Потом оказалось, что не все с этим растением так гладко, как казалось вначале. Все чучхе сплетаются под землей корнями друг с другом и становятся частью единой экосистемы. Ни одно растение чучхе не живет самостоятельно, а всегда самым тесным образом связано с другими.
Когда позже с одних развалин захотели убрать чучхе, то сделать этого не смогли. Оно не боялось ни огня, ни топора, ни кислоты, ни ядохимикатов. Его надо было только взрывать, но и это не давало полной гарантии успеха. Корни чучхе не нуждались в почве. Они могли получать питательные вещества из асфальта, бетона, щебенки, битого бутылочного стекла, строительного мусора, а если их не было, то и просто из воздуха.
Чучхе оказалось очень своенравным растением и в покрытые им развалины принимало далеко не всех. Вернее, войти-то туда мог каждый, а вот выйти обратно у некоторых не получалось. Ходили слухи, что там пропадают собаки, люди и однажды даже пропал целый наряд полиции, пытавшийся проверить паспортный режим на вверенной ему территории.
Интересно, что в самой Корее растение чучхе подобных чудес не откалывало. Стало быть, перемудрили наши ученые с его адаптацией.
Сажать чучхе в Москве перестали, но с уже прижившимися пришлось примириться.
Подходящие развалины, покрытые листьями чучхе, нашлись на Кутузовском проспекте. Игорь так и хотел, чтобы они были не слишком далеко от центра. Первым в них вошел Хаба, у которого были нормальные отношения с чучхе. Он никогда не слушал бесконечные народные байки про это растение. Якобы там по вечерам играет гармошка, светятся окна, слышны крики «Горим, блин!», «Подъем, на хрен!», «Убери руки, я сказала!», «Не рви резинку, я сама сниму!», «Убивают!», «Стой, шалава!», «Помогите!», звенит посуда, звучат выстрелы дуплетом из двустволки и тому подобное. Никто не спешит на помощь в таких случаях, а те, кто все-таки осмелился туда кинуться, рассказывали потом, что внутри темно, тихо, никого нет и от этого становится еще страшнее.
Игорь и Салим всего этого не знали. Им просто хотелось найти место, где им было бы поспокойнее. Хаба же считал, что все это выдумки. В домах под листьями чучхе он никогда не видел ничего особенного, кроме битого стекла, кусков штукатурки и старого хлама, брошенного бывшими жильцами за ненадобностью. Да и ему ли было бояться такой мистики? После того что произошло с ним и его соседями по району, можно было не опасаться уже ничего. Он смело ночевал в таких домах, если ночь застигала его на другом конце Москвы, а добираться домой не было ни сил, ни желания. Дома у него не было ничего такого, к чему стоило бы особо стремиться. Те же пустые стены, только содержавшиеся в чистоте, вот и вся разница.
Пробыл Хаба в развалинах минут десять и, выйдя, утвердительно кивнул. Это означало, что можно заходить. Внутри все было в зеленоватом полумраке от солнечного света, пробивавшегося через листья. Когда-то дом был элитным – на полу в просторном вестибюле сохранилась мозаика, изображавшая достижения давно ушедшей эпохи. Из семи этажей сохранились только два. Хаба провел их на второй этаж, где он отыскал однокомнатную квартиру с целыми окнами и остатками мебели. Здесь даже работал водопровод.
Пока они осматривали новое жилье, в дверь постучали. На пороге стоял коренастый алкоголик, заросший волосами и щетиной до самых глаз. У него был широкий рот, выдающиеся вперед скулы и маленькие наглые глазки. Он заявил, что квартира его, и квартплату он берет вперед за два месяца. Хаба подошел к нему, обнажил клыки и глухо зарычал. Алкоголик переменился в лице, сказал запинающимся голосом, что он просто пошутил и тут же исчез, оставив после себя сильный запах перегара. Хаба взял у Игоря блокнот и написал, что такие квартиры не принадлежат никому и всех нужно посылать подальше.
Игорь спросил, не попадался ли ему со времени их последней встречи бензин. Хаба ответил отрицательно. Друзья приуныли.
– Не выбраться нам отсюда, – сказал упавшим голосом Салим. – Надо жениться и жить здесь.
Игорь тоже об этом подумывал, и эта идея не казалась ему такой уж абсурдной. Но в устах Салима она вдруг прозвучала как нечто абсолютно неприемлемое.
– Мы здесь не останемся! – твердо сказал он.
Салим посмотрел на него больными после уколов глазами и уныло кивнул. «Мели, Емеля...», – читалось в его взгляде.
Повисла тишина. Хабе нечем было их утешить. Он засобирался домой, но вдруг хлопнул себя ладонью по лбу.
«Заходил Петрух!» – написал он в блокноте.
Игорь оживился и торжествующе посмотрел на Салима.
– Чего хотел?
«Вас повидать».
– Адрес оставил?
