Ознакомительная версия.
– Кто?
– Ребенок! – возмущенно воскликнула Марьяна. – Вы совершенно меня не слушаете! Он умер, и ее вышвырнули вон… будто вещь, которая стала не нужна…
Сколько страсти.
Сколько эмоций вдруг для такой тихой девочки, которой она была.
– Он забыл про то, что клялся в вечной любви…
…И Генка, стало быть, клялся. И тоже забыл. И наверное, это можно поставить в вину, только Генка уже не расскажет, что и как у него было с Марьяной.
– И воспользовался случаем. Подал на развод. В то время уже разводили, но редко… и каждый развод – это скандал. Но его родня согласна была и на скандал, лишь бы избавиться от Матрены Саввишны… Ее выставили без денег, без… Опозоренную, никому не нужную… велели убираться прочь. И никто из тех, кто называл себя ее другом, ни помог. Наоборот! Все отвернулись! И Крамской не был ничем лучше других… Он написал свою «Неизвестную»… только не ради Матрены Саввишны, нет… Он написал ее ради себя. Ради славы. Самолюбивым был человеком.
Марьяна остановилась, взмахнув руками-крыльями, нелепый жест, и сама она в своей непонятной страсти нелепа.
– Он создал картину, еще когда был вхож в дом… Он и потом остался вхож в дом, это ведь так удобно, иметь высокопоставленных друзей… Постоянные заказы. Испугался, что потеряет их. Лишится денег… Он писал Матрену Саввишну, когда она еще была любима…
Марьяна вдруг запнулась и прижала ладони к вискам.
– Извините, эта история… эта картина… Я сама не понимаю, чем она меня так задела. Папа был прав, когда говорил, что некоторые вещи слишком… сложны, чтобы можно было их объяснить с материалистической точки зрения. У меня, как подумаю, каково было ей, преданной всеми, внутри все переворачивается.
И не настолько ли переворачивается, чтобы убить?
– Это из-за таблеток. – Ванька приобнял сестрицу. – Врач сказал, что бесконтрольный прием транквилизаторов не пройдет бесследно. Некоторое время Марьяша будет… легковозбудима. И смены настроения – это нормально.
– Я не сумасшедшая!
– Конечно, нет, дорогая. – Он погладил узенькое плечико. – Ты просто связалась с негодяем… и он умер.
– Да, он… он заслужил… и Крамской заслужил. Он мог бы заступиться, сказать хоть слово в ее защиту… или поддержать, но он отвернулся, как и все остальные. И не просто отвернулся… Матрена Саввишна забрала картину. А он создал другую… выставил… продал… На чужом горе сделал себе славу… Вот судьба и наказала его. Забрала сыновей… это справедливо.
– Пойдем, Марьяш, тебе прилечь надо.
– Я не устала!
– Устала, конечно. Просто не чувствуешь… Она почти не спит теперь, боится… Пойдем.
– А… ты?
– И я потом прилягу. Провожу вот гостя и прилягу.
– Он не гость, – сказала Марьяна, вывернувшись из рук названого брата. – Он пришел, потому что думает, что ты убил Генку…
– Нет. – Ванька помотал головой.
– Да! Спроси у него!
– Марьяш…
– Спроси! А ты… – Она ткнула пальцем в Илью. – Ты тоже злой! Уходи! Не желаю тебя видеть в своем доме… Это ведь мой дом, правда?
– Правда.
– И его не продадут?
– Нет… Пойдем, приляг…
Он увел Марьяну, которая вдруг остыла и перестала сопротивляться. И отсутствовал недолго, Илья не успел даже осмотреться толком. Да и был ли смысл в осмотре? Квартира как квартира. Стандартная. И обстановка стандартная. И недопитый стакан с водой несколько выделяется, а еще графин, наполненный мелкими камушками… Графин стоял на подоконнике, и зябкое зимнее солнце просвечивало его.
– Это кремень. – Ванька кое-как пригладил волосы. – Он очищает воду… и наполняет ее солнечной энергией. Современные люди боятся солнца, позабыв, что некогда оно было богом… и не зря! Наша генетическая память…
– Вань, не неси пургу. – Илья почувствовал, что голова его вот-вот расколется.
Все-таки не привычна она к подобным нагрузкам. Все смешалось.
Генка с его картинами, которых оказалось две. Людмила.
Ленька.
Татьяна.
И Вера с семейной несложившейся жизнью.
Незнакомка Крамского, у которой, что тоже характерно, с жизнью не сложилось. Марьяна и этот вот, поборник здорового образа жизни.
– Я подозреваю, он давно таблетки ей подсыпать начал, когда рассказал про дядю Володю… Он был хорошим человеком, ты не думай.
Ванька налил из графина воды в пустой стакан.
– Попробуй.
– Да как-то не хочется пить.
