И он ударил от души. Но сознание осталось со мной, просто было очень больно.
— Сука, — емко выразился Ковалев-младший.
— Да не слушай ты ее, сынок, — махнул рукой глава семейства. — Брешет она, блефует. Никто не знает, что она у нас. Надо избавиться от тела, только по-умному.
— А когда мы поступали не по-умному, батя? — усмехнулся депутат. — Давай сообразим, как эту выскочку утилизировать…
А у меня все плыло перед глазами. Проплывали видения, тоска душила. События выстраивались в логическую цепочку. Супруга Ковалева-старшего скончалась десять лет назад. Не приложил ли руку Александр Михайлович к этому событию? Могла что-то выведать, заподозрить. Да и сынок подрастал, будущая смена.
— Ковалев, скажи, откуда ты знал подробности милицейского расследования? — прошептала я.
— Так это элементарно, душа моя, — охотно отозвался маньяк. — Полухин — вечный дежурный по вашему управлению. Он через сутки на службе. А если и не в будке, то все равно в курсе событий. Видит, кто куда уходит, знает о готовящихся мероприятиях. Изящно, согласись. Он имел недолгую половую связь с супругой вашего дражайшего Виктора Анатольевича, и знаю об этом только я. Даже есть, так сказать… документальное подтверждение. Ты же знаешь, у Хатынского молодая жена, пылинки с нее сдувает, а сам уже не жеребец. А у той кровь бурлит. Молодая же… В общем, на крючке этот парень, все сделает. И ему совершенно плевать, зачем мне это надо. Небогатого ума товарищ. Депутатский корпус контролирует работу правоохранительных органов. Еще есть вопросы?
— Ты каким одеколоном пользуешься, Виталик?
— А, это… — убийца пошмыгал носом. — «Огни Москвы», нравится? Приятный стойкий запах. Что еще спросишь? Про папиросы «Север»? Да, покуриваю, так сказать, эстетствую. Но на людях предпочитаю другую марку.
— Зачем вы скальпируете свои жертвы? Мама в детстве за волосы таскала?
Депутат прыснул. Одноногий родитель что-то проворчал.
— Полно, батя, дальше подвала уже не уйдет… На то особое пожелание моего родителя, солнышко. Лично мне без разницы, а ему это надо. Мама и впрямь за волосы таскала — не меня, понятно, а батю. И не моя мама, а его. Но дело даже не в бабушке. Не любила она моего батю, всячески унизить старалась — и физически, и морально. От первого мужа он был, а там история особая. А вот сестренка батина — желанная. Так ее обхаживала, ласкала, последнее отдавала — да еще у бати на глазах. Представь, как он люто ее ненавидел — сестрицу свою. Вот и не вынесла душа поэта… Нашли ее однажды, утопшую в реке. А когда вытащили, обнаружили, что рыбы скальп объели — почти полностью. Зрелище так себе. Но бате понравилось. Не дожила, в общем, моя тетушка до своего двенадцатилетия. А хорошенькая такая была — волосы светлые, глаза по полтиннику. И бабуля моя не выдержала — в тот же вечер померла от разрыва сердца, да и хрен бы с ней… И еще, батя, мне всю жизнь не дает покоя вопрос: какого хрена ты в пятьдесят девятом полез в свидетели? Ну, охранял свои склады, попутно в соседнюю развалюху бегал, где соплюх держал. Ну и сидел бы спокойно. Нет, полез — я, мол, свидетель, видел злодея. Нервишки решил пощекотать — возбудиться по полной? В пятьдесят девятом прокатило, а вот сейчас тобой интересоваться начали. Ведь чувствовали, что скоро за нами придут, когда за этой парочкой следить начали…
— Ну, все, довольно, — перебил Ковалев-старший. — Что было, то было, назад не воротишь. Давай мозговать, как вылезем из всего этого… Слушай, сделай с ней что-нибудь, — разозлился старик. — Не могу смотреть, как она на меня глазищами лупает.
— А это охотно, — осклабился депутат и ударил меня по лицу. Я лишилась чувств…
Туманов нервничал — куда пропала Рита? Он вернулся в управление полчаса назад. Брат Гудкова, как и сам Гудков, в роль маньяка не вписывался. Двенадцать часов на работе, дико устает, у соседей на виду. Прозрачен, как пустой стакан. А еще два месяца назад перенес операцию по удалению аппендицита, теперь имеет проблемы с дыханием и подвижностью. Подтягивались опера, занимали свои места за столами.
— Где Вахромеева? — потребовал ответа Михаил.
— А мы ей не конвой, — ответствовал Горбанюк. — Нет — значит, ушла.
— В последний раз, когда мы ее видели, она сидела за твоим столом, — добавил Шишковский. — Рылась в твоих бумагах.
Туманов рассеянно поворошил документы. Связь между ними и отсутствием Риты не просматривалась. Читать не хотелось — мысли разбегались. Он собрал их в стопку и сдвинул на угол стола. Подождал пару минут, снял трубку, набрал номер домашнего телефона Риты. Никто не отвечал. И что бы она там делала, если время рабочее?
— Вернется, товарищ майор, — пробормотал Шишковский. — Куда она денется? Маргарита Павловна всегда возвращается.
— Она ничего не говорила? Может, высказывала какие-нибудь версии, предположения?
— Вроде нет, — оперативники дружно пожали плечами.
Беспокойство не проходило. Что-то было не так. У Маргариты Павловны семь пятниц на неделе, а еще она стала ему небезразличной!
— Уж не к свадьбе ли идем? — как бы разговаривая сам с собой, заметил Шишковский.
— Так, разговорчики, товарищи офицеры…
Он покинул кабинет, прошелся по зданию. Риты не было ни у себя, ни у Хатынского, ни в туалетах. Встречные сотрудники пожимали плечами. То же самое сделал и дежурный на первом этаже, уверил, что Вахромеева мимо не проходила.
— А ты точно никуда не отлучался, Полухин? — засомневался Михаил.
— Точно, — кивнул дежурный.
Получалось, что Рита находится в здании. Но никто ее не видел. Чудеса в решете. Он заставил себя успокоиться, вернулся в отдел. Появился Мишка Хорунжев, хлопнул дверью.
— Из мира интересного, Михаил Сергеевич. Помните страшненькие птичьи фигурки, что преступник оставлял на телах жертв? Мы сошлись, что это делают для того, чтобы заморочить нам головы. Может, и так. Я знаю, где и когда производились эти фигурки. Ручная работа, ограниченная партия, мастерская народного промысла на улице Луначарского. Штат состоял из представителей народности селькупов. Маргарита Павловна, к удивлению, не ошиблась. Изделия запретили продавать после того, как мастерскую посетили товарищи из горкома. По мне, так правильно, незачем пугать народ такими изделиями. Что в этих страшилах созидательного? Изделия утилизировали, да, видимо, не все. Часть партии растащили по домам. Мастерской в те годы заведовала некая Ковалева Тамара Максуновна, сама из этнических селькупов. К сожалению, женщина скончалась через год или два…
— Что?! — Туманов поднял голову, среагировав на знакомую фамилию.
— Шутите? — расстроился Хорунжев. — Мне все заново повторять?
— Ковалева?
— Ну да… Постойте, Михаил Сергеевич, — встрепенулся оперативник. — У нас же был фигурант с такой фамилией… Простая