«Адрес тот же – ВВЦ, колесо обозрения».
На следующий день вечером Игорь был на ВВЦ. Салим остался дома на хозяйстве. Игорь строго-настрого наказал ему больше никуда за помощью не ходить.
Все кабинки в колесе были ярко освещены. Он сказал вахтеру, сидевшему у подножия колеса на табурете, к кому он пришел. Вахтер кивнул, и они стали ждать, когда кабинка Петруха опустится внизу. Колесо вращалось медленно, Игорь начал замерзать и стал притопывать. Он с завистью поглядывал на длинный тулуп вахтера, валенки и шапку-ушанку. Ему вспомнилось, что дома у него, еще в той Москве, в стенном шкафу висят две дубленки, а здесь нет ни одной.
Когда кабинка оказалась внизу, вахтер нажал кнопку колесо остановилось, и Игорь постучал в дверь. Петрух тотчас же открыл.
– О, какие люди! – обрадовался он. – Привет, отец! Рад тебя видеть!
– Здравствуй, сынок! – в тон ему ответил Игорь, мысленно напомнив себе, что он не мог бы быть отцом курицы, даже если бы и захотел этого.
Внутри кабинка оказалась намного больше, чем казалась снаружи. Петрух показал ему свое жилье. Оно состояло из комнаты, кухни и санузла. Кухня была очень маленькой, места для стола в ней не осталось и есть приходилось стоя прямо с плиты. Санузел имел только душ и унитаз, ванна в него не поместилась.
В комнате на диване, скромно потупив взор, сидела девушка, которую Игорь сначала не заметил.
– Знакомься, – представил Петрух, – моя подруга – Рябушка.
– Как? – удивился Игорь.
– Регина! – засмеялся Петрух. – Это я ее так ласково называю.
Регина была хорошенькой шатенкой небольшого роста. Она застенчиво улыбнулась Игорю и сразу ему понравилась.
– Ты оставь нас пока, Рябушка, – попросил Петрух, – нам поговорить надо.
Хотя они были уже на большой высоте, Регина безбоязненно распахнула дверь и ступила наружу. Игорь ничего не успел сказать. Грациозно перепрыгивая с одной обледенелой трубы на другую, она стала перебираться в соседнюю кабинку. Игорь следил за ней с замирающим сердцем и облегченно вздохнул только тогда, когда она достигла цели и скрылась за дверью.
– Живет она там, – объяснил Петрух, с любовью глядя ей вслед. – Секретарша нашего начальника.
– Хорошая девушка, – одобрил Игорь, – смелая.
Внутренне он не мог отделаться от мысли, что Регина чем-то неуловимым напоминает ему курицу.
– И жилье у тебя хорошее, – похвалил он.
– Да, ничего, – согласился Петрух. – Но скоро я переезжаю.
– Куда?
– На Проспект Прямых инвестиций.
– А там что?
– Такое же колесо, только больше и удобнее.
– Разве может быть еще больше?
Петрух рассмеялся.
– Еще как может! Восемьсот метров в диаметре, полторы тысячи кабинок. И все с джакузи!
– Зачем столько? – удивился Игорь.
– Большой банк, много сотрудников.
– Повезло тебе, – сказал Игорь.
– И все благодаря тебе, – ответил Петрух. – Кем бы я был, если бы не ты?
– На моем месте так поступил бы каждый, – сказал Игорь первое, что пришло в голову.
Он всегда терялся, когда его благодарили.
– Нет, не каждый! – возразил Петрух. – Далеко не каждый. Я не знаю больше никого, кто был бы способен на такой поступок.
– Ты еще молод. Поживешь – может, и встретишь кого.
– Чем тебя угощать? – спросил Петрух. – Дождевых червей будешь? У меня есть замороженные.
Игорь икнул от неожиданности. Он уже подзабыл о вкусах Петруха.
– Мне бы чего попроще.
Внизу раздался выстрел из двух стволов.
– Что там происходит? – забеспокоился Игорь.
– Сторож палит, – беззаботно ответил Петрух, – гасту гоняет. Тут только расслабься – живо электромотор свинтят и колесо встанет.
– А зачем ему постоянно вращаться, если оно все равно общежитие? – спросил Игорь.
– Ну как же! Это имиджевая вещь. Все видят, что колесо вращается, и понимают, что дела у нас крутятся. И несут деньги к нам. Банк богатеет, и нам, простым клеркам, кое-что достается.
Они поужинали, стоя у плиты, и выпили. Игорь смотрел на Петруха и думал, сколь многого может достичь простая кура, если ее вовремя наставить на правильный путь. В принципе, любой крупный курятник мог бы снабдить какой угодно коммерческий банк спаянной командой профессионалов во главе с петухом – топ-менеджером. Он топтал бы их на утренних совещаниях, и они после этого работали бы как угорелые, неся золотые яйца. А платить им можно не слишком много. Куры – народ не избалованный.
