Ознакомительная версия.
Вскоре она развесила на балконе мою выстиранную одежду.
Вернулась в комнату. Освобождая волосы, раскрутила полотенце. Обтерла им руки. Бросила на стул. Помотала головой, раскидывая пряди. Совсем как моя мать. Так женщины будут делать всегда?
— Слушай, а может, вернуть ей деньги? — спросил я, когда Юлька оказалась под одеялом рядом со мной, — Адрес есть.
— Кому вернуть? — Юлька уставилась на меня, не понимая.
— Ну, той бабке, что внука ждет из Чечни.
— С «беломором»?
— Ну да! Жаль как-то ее. Сидела на лавочке со своими папиросами.
— А ты что ее видел?
— Она меня чуть не спалила! За внука приняла, когда я вышел. Бросилась, чуть целовать не стала. Слепая, наверно.
— Ха-ха! — Юлька развеселилась. — Так надо было и прикинуться. Глядишь — родственников бы обрел. У тебя семья-то есть? Жена, дети?
Я пожал плечами. Есть ли у меня семья?
— А отец с матерью? — в голосе звучала надежда.
— Отца нет, мать… где-то, — ответил я глухо, погрустнел.
Вспомнил отца с «беломором»… Мать, внаклонку: дыр-дыр, дыр-дыр…
Юлька занервничала, недовольно засопела:
— И как же ты старухе деньги отдашь? Скажешь, извините бабуся, я не ваш внук, обшибси?.. Вот денежки заберите… Или меня пошлешь: простите бабушка, я не с того взятку взяла? Кстати, не забудь мне долю отдать. И Стаса тоже!
Смолчал. Похоже — сморозил глупость. Особенно перед бабой.
Юлька взяла пульт от телевизора, стала нервно нажимать клавиши. Бесполезно. С непониманием осмотрелась. Я опустил руку вниз. Нашёл выдернутый ранее шнур:
— Тебе воткнуть? — улыбнулся случившейся двусмыслице. Показал штепсель.
Уловила. Её глаза мгновенно потеплели.
— Вво-откни-и-и, — произнесла она с придыханием. Положила мне ладонь на грудь. Всосала, прикусила свою нижнюю губу, хитро сощурила глаза, — о-о-очень хочется! Давно никто этого не делал…
Я пропустил намек мимо ушей. Казалось, от нее шмонило Хорьком, и мне не хотелось пачкаться. Молча вставил вилку в розетку.
— О! «Городок» Стоянова, — обрадовалась она, когда на экране засветилось изображение. Зазвучала знакомая песня.
— Сейчас кончится, — с сожалением отозвался я. Мне тоже нравилась эта передача.
— С-с-стоянов… не кончится, — снова улыбнулась она со значением, — если позволите!
Я усмехнулся прозвучавшей вульгарности. Решил подыграть:
— А Олейников?
— Олейников… Олейникова ты увидишь, когда Стас выйдет!
Мы оба рассмеялись. Юлька мне нравилась. Я забыл о ее сожителе. Прижал к себе. Ощутил жар. Несмотря на объем, тело было упругое и подвижное…
Ночью мне снова снился отец. Я бежал на зов и никого не находил. Река пропадала, а я оказывался в кузове машины вместе с охотниками. Стреляли по бегущему впереди мужчине. Все считали его дичью, и только я видел, что это мой отец. Он кричал на бегу, размахивал пачкой папирос. Но я не мог расслышать слов из-за канонады выстрелов. Хотелось поторопить водителя, чтобы приблизиться. Того же самого желали охотники. Их ружья были заряжены. Неожиданно отец превратился в бабу Зину. Неслась в зимних сапогах, неловко прыгая через кочки. Одной рукой поддергивала спереди подол. Другой размахивала «беломором». На пачке надпись: «Курение убивает»…
Проснулся рано. Юлька продолжала спать. В голове уже созрел план. Пока подбривался, мысленно прошёл по всем его пунктам.
Одежда уже высохла. Надел не гладя — всё равно переодеваться. Достал коробку, выложил четверть денег на подушку. Остальное переложил в пакет. Около дома тормознул таксиста и поехал на стоянку, где в последний раз припарковал свой мерседес.
…Скучно, братцы, ой как скучно ехать за рулём хорошенькой иномарки. Даже садиться в нее скучно: только подходишь, а она тут же: пик-пик! Двери открыты! Садишься внутрь, сиденье принимает максимально удобную форму для твоего тела. Как в кресле. Руль выдвигается из колонки прямо в руки. Чуть приподнимается — чтобы хорошо видеть приборную панель.
Нажимаешь на старт, и под капотом раздается едва слышимый шелест. Через десять секунд пропадает совсем. Приемник уже настроен на «Эльдорадио». Транспорт готов. Вперед, мой мустанг! Это был Западный скоростной диаметр. Я мчался вдоль позвоночника большого дикого зверя, надо мной сходились его ребра с фонарями на концах! Машина чуть вздрагивала на межпозвоночных дисках. Казалось, что огромная грудная клетка расширяется передо мной, заманивает внутрь утробы. Как переход в новую реальность. Так оно и было. Свобода! Свобода!
