Ознакомительная версия.
«А зачем тебе это нужно, Саня?» – спросил себя Турецкий голосом Грязнова.
Действительно, а зачем? Теперь, когда решение уже принято?…
Илона вдруг открыла глаза, приподняла голову и посмотрела на Турецкого совсем не сонным взглядом.
– Почему не спишь? – Голос ее прозвучал с мягкой сонной хрипотцой.
– Думаю…
– О чем? Обо мне?
– И это – тоже, – улыбнулся он.
Наивный мир! Наивные, самоуверенные и самовлюбленные люди! Ну конечно, все может и должно крутиться только вокруг них, как же иначе?
– А еще о чем? – продолжала допытываться Илона.
– Эх, где мой черный пистолет? А на Большом Каретном… – прогундосил Турецкий.
– Дался тебе этот пистолет! – рассердилась она. – Я сказала: не веришь, звони своему дружку, черт возьми! Нужны мне твои подозрения!
– Правильно, – поглаживая ее по горячей спине ладонью, сказал Турецкий, – я – честная девушка и не по этой части.
– Ты иронизируешь, – сухо констатировала она.
– Именно это я и делаю. А ты сегодня, если вдруг по какой-то причине увидишь Славку… Пистолет-то все равно надо будет отдать ему, верно? Так вот скажи, что вчера, когда мы возвращались, Саня, то есть я, – сечешь? – беседовал с генералом Остапенко, который находился в «мерседесе» и все про всех знал. Включая даже то, что ты – симпатичная бабенка. И даже то, что Юрка Федоров, который, как я заметил, активно пудрил тебе мозги до моего прихода, сделал мне заманчивое предложение уйти в его академию, кафедру обещал…
– Возьми да сам и скажи.
– Взял бы… да боюсь не успеть.
– Слушай, Саша, мне очень не нравится твое кислое настроение! Ну что я еще, скажи, должна сделать, чтоб ты вышел из этой своей… писсимиссии?
– Ты можешь только продолжить, дорогая. А насчет «не успеть», так это потому, что у меня с раннего утра будет слишком много чрезвычайно важных дел. И я все должен успеть.
– Ты что, меня уже гонишь? – нахмурилась она.
– А сама подумай, – засмеялся он, – зачем мне женщина, которая, вместо того чтобы активно заниматься делом, в котором она чувствует себя мастером, богиней, морочит мне… эти штуки?
– Ка-акие штуки?! – хищно зарычала она и навалилась на его грудь.
«Действительно, женщина и вино! Что еще нужно приговоренному?!» И уже совсем отстраненно, взмывая и проваливаясь на океанских волнах, услышал откуда-то издалека свой собственный голос:
– Танец белого мотылька, говоришь?… А сам-то мотылек – кто? Ты, что ли?… Ну танцуй… тогда…
Глава шестнадцатая
ПРИТЧА О ПЛОХОМ МАЛЬЧИКЕ
Не спалось…
Времени до полного рассвета оставалось все меньше. За окном стало светлеть. Прекратился шум машин. Где-то с трех до пяти утра на набережной словно наступает перерыв. И в открытое окно слышно, как плещется в гранитном своем ложе Москва-река.
Он потихоньку поднялся, накинул брошенный на пол халат. Босиком вышел на кухню. Огляделся, подумал и свет зажигать не стал.
Потом вошел в комнату Нинки. Беспорядок, который сохранялся со дня переезда семьи на квартиру Иркиной подруги, показался даже милым. Стопки книжек, сваленные в кресло старые куклы, неаккуратно застланная кровать…
Турецкий удивился, что такие незначительные мелочи могут, оказывается, заставлять вибрировать какие-то струны в душе. Одновременно вспомнилась вчерашняя мысль: надо будет обязательно сказать Славке или лучше Денису, что сочинский адрес известен. Но почему-то не думалось, что Остапенко со своей шпаной предпримет немедленные действия, нет, они еще подождут, а вот если не случится так, как они замыслили, вот тогда… Тогда может случиться все, что угодно. И охранник, которого зовут Степан, об этом должен знать, чтобы быть готовым… К чему?… Да ни к чему, поскольку им нельзя дать возможности диктовать свои правила…
Он открыл нижний ящик Нинкиного письменного стола, где у дочери хранились бесчисленные наборы уже исписанных фломастеров, и вынул из-под нижних кассет со стержнями свой «макаров». Он сунул его сюда, возвратившись из Твери, рано утром. Подумал, что если в квартиру кто и залезет, то в ящиках, где школьница хранит свой хлам, никому и в голову не придет искать оружие. Старый закон: клади на видное место, и все пройдут мимо, не заметив.
