велит. Я убивала только из самообороны.
– Тогда как вы объясните, что камеры зафиксировали вас входящей в палату Александра Василевского и выходящей из нее, а спустя полчаса, когда врач пришла проверить его состояние, он уже лежал бездыханный с подушкой на лице?
– Кто входил в палату, кроме меня?
– Вопросы здесь задаю я! – Синицын повышает голос и выглядит по-настоящему грозно.
На вид ему под сорок лет, прическа с глубокими залысинами на лбу, волосы зачесаны назад. Серьезный тип, но он чувствует, что здесь что-то не так.
Капитан переводит дух и продолжает:
– Мои идиоты отлучились на обед. Вдвоем. Они будут с позором уволены из органов, об этом я позабочусь. Кроме вас, Евгения Максимовна, в палату входила доктор Елена Леонидовна Кортецкая – заведующая отделением реанимации. Я не понимаю вашего мотива.
– Его у меня нет. Я сказала вам правду, – я солгала и очень неумело прикрыла свою ложь, но Синицыну об этом знать не стоит, как не стоит знать о Кристине.
Вдруг в комнату допроса врывается Глеб в сопровождении какого-то важного типа в очках и с дипломатом. Наверняка адвокат.
Капитан Синицын приветствует его не слишком радушно:
– Кто позволил вам врываться сюда во время допроса?!
– А кто позволил вам допрашивать сотрудницу моей охраны без адвоката? – Глеб хотел выглядеть круто в этот момент, даже не подозревая, что вскоре будет казаться круглым идиотом.
Синицын с ухмылкой ответил на его вопрос:
– Она сама.
Глеб посмотрел на меня округлившимися глазами, полными злости, и сказал:
– Женя, я же просил.
– Глеб Александрович, мне нечего скрывать от правоохранительных органов. Я не убивала вашего отца, а зашла в палату, чтобы сказать ему, что все кончено. Что мы победили и его план провалился. Меня бы не пустили полицейские, поэтому я проследила, когда они отлучатся. Мне нужно было, чтобы первым человеком, которого увидит ваш отец после пробуждения, была я. Чтобы он понял, что проиграл по всем статьям. Я поступила опрометчиво и глупо, но я не убивала его, – Глеб, капитан Синицын и адвокат выслушали мой пламенный спич, после чего Василевский, который прекрасно понимал, что причиной моего возвращения в палату его отца был вовсе не разговор о нашей победе, обратился к капитану:
– Какие у вас доказательства?
– Только видео, где Евгения Максимовна входит в палату, а затем покидает ее. Камер внутри палаты нет.
– То есть прямых доказательств у вас нет, – слово берет адвокат. – Прошу прощения, я не представился. Михаил Борисович Кантемиров – адвокат Евгении Максимовны Охотниковой. Давайте обсудим с вами сумму залога, капитан Синицын.
– Хорошо, обсудим. Помните, Евгения, вы находитесь под следствием, и я бы не советовал вам в ближайшее время куда-либо уезжать.
– Я все понимаю, товарищ капитан. Уверена, вы найдете виновного.
– Еще одно, Глеб Александрович, – Синицын останавливается у дверей и говорит: – Ваша… В общем, Валентина Прохорова пришла в себя. Ее состояние стабильное.
Глеб ничего на это не отвечает, а только кивает. Вряд ли ему хочется навещать Прохорову.
Меня отпускают под залог, и мы с Глебом едем в особняк. За рулем не Прусс – Василий Михайлович восстанавливается от полученных травм. Ему говорили оставаться в больнице, но он сам настоял на домашнем лечении. Он уже ждет нас в особняке.
Когда мы заходим, в главной комнате сидят Прусс, Олег и Кристина. Все действующие лица снова в сборе.
– Всем привет, я пока что не за решеткой, потому что у них нет никаких доказательств.
На мое приветствие отвечает Прусс:
– Видео все же является доказательством, пускай и косвенным. Они могут вынести его на рассмотрение суда присяжных.
– Спасибо, Михалыч, умеете подбодрить. Значит, нам нужно найти настоящего виновника, – на этих словах меня осеняет: – Прохорова…
– Что Прохорова? – переспрашивает Прусс.
– Она пришла в себя.
– О, Валя очнулась, – Василий Михайлович был явно рад этому известию. Немного подавив эмоции, он продолжил: – Все же в то время, когда Сашу убили, она еще была без сознания, так что не надо вешать на нее всех собак.
– Это она… Можете смеяться, но я это чувствую, – я смотрю в одну точку, пытаясь анализировать в голове, каким образом Валентине удалось провернуть убийство своего любовника. Будто бы по щелчку я включаюсь и обращаюсь к Пруссу: – Для начала поговорите с ней и уговорите не рассказывать полиции о Кристине.
– Я постараюсь, но не гарантирую, что Валя станет меня слушать.
– Думаю, станет. Все-таки она была на волосок от гибели, и вы были ее спасителем.
– Мне помогли, – добродушно улыбается Прусс, окидывая взглядом всех присутствующих в комнате. – Женя, я понимаю твои чувства, но как ты себе представляешь, как Валя могла провернуть подобное? Встала с постели, пробралась в палату и задушила Сашу? Ее нет на камерах.
– Да, но есть доктор Елена Леонидовна Кортецкая…
– Женя, думаю, тебе лучше отдохнуть, – перебивает Глеб.
– Ценю твою заботу. Ценю заботу вас всех, друзья. Но, Василий Михайлович, проверьте Елену Леонидовну на предмет связи с Прохоровой.
– Ты думаешь, что?..
– Я знаю, что не убивала Василевского, а значит, это был кто-то другой. Мой единственный вариант – это была Прохорова. Но я пока не знаю, как она это сделала. А сейчас, с вашего позволения, я пойду в душ и лягу спать. Мой организм понемногу отключается.
После теплого душа, о котором я мечтала, кажется, целую вечность, я сваливаюсь в постель. Перед сном меня, как обычно, посещают самые разные мысли. Я понимаю, что проснусь в вечернее время либо же посреди ночи, но ничто не может оторвать меня от постели. Ночь, а потом утро и начало дня выдались напряженными. Глеб Василевский жив – это самое главное. Я сохранила жизнь своему клиенту, стало быть, телохранитель из меня не такой уж плохой. Хотя несколько раз мой клиент чуть не погиб, и если бы я работала в одиночку, то он наверняка бы уже был на том свете. Так что телохранитель все же спорный.
Ладно, пора завязывать с самокопанием – ни к чему хорошему оно никогда
