– А разве я в команде?..
Якушев словно поперхнулся, замолчал и уставился на Инну, выкатив глаза. Она вдруг подумала, что его вот-вот хватит удар – в духе бразильского сериала – и он лишится памяти и не сможет больше ходить и говорить.
– Сергей Ильич, вы же самый первый мне позвонили, когда Мухина убили! Почему вы предложили мне какую-то дикую работу? Праздник для народа, встречу зимы, веселый карнавал? Что за ерунда такая? Я никогда в жизни не занималась праздниками и ничего в них не понимаю. Зато я хорошо понимаю в политическом пиаре! Но вам этого не нужно, так?
– Я сам знаю, что мне нужно и чего мне не нужно! Тебя на то место поставили, где ты больше всего нужна! И недовольство свое ты попридержи, Инна Васильевна! Если ты к Ястребову собралась, еще большой вопрос, возьмет ли он тебя, с подмоченной-то репутацией, а я уж со своей стороны тебе обещаю, что сделаю все, чтобы она сухой не осталась, репутация твоя, если ты так к нашему доверию относишься!
Инна дошла до середины длинного стола, выдвинула стул и села, закинув ногу за ногу. Она знала – Якушев терпеть не мог такую позу, искренне считал ее вызывающей. Открылись совершенные щиколотки с маленькой выпуклой косточкой, и пола юбки поехала по нейлону чулка, обнажая колено. Инна неторопливо вернула юбку на место.
– Ястребов звал меня к себе, – негромко сказала она. – Я отказалась. Я считала, что должна сначала переговорить с вами. А вы меня определили в песельники, Сергей Ильич!
– Я тебя туда определил, где тебе самое…
– А хотите, я вам скажу, почему вы меня туда определили? Потому что с этой работы меня проще всего убрать. Тихо, без лишнего шума и навсегда. Верно?
Якушев вдруг зорко глянул на нее – и гнева в его лице как не бывало, и серая пелена куда-то исчезла.
– Вы повесили бы на меня организацию этого самого праздника для народа, потом свели бы меня с этим, чью визитку вы мне сунули, а потом завели бы уголовное дело, верно? Нашлись бы какие-нибудь бюджетные растраты, это уж непременно, а тут и моя связь с криминалом! Этот, с визитки, как раз и есть криминал, да еще какой!
– Ты, Инна Васильевна, переутомилась, видно. Ерунду городишь и не морщишься. Или это тебя Ястребов настропалил против старых друзей идти?
– Какой вы мне друг, Сергей Ильич! И я вам не друг. Вам покойный Мухин был друг, и то вы его не пощадили.
Он думал долю секунды. Только одну крохотную долю секунды он колебался и не знал, как ему вести себя с ней дальше. Потом он принял решение, но эту долю она засекла своим безошибочным, сверхчувствительным, супермощным радаром, который называется интуицией.
Засекла и с холодеющим сердцем поняла – она права.
До этого мига она была напряжена, как стрела, заправленная в арбалет, а со следующим ударом сердца ей стало наплевать.
Она, как и эта стрела, выпущенная на свободу, вдруг обрела скорость, перестала сомневаться и знала только одно – цель близка. Цель, которую надо поразить.
– Инна Васильевна, я тебя только потому… ты женщина и только потому… слабый пол, твою мать! А ты соображай, что говоришь, у меня, знаешь, терпение тоже… С больной головы на здоровую!
– Вам нужно мое место, чтобы посадить на него своего человека. Поначалу вы собирались просто поручить мне какую-нибудь дурацкую работу в надежде, что я от нее откажусь и вы сможете заставить меня написать заявление и убраться отсюда. Но в день похорон вы узнали, что Мухин оставил какие-то бумаги и вдова собирается передать их мне. Я стала опасна, да, Сергей Ильич? Тогда и возник этот самый, с визитной карточки. С его помощью вы убрали бы меня гораздо надежнее и гораздо дальше, чем просто в Москву.
– Инна Васильевна, ты заболела, что ли?!
– Да ни черта я не заболела, – с досадой сказала Инна. – Хватит уже. Вы не годитесь в артисты, Сергей Ильич, правда. Особенно когда так… один на один.
– Тебе, может, водки налить? – предложил Якушев миролюбиво и даже потянулся в сторону шкафчика. Рука у него тряслась. – А то ты отчета себе не отдаешь…
Под окном, далеко внизу, прогудела машина.
Инна представила себе, как Осип в «Вольво» читает толстую книгу и горестно вздыхает, когда дело в ней идет не так, как хотелось бы ему, Осипу.
Что он станет делать, если останется один?.. Каково ему будет с другим человеком? Привыкнет ли, сможет ли так же делить с ним жизнь, как он делит ее с Инной?..
– Вы даже представить себе не могли, что это за бумаги, потому что были уверены, что Мухин ни сном ни духом не подозревает… вас. Вы всегда были его лучшим другом и главным соратником. Всегда, всю жизнь, правда? Он и предположить не мог, что за игру вы затеяли!
