Лив обвела кафе-мороженое взглядом. Посетителей за небольшими круглыми столиками сидело совсем немного, и никто из них не обращал на них никакого внимания. Девушке за прилавком было лет пятнадцать, и о документалке она могла ничего не знать, а если и знала, то ей до этого не было никакого дела.
«Природа насилия», с одной стороны, стала для них благословением, а с другой – проклятием. Благословением потому, что фильм сплотил публику и побудил выступить в поддержку Дэнни – не говоря уже о целом ряде самых известных высокооплачиваемых адвокатов, на безвозмездных началах предложивших свою помощь. А проклятием по той простой причине, что после него их семья стала изгоем и предметом ненависти всяких неудачников, в основном разочарованных в жизни мужчин среднего возраста, которые сидят за компьютерами и плюются ядом.
Ей вспомнилось вчерашнее лицо Венди Уайт. Лютая злоба в ее глазах. Неизвестно, что было бы, не появись Глен Элмор. Да нет, глупости. Коп просто хотела ее напугать. В Адейре их семья обосновалась четыре поколения назад, и Лив рассчитывала на снисхождение, но этот городок не умел прощать. То, что здесь решила остаться ее сестра, было удивительно. К тому же она очень надеялась, что отец никогда не поймет, насколько скверно все обернулось. Это его просто убило бы.
Лив опять подумала о свободных местах рядом с материнской могилой. Неужели ее тоже когда-нибудь здесь похоронят? Так будет написано в ее завещании. Как и в последней воле Эвана. Они определились, когда дети были еще маленькими. До того, как Дэнни арестовали и посадили в тюрьму. И до «Природы насилия».
После этих событий мир разделился на «до» и «после».
Впрочем, по ее собственной жизни трещина тайком пролегла гораздо раньше, разбив ее на «до» и «после» романа с Ноа. Незадолго до ареста Дэнни она поклялась оставить бывшего парня в прошлом. Никогда не оставаться с ним наедине, а по возможности даже не говорить. Это была ошибка, спровоцированная чрезмерным количеством алкоголя и, за неимением лучшего оправдания, кризисом среднего возраста. Лив сама выбрала такую жизнь и отказалась от карьеры, чтобы воспитывать детей в небольшом городке. Но когда ребята повзрослели и перестали в ней нуждаться – а они с Эваном все меньше замечали друг друга, заботясь о дочери и сыновьях, – она стала лелеять фантазии о том, куда бы могла завести ее жизнь. Лив по-прежнему сохраняла свою привлекательность, но убавить себе годы не могла. Теперь головы мужчин, оборачивавшихся на нее, как правило, украшала седина. Она не хотела этого признавать, но внешний вид всегда составлял значительную часть ее индивидуальности. Что с ней будет, когда от красоты останутся одни воспоминания? Когда от них уедут дети? А потом она столкнулась с Ноа, и не где-нибудь, а в супермаркете – кто бы мог подумать!
Как говорится, слово за слово… Их роман продолжался ровно месяц. Она приезжала в Линкольн, приходила к нему на работу, и он брал ее в своем кабинете на столе из красного дерева. Она усаживалась на него на переднем сиденье машины посреди кукурузного поля, на которое они бегали еще подростками. Украдкой наведывалась в отель, когда он по работе оставался на ночь в Линкольне. Если совсем начистоту, то немалую часть этого захватывающего приключения составляли именно таинственность и риск. После смерти жены Ноа так и не женился повторно, но связь вице-губернатора с замужней женщиной в консервативной Небраске могла обернуться скандалом. Она и сама могла все потерять.
В некотором смысле так оно и случилось.
В ночь убийства Шарлотты Эван уехал в командировку. Лив встретилась с Ноа в отеле, чтобы порвать с ним. Они проговорили до трех утра. Он убеждал ее уйти от мужа, но она упорно стояла на своем. Весь их роман был сплошной иллюзией: Ноа отгородился от мира после смерти Вики, она – в домашней рутине. Лив любила своих детей, любила Эвана.
В ту ночь она уснула, а когда открыла глаза, его уже не было – он уехал разбираться с вечеринкой, устроенной сыном у них дома и изменившей всю ее жизнь. На обратном пути, стараясь вернуться раньше Эвана, Лив видела, как ей звонят из дома, но не ответила. А когда она приехала, Мэгги сказала, что полиция увезла Дэнни.
Сначала Лив планировала признаться Эвану в своей измене и при необходимости рассказать полиции. Но потом она решила, что бремя ее предательства станет невыносимым для Эвана и ее семьи. Так уж получилось, что следователи ни разу не спросили ее, где она была той ночью. Да и с чего бы? Своего злодея они заполучили, когда Дэнни переступил порог полицейского участка.
Она никогда не сможет себя простить, поэтому поклялась, что с Ноа Брауном все кончено. Лив никогда с ним больше не заговорит и уж точно не останется наедине. Пообещала Господу, если он поможет освободить Дэнни, то…
И вот опять она была здесь, а вечером собиралась ужинать с ним в том самом итальянском ресторанчике, куда они ходили перед выпускным балом. Впрочем, почему бы ей не пойти? Та чертова клятва, которую она дала Богу, так и не помогла ее сыну выйти из тюрьмы. И Эвана ей тоже не вернула.
Зазвонил телефон, и на экране высветилось имя мужа. Она чуть не подпрыгнула.
– Привет, – произнес Эван. – Как там наш любимый городишко?
Он пребывал в хорошем настроении, а в его голосе явственно звучал оптимизм. В последнее время такое с ним было редко.
– Пока поездка выдалась странноватая, – ответила Лив, оглядывая кафе-мороженое.
– Да? Прости, что не ответил на твой звонок. Ты написала, что решила вопрос с отцом. А как насчет остального – все хорошо?
– Даже отлично. Потом я тебе все подробно расскажу. Мы сидим у Салливана.
– Не скажу, что страшно тоскую по Адейру, но по шоколадному мороженому действительно скучаю.
Лив промолчала. Для ностальгических воспоминаний у нее не было настроения.
– Ты точно в порядке? – спросил он.
– Я виделась с Ноа, – она решила смириться с неизбежным.
– Да? – ровным голосом спросил Эван.
Лив объяснила, каким именно образом уладила дело с домом престарелых.
– Мило с его стороны.
– Но это не главное. Его скоро назначат губернатором.
– В смысле? Как…