– Зря. Солнце очищает. Не зря наши предки поклонялись огню небесному и огню земному… У Марьяны сильный стресс. И шок… а Танька еще ее шантажировать пыталась.
– Значит, картина исчезла?
– Похоже на то.
– Тебе все равно? – А вот это было интересно. Все будто сошли с ума от этой картины, а Ваньке, получается, на нее наплевать.
Или он слишком хорошо притворяется?
– Что? – Илья готов был услышать любой ответ, начиная от неверия в Генкин гениальный план и заканчивая признанием, что картина поддельная.
– Карма дурная. Энергетика. И я рад, что она пропала… Марьяне будет легче без нее.
– А деньги?
– Деньги, полученные преступным путем, никому еще не приносили счастья… Выпей.
Илья покачал головой.
Очиститься кремниевой водой? Нет уж… На подобные эксперименты он не готов.
– Значит, – Илья потер переносицу, пытаясь отрешиться от боли, – ты ходил к Таньке за документами на квартиру?
– Да.
– И… можно глянуть?
– Пожалуйста. – Ванька протянул конверт. – Там нотариальная доверенность, якобы мною заверенная… и техпаспорт. И остальное.
Не солгал.
– Она так просто тебе все отдала?
Ванька пожал плечами, поднял стакан, нахмурился, вглядываясь в прозрачную воду.
– Татьяна… порой бывает не в себе.
– Что?
– Она наркоманка. – Воду он понюхал, но пить не стал. – Марьяна мне многое рассказывала… Она и сама поняла бы, если бы была в состоянии понимать. Думаю, Гена собирался и ее подсадить, но до продажи картины не рисковал. А может… Не знаю, ей еще повезло. Татьяна же прочно сидит на героине.
– Это тебе твоя сестрица рассказала?
– Она дала наводку… а дальше… Я порасспрашивал кое-каких людей… В моем центре существуют и реабилитационные группы. Там Татьяну знают. Она несколько раз пыталась завязать, но постоянно срывалась. И мне… Я принес ей дозу.
Ванька вздохнул и стакан поставил на подоконник.
– Я понимаю, поступок этот негативно отразится на моей карме. Я должен был приложить все усилия, чтобы помочь ей исправиться. Но… Я беспокоился за сестру. И собственная моя оплошность…
– Погоди. – Головная боль стала почти нестерпимой. – То есть ты пришел к Таньке с дозой?
– Именно.
– А она?
– Сначала не обрадовалась, но потом… У нее были кое-какие проблемы. Я знал, что ее дилер недавно отправился в мир иной…
– Генка?
Ванька кивнул.
– Нового найти не так просто. Она ведь из тех, кто полагают себя стоящими выше других, ей не с руки в обычном притоне тариться… а я принес… Она не устояла. Мне противно, Илья. Я не должен был поступать так, но иного выхода не видел. Если бы речь шла обо мне…
…Танька-наркоманка.
Холеная моложавая Танька и наркоманка.
О, сколько нам открытий чудных…
– Она, к слову, решила, что я пришел из-за картины… что я знаю, куда Генка ее подевал.
Час от часу не легче.
– Ладно. – Илье вдруг нестерпимо захотелось пить, настолько, что он разом осушил бы и стакан, и графин с треклятой кремниевой водой. Но жажда эта самому вдруг показалась подозрительной. – Спасибо за откровенность… Я, пожалуй, пойду.
– Куда? Если к Таньке, то она… Извини, сегодня она будет невменяема.
Хороший вопрос.
И Илья честно ответил:
– Домой.
Матрена жила по привычке.
Пробуждение.
Умывание.
Горничная чешет волосы и что-то говорит. Наряды приносит, одевает… потом что-то происходит, но как бы мимо Матрены… Она и вникать-то в происходящее не желает. Все думает о том, что зря они уехали.
Бросили Петеньку.
Как ни странно, но единственным местом в доме, где она выпадала из своего престранного сна наяву, была малая гостиная. И не в комнате было дело, но в картине, что нашла здесь приют. Матрена смотрела на девушку в коляске, еще более чужую, чем прежде. А та разглядывала Матрену, и усмешка на губах ее, незнакомой, чужой, не ранила. Эта девушка в роскошном наряде, надменная, как царица, будто собирается сказать что-то.
Спросить?
– Ты тоже думаешь, что я виновата?
Матрена отчасти осознавала, что беседовать с самой собой – признак душевной болезни, но больше ей не с кем было поговорить.
С Давидом?
Он только и искал предлога, чтобы уйти из дому, тем самым избегая неудобных встреч и уж тем паче бесед…
С графиней?
Та теперь не скрывала своего неодобрения, как и уверенности, что Матрене не место в доме Бестужевых… Даже как-то обмолвилась, не желает ли Матрена в монастырь податься.
Ознакомительная версия.