– И что за игру я затеял?.. Инна коротко улыбнулась.
– Игру во власть. Самую сладкую из всех. Вы ведь умный человек, вы отлично понимали, что вам ни за что не удастся взять ее у Мухина из рук. Во-первых, он вам ни за что бы ее не отдал. Во-вторых, вы его побаивались. В-третьих, и в-главных, у вас нет таких денег, чтобы прийти во власть легально и на чьих-то плечах! Вы не можете себе позволить покупать журналистов, газеты, телевизионные передачи, радиоканалы, верно? Вы можете только получить их в наследство. Вы были первым замом, Мухин умер, вы стали и.о. губернатора, и все бюджетные деньги оказались в вашем распоряжении! И не только деньги! Но еще и государственные средства массовой информации, вроде тех же газет, которые сделают вас губернатором, как миленькие.
Воцарилось молчание.
– Н-да, – произнес Якушев задумчиво. – Прав был Анатолий Васильевич. Всегда говорил, что Селиверстова умна, а я не слишком верил. То есть верил, конечно, но что там за ум, у бабы!..
– Эти разговоры не ко мне, – сухо возразила Инна. – Это к Хрусту, пожалуйста. Он про бабий ум все понимает.
– Так-с, – Якушев как ни в чем не бывало почесал за ухом и посмотрел на Инну. – И что теперь нам с тобой делать, ласточка? Куда мне теперь тебя девать-то?
– У вас есть человек, который отлично знает, куда девать. Которому вы пообещали мое место. Которого вы сами до смерти боитесь, потому что он… не в себе. У него нездоровая психика. То есть он, конечно, не буйный сумасшедший, но он садист, получающий удовольствие от смерти. И вы сами выпустили его на свет, как джинна из бутылки.
– Замолчи! – вдруг взревел Якушев. – Замолчи сейчас же, сука, дрянь!
Инна посмотрела на него совершенно хладнокровно.
– Поздно, Сергей Ильич. Поздно теперь кричать. Все. Вы знали, что у Мухина случился роман с какой-то деревенской девчонкой. Тогда за романы не то чтобы сажали, но из партии исключали, с работы выгоняли и все такое прочее. Мухин девчонку бросил, разумеется, девчонка родила и утопилась, как в книге про любовь. Мухин про ребенка и думать забыл. А потом он явился, этот ребенок. Двадцать семь лет спустя. Я не знаю, чем он Мухину пригрозил…
– Как чем? – спросил у нее за спиной ее собственный помощник Юра, который час назад метался по тесной прихожей в семейных трусах и с сеткой на голове. – Маньяком, конечно! Это же я писал про маньяка!
Инна через плечо посмотрела на него. Он стоял у двери, привалившись плечом к косяку, отглаженный, наманикюренный, усмехающийся красавец, и она вдруг подумала со стремительным ужасом, что ошиблась.
Этого не может быть. Это не он.
Юра повернул в двери ключ и двинулся к тому месту, где сидела Инна. Дошел и присел перед ней на корточки.
– Я писал в газете про маньяка из сумасшедшего дома и посылал Мухину письма, что этот маньяк и есть его сын, только и всего!
Тут Юра улыбнулся доброй улыбкой. Он смотрел Инне прямо в глаза, и от его взгляда у нее медленно и противно закружилась голова.
– Старый козел верил! Он верил, мать его! Сначала мне было весело просто брать у него деньги – он давал, он все время платил, потому что я угрожал рассказать всем, что полоумный маньяк в Заболоцке – сынуля нашего бати-губернатора, да еще незаконный, да еще брошенный им, злыднем! А он верил! Он даже ни разу не позвонил в эту психушку, чтобы проверить! Кретин, пень старый! Он вину чувствовал, мать его! Да я чуть не сдох, когда узнал, что этот слизняк – мой отец!
– А рассказал вам об этом, конечно, Сергей Ильич, – протянула Инна, бесстрашно глядя в яростные пылающие глаза. – Поделился.
– Конечно. Я долго думал. Очень. А потом придумал. Я плаваю хорошо, Инна Васильна, душа моя. Ну, и нырнул. А когда этот хрен за мной кинулся, я его утопил, разумеется. Он долго не захлебывался, все наверх рвался! Удивился, наверное, сильно – он же меня спасать полез! – Юра радостно засмеялся. – Я появился с его документами, а сведения из Заболоцка, что Юшин погиб, Сергей Ильич уничтожил. А уж потом Сергей Ильич меня на работу пристроил, новую фамилию дал, паспорт, новую квартиру. Я ведь умный, Инна Васильна, драгоценная вы моя. Это меня в психи закатали, потому что боялись, что лишнее начну болтать, что настоящий наследник-то я!
– Юра, – спросила Инна, – что вы несете? Какой наследник? Чего?
