перекрестке образовалась солидная пробка. Машины стояли впритык. Я ощутила легкий приступ клаустрофобии и открыла окно, впустив прохладный вечерний воздух.
– Давай начистоту! – предложила я. – Ты ведь следил за мной? Так по чьему приказанию?
Он нахмурился и посмотрел на нее внимательно.
– По велению сердца! Или ты не веришь, что и я способен испытывать «души прекрасные порывы»?!
И он о сердце!
– Верно, кстати, сказано – эти самые «прекрасные порывы» нужно душить в зародыше! – улыбнулась я. – Я давно в этом убедилась!
– Послушай! – он поднял руки (это было неопасно, сдвинуться с места нам было суждено еще не скоро). – Ты свободна, никто не знает, что ты здесь…
Ох, как хотелось верить, что это правда!
– Хорошо, а что еще знаешь ты?
Глеб зажег сигарету.
– Я знаю, что господин Самошин неделю тому назад наводил справки в Питере по поводу специалистов узкого профиля. Тех, что специализируются на банках. Не на пивных, конечно… Кстати, не хочешь?! – он кивнул на бардачок.
– Ну что ты?! – я фыркнула. – За кого ты меня принимаешь. Никаких банок в машинах – не тот класс! Эта информация, насчет «специалистов», тоже поступила к тебе?
Это становилось уже забавно – мир оказался гораздо теснее, чем я до сих пор себе представляла. Стоит чихнуть, хоть в Берлине, хоть в Париже, хоть в Антарктиде, – в Конторе услышат. Чихнет француз, известно кардиналу.
