Ознакомительная версия.
Он не бросил епархию и не попросился в отдаленный приход лишь по одной причине.
Потому что уже уверовал, что христианское смирение не есть пассивное приятие всего происходящего, а поиск правды, справедливости. Со справедливостью же внутри самой церкви… все было не так однозначно. Активная коммерческая деятельность. Священники, входящие в советы директоров банков и предприятий. Беспошлинный ввоз сигарет и алкоголя. Развлекательные центры…
Душа епископа Антония утратила покой. Он долго мучительно размышлял, что происходит. Почему поощряется служение мамоне. Почему церковь приблизилась к светской власти и фактически занялась политикой…
А если все это – ради благих целей? Восстановления храмов, расширения приходов? Но ведь храм как здание не имеет смысла без храма в душе. А можно ли построить храм в душе прихожанина, если душа пастыря терзаема теми же пороками, что и у властей светских?
А если все это – воля Божья? Но возможно ли идти против заповедей, против Святого Писания, идти к погибели? Нет, не Бог толкает к погибели, но Антихрист.
А если все это – просто не его дело. Не его! Но так тоже неправильно. Православная Церковь есть Тело Христово, то есть все мы, воцерковленные в Православии, дети Отца Небесного. Основу русской православной церкви всегда составлял принцип соборности. Что означает: все мы ответственны за чистоту храма и веры. Посторонних здесь нет и быть не может.
И тогда епископ Антоний понял, что будет бороться за очищение церкви от скверных дел и корыстных помыслов. И бороться тайно. Не потому, что есть опасения скандала или даже смерти. Людской суд – суетный. А мученическая смерть – великий дар, который дается праведникам, чтобы они не только жили во Христе, но и смерть приняли мученическую, как и Спаситель страдал ради искупления грехов человеческих.
Ему хотелось сделать все, чтобы если не предотвратить, то хотя бы отсрочить катастрофу. Все к ней идет, и будет она страшна. Но чем позже все свершится – тем больше людей получат шанс исправиться и искупить свои грехи…
Так появилась организация, препятствовавшая сомнительной церковной коммерции. Когда не удавалось сорвать сделки, информацию обо всех деталях передавали журналистам. И часто после вмешательства прессы и телевидения ситуация менялась. Тем же алкоголем и сигаретами уже в прежних объемах не торговали…
Конечно, все это напоминало сизифов труд. Но – дорогу осилит идущий. Епископ Антоний шел по этому пути осознанно медленно. Потому что уже очень скоро стало понятно: адская спецслужба, покалечившая в советские годы тысячи судеб священнослужителей, и по сей день запускает свои щупальца в церковные структуры управления. И поэтому – лучше меньше, да лучше.
Он знал всех своих помощников. Кто-то работал, разделяя его убеждения. Кого-то интересовали деньги. Но всех объединяло одно: это были надежные люди. Опыт работы в следственных органах и тюрьме не прошел даром. Суть человеческая, потаенная, сокровенная, была видна, как на ладони.
Вот только насчет Андрея Ларионова полной уверенности не было. В его мятущейся, обуреваемой гордыне душе мог проснуться и Иуда. Но… нужен был организации такой человек. Разбирающийся в технике, помогающий обеспечивать связь. И знакомство с основами веры вроде бы помогло Андрею обрести в жизни опору. Через пару месяцев уже не узнать было нервного курьера, доставлявшего в епархию запчасти для ремонта компьютера.
… – Владыка, там тот человек пришел, что компьютерами занимается. Я ему говорил: иди с Богом, какой компьютер, когда света нет. А он все настаивает! Примете его?
Епископ подскочил с дивана.
– Да, отец Михаил. Пусть проходит, конечно. Если настаивает, может, беда случилась, и помощь нужна. Конечно, приму!
Когда пришел Андрей и приступил к рассказу, Владыка едва сдержал стон.
Какие ужасные вещи говорит помощник, грешные, смертельно грешные.
Да ведь он, когда узнал, что ребята хотят разыскать крест Евфросинии Полоцкой, растревожился. После Дэна Брауна, с его дискредитирующей христианство книгой, самой малости достаточно для того, чтобы пошатнуть устои веры, разменять колоссальную духовную работу на праздное любопытство. Поэтому и просил Андрея, если получится, уберечь святыню, Бога, в ней живущего, не оскорбить.
Да, в газетах что-то проходило – убили кого-то. Так ведь к отцу Алексею приходил какой-то мальчик, говорил о преступных намерениях. И тревожно было за отца Алексея, а вдруг и на него покусятся…
– Андрей, ты стал бесами одержим. Что ты наделал? – срывающимся голосом сказал епископ. – Как убил? Как, еще и привлек друга своего?..
