принудительному лечению до конца твоих дней.
— Сукин сын! — вскричала Элен Роудс, швыряя кости мне в лицо.
История принадлежала мне, и я постарался выжать из нее как можно больше.
Супруги Помрой вернулись в Талисман-сити, где жили спокойной и размеренной жизнью, производя орудия уничтожения.
Вербена Прюитт, которой скандал не коснулся, занялась поставкой женских голосов удачливому кандидату в президенты, за что была вознаграждена должностью руководителя управления рыболовства и персональным автомобилем с шофером.
Джонсону Ледбеттеру позволили занять место в сенате, хотя несколько дней все избегали сидеть рядом. Но время шло, и его соображения насчет экономических проблем страны теперь рассматриваются вполне всерьез. Он уже заседает в комитете по распределению государственных должностей. Племянник служит у него личным секретарем, племянница получает немалые деньги в сенатском офисе за те выдающиеся способности, которые продемонстрировала еще в Талисман-сити.
На суде, который, по счастью, не затянулся, миссис Роудс вела себя весьма достойно. Семейных тайн вытаскивать на публику не стали, и суд пришел к решению, что обвиняемая действительно невменяема. Элен пожизненно поместили в тихое заведение в Мэриленде, где ей могли бы обеспечить наилучший уход.
Я на суде не появлялся — мои свидетельские показания зачитал обвинитель. Хотя мне слава и не помешала бы, но показалось более разумным взвалить ее на крепкие плечи лейтенанта Уинтерса, фотографии которого неделю не сходили со страниц газет. Такая популярность быстро проходит, но сейчас он наслаждался минутой торжества.
Я же торжествовал, когда «Глоуб» покорила публику сенсационным материалом. Мы побили все газеты в городе; детальное описание загнанной в тупик убийцы продавалось великолепно. Хотя в другое время оно заставило бы Элен лопнуть со смеху.
В Нью-Йорк мы с Уолтером Ленгдоном возвращались одним поездом, и по дороге он мне прочитал свой черновой набросок статьи о политическом убийстве. Мне материал понравился, и я предложил сделать из него эпическую поэму. Он отнесся к совету не слишком разумно, но я говорил вполне серьезно: со времен Байрона у нас не было поэтов, способных на подобный подвиг.
Временами меня мучила совесть при мысли об Элен, запертой в психушке. Но это не моя вина. Я уже готов был бросить дело, если бы она не попыталась меня убить. Роль Лукреции Борджиа с Массачусетс-авеню завела ее слишком далеко. А ведь когда-то мы были влюблены друг в друга…
Две недели спустя, накануне сольного собачьего концерта, я встретил за кулисами миссис Голдмаунтин. Это была наша первая встреча после Вашингтона, после суда.
Она бросилась ко мне, ослепительно сверкая брильянтовой бабочкой в волосах и золотой пылью на веках.
— Я ужасно нервничаю, — созналась она, стиснув мои руки.
— Не вижу причин для тревоги, — успокоил я. — Все под контролем. Я всю неделю совещался с фирмой «Хей-Хо». В фойе установлены телекамеры, чтобы показывать знаменитостей. Журнал «Лук» прислал фотографов, представлены все агентства новостей, ничего непредвиденного случиться не может.
— Я тоже надеюсь. Последние две недели Гермиона репетировала, как сумасшедшая. О, мы не можем допустить провала.
Она нервно крутила меж пальцами черный шнурочек.
— Мы с Альмой Эддердейл специально просили присутствовать Маргарет Трумэн. Здесь множество людей из Вашингтона…
Фотографы, газетчики, сотрудники фирмы «Хей-Хо» толкались вокруг. Концерт стал большим событием. С того места за кулисами, где мы стояли, была видна сцена и часть зала; он был почти полон.
— Да, кстати, как вы умно решили дело с Элен Роудс! И кто бы мог подумать? Все говорят, что именно вы нашли разгадку.
— Мне просто повезло, — скромно сказал я.
— Уверена, здесь больше, чем простое везение. Знаете, вчера я ездила в Мэриленд с ней повидаться.
— С кем? С Элен?
— Конечно. Я всегда ее очень любила. Я думала, поеду и утешу ее… Несчастная девочка.
— И что она сделала?
— Что сделала? Она меня облаяла и делала вид, что она — собака!
«Ах, Элен, Элен, — подумал я. — Как бы там ни было, конец стал не таким печальным. Жаль только молодых врачей».
Но в это время мимо нас провели Гермиону, чей черный бархатный бант украшали крупные жемчужины. Миссис Голдмаунтин ободряюще потрепала ее за ухом.
Когда пудель появился на сцене со своим аккомпаниатором, раздались аплодисменты.
Мгновение спустя раздались аккорды знаменитой арии из «Нормы», и голос Гермионы, неземной и громкий, поплыл в воздухе.
Ее последующие потрясающие успехи в девяти фильмах широко известны; после девятого она потеряла голос и была вынуждена молча появляться на экранах, пока не отдала концы. Ее дебют в зале мэрии послужил успеху рекламной кампании, хотя отзывы в прессе были весьма различны. Вирджил Томсон из «Геральд Трибюн» выразил общую точку зрения, сказав, что ее голос был небольшим и недостаточно тренированным; тем не менее он считал, что она прекрасно держалась на сцене. Особенно впечатляли ее выходы и поклоны под занавес.
Моя вина (лат.). — Примеч. перев.
Старинная игра, в которой один из играющих оставляет за собой след из клочков бумаги, а остальные пытаются его найти. — Примеч. перев.
Верным рыцарем (ит.). — Примеч. перев.
Игра слов — фамилия миссис Голдмаунтин означает «золотая гора». — Примеч. перев.
Разговорное название Нью-Йорка. — Примеч. перев.