Был и сейф, вмурованный в стену стараниями еще Семена Семеновича Моисеева, замечательного криминалиста, который помог Турецкому оборудовать тайное хранилище для документов и оружия, полагающегося следователю-"важняку". Однако Турецкий пользовался им редко. На кухне, за полкой с дымковской игрушкой и федоскинскими «деревяшками». Но это – целая проблема: снимать, открывать, закрывать… Здесь, у Нинки, надежнее.
Забрав пистолет, вернулся на кухню. Заглянул в большую комнату: Илона спала как убитая. Турецкий усмехнулся точности сравнения. А все он, великий Швейк. С детства засели в голове строчки из затертой, расхристанной книжки, читанной сотни раз. И всякий раз поражали грубоватой сочностью изображенных писателем картинок.
Поручик Лукаш поинтересовался, много ли желаний было у дамы его сердца, на что Швейк отрапортовал: так что около шести, а теперь она спит как убитая от этой езды…
Особенно восхищало это – «около»! Придумать же! Ну пусть спит.
На кухне Турецкий уселся у стола, кинул перед собой старую газету, выщелкнул из пистолета обойму и проверил ствол, оттянув затвор. Отложил пушку в сторону. По одному выдавил из магазина все восемь патронов, которые выстроил на столе в ряд. Вот они – желтоголовые, самодостаточные и самоуверенные. Бывают грибочки такие – молоденькие, крепенькие, лучшая закуска…
«Что– то тебя, Александр Борисович, все в одну сторону тянет», -усмехнулся мысленно, без улыбки.
Он обернулся и, взяв с крючка посудное полотенце, начал зачем-то вытирать каждый патрон. И по одному вставлять обратно в магазин. Вот провалился и последний. Самый главный. Турецкий еще раз внимательно посмотрел на него, а потом решительным движением вставил обойму в рукоятку и коротким шлепком ладони отправил на место. Передернул затвор и поставил пистолет на предохранитель.
Машинально, почувствовав словно дуновение ветерка, поднял глаза. В дверях, закутанная в простыню, стояла Илона.
– Чего тебе не спится? – не очень, прямо надо сказать, приветливо спросил Турецкий.
– А ты чем занимаешься? – вопросом на вопрос ответила она.
– Грибы вот собираю, – так же безотносительно ответил он.
– На завтрак? – понимающе качнула она головой. – А кому?
– Желающие закусить всегда имеются… Так чего не спишь?
– По тебе соскучилась. Глаза открыла – пусто. И халата тоже нет. Вот пришлось… пуститься на поиски. Ты куда-то собираешься? Мне тоже пора?
– Нет, зачем же так рано? Это просто мне не спится…
– А ты постоянно его таскаешь? – Она кивнула на пистолет.
– Положено. По службе. Но я вообще-то не очень люблю. Ощущение опасности не исчезает, а вот с куражом – все наоборот. Славка частенько повторяет, особенно молодым, что пушка смелости не прибавляет, зато проблем создает – выше крыши.
– Интересно, – странно отреагировала Илона и устроилась напротив. – Вот уж не думала…
– А зачем тебе думать? – хмыкнул Турецкий. – Это же мужские игрушки. А они хорошими не бывают.
– Только потому, что мужские? – Она поставила локти на стол и положила подбородок на сжатые кулачки. Простыня соскользнула, открыв розовые, прямо-таки девчоночьи плечи.
– Я сейчас что-нибудь накину, а тебе, если хочешь, отдам свой халат, да? – сказал Турецкий, поднимаясь и уходя вместе с пистолетом в большую комнату.
– Не возражаю, – ответила она ему вслед. – Но тогда, если уж мы все равно больше спать не будем, давай я что-нибудь приготовлю на завтрак? Или тебе еще рано?
Турецкий не ответил. Он скинул халат, натянул на себя пижаму. Достал с полки из шкафа кожаную «сбрую» с кобурой и сунул туда свой «макаров». «Сбрую» повесил на спинку стула, поверх пиджака. А халат вынес на кухню.
Илона, словно ей вдруг стало неудобно перед незнакомым мужчиной, сперва накинула на плечи халат, а только потом вытащила из-под него свою простыню, которая оборачивала ее подобно римской тоге.
– Глаза у тебя… однако… – улыбнулась она, чуть подмигнув Турецкому.
– Что-то не так?
– Наоборот, больше, чем нужно.
– Слушай, что это ты с утра – и загадками? То тебе не так, это теперь…
– Да мне все – так, успокойся. Я увидела сейчас твой взгляд, которым ты окинул меня, и подумала…
– О чем?
– Да ни о чем, ты вряд ли поймешь…
– Ну вот опять…
– Сегодня – суббота. У тебя есть дела, или?…
– Вот именно. Или, – нахмурился он. – Так что особенно засиживаться не выйдет. Мне надо еще на службу заехать. Потом… да, Василь Васильич заждался, поди…
– Кто это?
– Товарищ мой. Ранен он. В больнице.
– Это вот когда и ты? – Она кивнула на его залепленную пластырем руку.
Ознакомительная версия.