– Вы же говорили: действуй по обстоятельствам.
– Говорил… Но я же и подумать не мог. Андрей, как можно, как можно?!
– Правда, все оказалось напрасным. Я видел этот крест, клянусь, видел. Но дальше произошло что-то невообразимое. Я потерял сознание, а в себя пришел уже в камере. Но вы не волнуйтесь, никто ничего не знает ни про вашу просьбу, ни про Васю Рыжкова, ни про трупы.
Епископ, задыхаясь, вглядывался в лицо Андрея. Человеческие черты, человеческие. Но как? Как?.. Много плохого сегодня творится, много неправильного. Но вразумил Господь, введен мораторий на смертную казнь, не забирают больше люди то, что не они даровали. И вот… Андрей…
– Уходи, – твердо сказал епископ. – Изыди, Сатана, в самые глубины своей преисподни!
Андрей пожал плечами:
– Между прочим, я ради вас старался!
Едва за ним закрылась дверь, Владыка упал пред иконой на колени.
– Господь милостивый, знаю, что нет мне прощения, и все же взываю я к милости. Забери мою грешную душу, потому что не достоин я даже среди великих грешников пребывать. Не искупить мне греха. Но велико мое покаяние, прости, Господи, прости, прости меня, грешного…
Еще много хотелось сказать. Очень много. Но только, понял епископ, ничего уже не скажет ничком лежавший пред иконой человек…
Выйдя из епархиального управления, Андрей улыбнулся. Достал из кармана джинсов диктофон, нажал на кнопку отключения записи. Куратор будет доволен. Компромат на владыку Антония есть. Получилось!
…Вообще-то, он говорил, как его зовут. Что-то совершенно обычное, нейтральное прозвучало, может, Александр или Сергей.
И имя это с его такой же обычной внешностью упрямо не соотносилось. Поэтому Андрей имя этого человека забыл. А про себя, а потом и при личном общении, называл только так. Куратор.
Разговор завязался как-то сам собой, случайно. Они говорили о погоде? О футболе?
При всем желании Андрей не мог вспомнить темы, на которую они заговорили в начале беседы. Вначале ему казалось, что просто по соседству, на скамейке в сквере оказался приятный и неглупый мужчина. Но заканчивать разговор почему-то очень не хотелось. А потом Куратор достал удостоверение, и Андрей с изумлением понял, что уже битый час общается с сотрудником ФСБ, и ему это, как ни странно, нравится.
– Мы знаем, что вы в отличных отношениях с епископом. Владыка Антоний – человек уникальный, он много хорошего делает для людей, для церкви. Но его принципиальная ошибка заключается в том, что он борется с ветряными мельницами, – сказал Куратор, закуривая сигарету. – Церковь всегда стремилась к союзу со светской властью. Это было взаимовыгодное сотрудничество. Возможно, и с той, и с другой стороны совершались не совсем этичные поступки. Они совершались и будут совершаться. У света должна быть тень. Владыка Антоний добивается того, чтобы все увидели тень. Но в тени нет жизни, Андрей. Надо показывать свет, понимаете?
Ошарашенный, он кивнул. «Знают, они все знают», – застучало в висках. И лоб покрылся испариной.
Но страх очень быстро прошел. Убеждать Куратор умеет мастерски. В конце концов Андрею стало казаться, что это он думает, будто бы подобные действия пора прекратить. Особенно в свете того, что страна вступает в период парламентских и президентских выборов, и ситуация должна быть предсказуемой, и не надо дестабилизировать обстановку обнародованием дискредитирующих церковь сведений.
Когда сотрудник ФСБ предложил сотрудничество, Андрей обрадовался. С этим человеком хотелось продолжить общение.
На прощание Куратор сказал:
– Андрей, я рад, что мы с вами нашли общий язык. Я считаю, что вы совершили мужественный поступок. И как бы пафосно это ни звучало, вы – настоящий герой. Кстати, настоящих героев никто не знает, их труд оценивают лишь спустя много лет. А здесь и сейчас хвалят лишь того, кто из себя абсолютно ничего не представляет.
И все сразу изменилось. Призрак славы окончательно перестал манить пуститься в погоню. Делать важное, благородное дело – вот что стало самым главным.
Постепенно Куратор готовил его к тому, что, возможно, предстоит проведение операции. Нельзя исключать, что придется прибегнуть к жестким мерам. Но цель оправдывает средства, если это благородная цель…
Ознакомительная версия.