Мимо, обгоняя, пронёсся мотоциклист. Девушка сзади выглядела маленьким рюкзачком. Лямочки тонких рук, охватили сидящего впереди зашитого в латы наездника. Куда летят??
До банка было недалеко. Предъявив охране паспорт, и получив ключ, вместе с сопровождающим спустился вниз в депозитарий. Переложил деньги в сейф. Сунул в карман пятьдесят тысяч и ещё столько же чтобы переодеться. Я привык встречать новое состояние души в сменной одежде.
Магазин был недалеко — пиджак с отливом, и в Сочи!
Но пока — светлый костюм, рубашка и галстук. Красные замшевые мокасины с черным кантом. Не помню, где видел, но я от них в восторге. Обзавелся новым телефоном с симкой. Поехал к намеченной цели.
Чтобы не ошибиться, установил в навигаторе адрес. И правильно сделал. Так бы пришлось плутать. Улицы втекали в Заневскую площадь, как пальцы в ладонь! Смешно! Сталинские дома все заковыристые. Похожие на куски поломанного ребуса. То в виде угла. То буквой «П» или «Н».
На двери — домофон. Как-то нехорошо в него кричать, что я, мол, от героя-сына из Чечни. Нажал трехзначный номер наобум. Сказал, что принес почту. Пропустили. Следующая оборудована кодовым замком — проще простого! Кто-нибудь обязательно нацарапает номер на стене. Так и есть. Второй этаж. Вот она, квартира!
Я остановился. Сомнения. Что я делаю? Зачем? Вспомнил бабусю на скамейке с «беломором»… Баба Наташа дремлет на стуле, ладошка безвольно свесилась — сахарок выпал…
Наиболее подходяще — фронтовой друг. По возрасту — скорее начальник. Хотя командир должен за него отвечать… Лучше знакомый. Земляк…
Дверь обшарпанная. Рейки набиты на металл. В центре глазок. Неожиданно в него проник изнутри свет, а затем потух. На меня смотрели! Медлить нельзя. Я нажал на звонок. За дверью послышался шорох, а затем удаляющиеся шаги. Странно. Кого-то ждали? Наверно, Сергея.
Через некоторое время шарканье приблизилось, и старческий голос спросил:
— Кто там?
— Это я, баба Зина, — произнес как можно четче по-военному, — по поводу вашего внука Сергея!
Удача! Попал куда хотел, значит, все задуманное сбудется, раз пошло по накатанной.
Внутри небольшое замешательство. Суета. Было слышно, как кто-то переговаривается, но слов не разобрать. Через некоторое время дверь открылась.
На пороге стояла недавняя знакомая. Старческое лицо в очках с толстыми линзами насупилось, смотрит недоверчиво. Казалось, что она стала выше ростом. Не такая горбатая, как виделась у отделения полиции.
Точно как молодая бабка Наташа! Темное платье. Короткие рукава открывали толстые руки. Красная отвисшая кожа на предплечьях покрыта прыщиками. Ноги в шлепанцах. Странно, что не в зимних сапогах — я улыбнулся.
— Мама, кто это? Я домофона не слышала, — женская головка из-за угла выглянула в прихожую. Загорелое лицо, спутанные черные волосы чуть провисли — завиты мелким бесом.
— Из милиции пришли, — недовольно пробубнила старуха, отходя, — по поводу Сергея.
— Како..? — женщина не договорила. Выпрямилась, появилась вся. Прическа встала на место. В руках детский слюнявчик. Качнувшись, оперлась рукой на стену. Неуверенно подошла. — Какого Сергея?
— Сына твово, — бабка виновато опустила глаза. Накрыла лицо ладонями. Всхлипнула, — внучка мово…
«С Лизой определились» — подумал я.
— Нашли? — вскинулась женщина. Прижала слюнявчик к груди. С надеждой посмотрела на меня. — Вы его нашли? Он живой?
Я молчал, с удивлением смотрел на нее. Сколько же ей лет: тридцать, сорок пять? Лицо вовсе не загорелое, а потемневшее. Болезненно увядшее. Похожа на Горгону. Если приделать небольшой горб, вполне бы могла играть на сцене бабу-ягу без грима. В то же время, легкое серое платье с небольшим декольте открывало сметанную белизну шеи, едва заметные округлости трогательных ключиц. Узкая талия и мальчишечьи бедра. Мраморные руки в синих прожилках вен прижаты к упругой груди. Кисти рук тоже странно загорелые и сморщенные — точно завялены, подкопчены. Подол платья вздернулся — видны округлые колени стройных ног.
Я мысленно старался отделить молодое нагое тело от носатой сморщенной головы, покрытой паклей волос. Не длинных и не коротких, торчащих в стороны словно намагниченные, открывающие белизну корней.
Ознакомительная версия.
