триста верст отсюда. В другом детском доме. А Маша в соседнем городе. Мой отец, который нас бросил в детстве, нас и познакомил, когда Маше было шестнадцать. Он сказал, что это моя сестра по отцу. Сомнений не было никаких. Мы с ней были очень похожи.
Он умолк. Его взгляд, сокрытый от Татьяны темными очками, был устремлен на залив.
– Поляков нашел детский дом. Там ему дали ее прежний адрес, где она жила с матерью до сиротства. И он поехал туда.
– Зачем?
– Чтобы убить того человека, который знал Машу под другим именем.
– О господи! Я запуталась! – Татьяна закрыла лицо ладонями. – Я уже ничего не понимаю! Зачем ему было убивать Машу?!
– По неосторожности, возможно. Из ревности. Он же ее дико ревновал. Маша мне жаловалась не раз. Синяки показывала.
– Он бил Машу?! – Татьяна снова попятилась и тут же уколола пятку, поморщилась. – Какой бред, господи! Я вам не верю!
– Расскажите это полицейским. Они взяли Полякова с поличным. Буквально в момент убийства несчастного человека, который обещал полицейскому отыскать фотографии Маши. Он пробил ему голову тяжелым предметом. С одного удара. Как до этого убил бедную мою сестру. Как убил диспетчера таксопарка. Вы… – Иван обошел костер, встал к ней почти вплотную и выдохнул в лицо: – Вы жили с монстром, Татьяна. Это просто счастье, что вы остались живы.
– Это неправда. Я вам не верю. Тимофей не мог. Он не такой. Он не монстр, не убийца, – забормотала она, чувствуя, как силы ее покидают.
– Вам плохо, Таня? – переполошился он, хватая ее за локти. – Вам надо в тенек.
– Нет. Мне надо в полицию. Сейчас же! Срочно! – Она взмахнула руками, пытаясь сбросить его пальцы со своих локтей. – Мои показания могут быть полезны для него!
– Эх, Таня, Таня. Он не нуждался в вас, а вы пытаетесь помочь ему выплыть, – произнес Иван, тяжело, глубоко вздыхая. – Никогда не понимал женщин! Не понимал сестру, которая к нему прилипла банным листом. Не понимаю вас. Хорошо… Поезжайте в полицию, помогайте убийце.
– Господи…
Она вдруг вспомнила, что пришла сюда от дома Федора пешком. И дорога назад займет какое-то время. А ноги ее совсем не держат. А машина Ивана – вон она – всего лишь в тридцати метрах от берега.
– Отвезите меня, Иван. Отвезите меня в полицию, – попросила Татьяна, усаживаясь прямо на песок и натягивая сандалии. – Мне нужно срочно!
– Хорошо. Отвезу. Только костер затушу.
– К черту костер! – вспылила она, вскакивая. – Здесь нечему воспламениться. Рядом вода. Это же логично! Поехали…
Обгоняя друг друга, они быстро пошли к его машине. И уже через пять минут уехали от дома Полякова. Правда, Иван не забыл запереть чужие ворота.
– Смотри! – крикнула девушка, которую хотела помирить со своим парнем Таня. – Она уронила телефон. И как теперь мы его ей вернем?
– Вернем, не сомневайся, – меланхолично отозвался ее парень. – На него ей непременно кто-то позвонит…
Он точно выйдет на пенсию. И не когда-нибудь, а уже скоро. Его измотала к чертям такая собачья жизнь, когда совсем нет свободного времени на жену, детей и внуков. Когда совершенно нет свободных мирных мыслей, а только о мерзких преступных деяниях. Просыпаешься – о них думаешь. Засыпаешь – снова о них. Едешь в машине, не забываешь. Кофе пьешь, снова в их компании.
– Уйду, к чертовой матери, старлей! – пообещал он сегодня с утра Хромову, который явился с новостями, переворачивающими вообще все вверх дном. – Не могу больше!
– Что это вы, товарищ подполковник, на пенсию собрались, – улыбался во весь свой белозубый рот Хромов. – В такой момент, когда мы на финишной прямой!
– Это она у тебя прямая и финишная, а у меня вся с поворотами и в тумане. Вот скажи, старлей, почему ты мне вчера сразу не доложил о ситуации? Вот сразу, как узнал, что Иван Белозеров – сын Климова?
– Там связи не было почти всю дорогу, – честно глянул Хромов.
– А потом?
– А потом, когда я приехал, было уже почти одиннадцать вечера. – Он снова широко улыбнулся и поправил сам себя: – То есть я хотел сказать, одиннадцать ночи. Вам звонить в это время нельзя.
– Это ты меня подкалываешь, что ли, я не понял! – возмущенно вскинул брови Звягин.
Хромов замотал головой, выставил ладони щитом, но улыбаться не перестал. Конечно, ёрничает, засранец. Двадцать три ноль-ноль для него не ночь, а вечер. Небось, вернувшись из поездки, еще и на свидание отправился. А Звягин уже второй сон досматривал к тому времени, да. Но утром все равно проснулся неотдохнувшим. А Хромов весь светится. Точно свидание вчера было.
– Было, признавайся? – пристал к нему Звягин, озвучив свои подозрения.
– Было свидание, товарищ подполковник. Было! – счастливо скалился Хромов. – Приехал, позвонил, а она только-только из спортзала вышла. Я ее и встретил.
– Вот, вот! Что и требовалось доказать! – погрозил ему пальцем Звягин. – Разве тебе до дела, если любовь на уме… Хорошая хоть девочка-то?
– Хорошая. Правильная. Профессию мою уважает.
– Они все уважают, пока нас из-за праздничного стола не выдергивают, – проворчал Звягин, вспоминая молодые годы с женой. – Моя от меня трижды уходила с чемоданами и детьми.
– А как же вы… – изумленно моргал Хромов.
Он, честно, думал, что семейная жизнь его начальника – полная идиллия.
– А так вот! Ездил к маме ее, просил одуматься. Находил нужные слова. Возвращал.
– Все три раза?
– Не-е, – Звягин хитро заулыбался. – В третий раз сама вернулась и больше уже не уходила.
– Почему?
– Потому что вокруг меня акулой дама одна закружила. Начала, так сказать, соблазнять. И так, скажу я тебе, атаковала! Если бы жена вовремя не вернулась, точно сорвался бы. А ты: профессию уважает! Предупреди сразу, если у вас серьезно, какие у нас тяжелые будни. И праздники – будням под стать. Ладно, это лирика все. Что дальше-то, старлей? Как нам твои сведения присовокупить к делу? У нас с тобой что получается? Что Мария Белозерова была Миленой Озеровой, так?
– Так.
Хромов выбрался из-за стола, подошел к доске с фотографиями фигурантов. Ему нравилось это новшество, которое не так давно к ним в кабинет установили. Звягин поначалу отмахивался и называл доску баловством. Но теперь и сам подолгу простаивал, выписывая под портретами свои соображения.
Сергей сдвинул фотографию погибшей Милены Озеровой, найденной на берегу, и фото Маши и подписал: один человек.
– Причем, подозреваю, Белозеровой она стала в шестнадцать лет, раз ее сосед утверждает, что она вышла замуж в этом возрасте. Тогда же она поменяла фамилию и взяла себе новое
