Рудольф фон Шелия, как и Ильзе Штебе, полностью признал свою вину, тем не менее он сделал вид, что не знал, на какую страну работал. С другой стороны, коммунистические убеждения Ильзе Штебе не позволяли ей воспользоваться этой уловкой, и она подтвердила, что ей с самого начала было известно о работе на Москву. Приговор не заставил себя долго ждать: "По статье о государственной измене фон Шелия и Штебе приговариваются к смертной казни и лишению всех гражданских прав".
Не менее убедительными оказались улики обвинения, когда 16 декабря Редер представил вторую, самую важную группу обвиняемых: Харро Шульце-Бойзена, доктора Арвида Харнака, их жен, радистов Курта Шульце и Ганса Коппи, обоих Шумахеров, графиню Эрику фон Брокдорф, помощника радиста Хорста Хайльмана, секретаря Шульце-Бойзена Иоанна Грауденца, агента Эрвина Гертса и военного информатора Герберта Гольнова.
Суд заседал четыре дня, но никто из обвиняемых не смог оспорить представленные обвинением улики. Ближайшее окружение Шульце-Бойзена во время следствия сделало настолько полные признания, что судьям пришлось просто дожидаться формального завершения слушания.
Шульце-Бойзен признался своему адвокату, что его борьба с фашистским государством и данные в полиции показания сделали всякую защиту бесполезной. Тем не менее руководство "Красной капеллы" не склонило головы перед судом и историей. Крель вспоминает, что "на процессе Шульце-Бойзен откровенно и не без гордости признался в своей деятельности.
Его соратник Шмитт долго помнил "особое впечатление", произведенное на него последним словом Арвида Харнака, в котором тот объяснял суду, что "в результате данного накануне Русско-германской войны обещания русскому гражданину Эрдманну, (он имел в виду Эрдберга), с которым был в дружеских отношениях, он чувствовал моральные обязательства помогать направленным к нему агентам".
Хорст Хайльманн подчеркивал, что как убежденный коммунист, поступить иначе он просто не мог. Курт Шумахер дал такую яростную отповедь, что его адвокат посчитал его "одним из политических фанатиков".
Один за другим обвиняемые заявляли о объединявшей их ненависти к режиму.
Только одна из обвиняемых отказалась посмотреть правде в глаза. Ей была Либертас Шульце-Бойзен. До самого начала процесса она жила иллюзией того, что за чистосердечные показания на сообщников её должны освободить. Услышав, что ей как и всем прочим, грозит смертный приговор, она пережила глубокий шок, и адвокату Безе пришлось просить о переносе заседания суда. Прошло немало времени, прежде чем Либертас поняла, какую подлую игру вело с ней гестапо.
Однако это не остановило судей и 19 декабря 1942 года желание Гитлера было исполнено: все основное ядро "Красной капеллы" приговорили к смерти. * Лишь в четырех случаях суд отказался поддержать Редера. Двоих признали виновными в невольном пособничестве Шульце-Бойзену: они снабжали информацией, но не участвовали в работе организации и скорее являлись орудием или жертвами "Красной капеллы", чем её агентами.
(* Это были: Харро и Либертас Шульце-Бойзен, Курт и Элизабет Шумахер, Арвид Харнак, Хорст Хайльман, Курт Шульце, Ганс Коппи и Иоанн Грауденц. Прим. авт.)
Первым было дело полковника Эрвина Гертса, которого адвокат защиты описал, как "довольно любопытную, с точки зрения психологии, личность". Для офицера он был слишком болтлив, и к тому же верил во всякого рода оккультные силы. Эрвин выдал Шульце-Бойзену и гадалке Анне Краус множество служебных секретов, но и не помышлял ни о каком противодействии режиму. Его жена готова была поклясться, что, несмотря на свое отвращение к нацизму, "он представлял собой истинно немецкого офицера и потому никак не мог запятнать себя предательством или шпионажем". Он никогда не "принимал активного участия в каких-либо предательских заговорах", и, хотя презирал национал-социализм, намеревался даже после войны продолжать службу "независимо от политической окраски руководства".
Адвокат Гертса Безе решил воспользоваться странностями характера своего клиента, чтобы спасти его от смертного приговора, и предложил рассматривать его дело как случай типичной халатности. Суд согласился рассматривать его дело вне рамок главного процесса - все судьи втайне надеялись, что Безе на основании статьи 51 Уголовного кодекса преуспеет в спасении клиента.
Лейтенант абвера Герберт Гольнов, любовник Милдред Харнак, также выдавал служебные тайны, но не отдавал себе отчета в том, что таким образом сотрудничает с вражеской шпионской организацией. Гольнов был национал-социалистом и пытался на конкретных фактах убедить скептически настроенного Арвида Харнака в окончательной победе Германии. Суд, защита и даже сам Редер не скрывали симпатий к "молодому человеку, втянутому в это дело без всякого злого умысла с его стороны."
Тем не менее суд посчитал доказанным, что предоставленная Гольновым информация стала причиной гибели многих немецких солдат на Восточном фронте. Поэтому смертный приговор ему вынесли не за государственную измену, а за нарушение воинской дисциплины. Однако суд ходатайствовал перед ставкой Гитлера о смягчении наказания.
Аргументы трибунала в делах Гертса и Гольнова порядком вывели Редера из себя, решения же по делам Милдред Харнак и графини Брокдорф полностью настроили его против суда. Тут против обвинителя использовали его собственные доводы по поводу влияния эротики. Суд постановил, что графиня Брокдорф помогала коммунистическим агентам исключительно с целью удовлетворения своей страсти и должна проходить как соучастник. Судьи приняли во внимание, что в "последнем анализе мотивов её действий не было никакой политики". Крель заявил: "С ней спали все молодые люди, оказавшиеся по вполне понятным причинам (передача радиограмм) на ночь в её доме". В результате Брокдорф получила десять лет каторжных работ.
С другой стороны фрау Харнак дали только шесть лет каторги, поскольку суд посчитал - говоря словами одного из судей, Ранфта - что "она действовала больше из преданности своему мужу, чем по собственной воле".
И в этом случае на приговор явно повлияли симпатии к "образованной женщине, интересовавшейся общественной и особенно социальной жизнью" (слова Креля). Он продолжает: "Принимая во внимание личное впечатление, которое оставила фрау Харнак, суд под моим председательством не решился вменить ей в вину какие-либо предательские намерения в тех вопросах, которые она задавала Гольнову". Поэтому её обвинили только в пособничестве шпионажу, а не в соучастии.
Геринг со страхом заметил, что Имперский военный трибунал ещё раз нашел верный способ привести в ярость диктатора. Когда вскоре после завершения суда над Шульце-Бойзеном Редер и Леманн искали встречи с Герингом, им сообщили, что он не хочет компрометировать себя подобным образом перед Гитлером. Леманн пишет: "На слове "тюремное заключение" Геринг взорвался. Он заявил, что фюрер поручил ему выжечь этот гнойник и никогда не согласится на меньшее".
Геринг оказался прав. Юридический отдел ОКВ одобрил все приговоры Второй палаты и в установленном порядке отправил их Гитлеру, но фюрер отказался одобрить приговоры двум женщинам, и они были возвращены из ставки без комментариев, а неутвержденный приговор означал новое разбирательство в суде.
Креля вынудили передать оба дела в Третью палату, председатель которой, Карл Шмаузер, немедленно поклялся найти допущенные Второй палатой судебные ошибки.
Шмаузер упрекал коллег в пренебрежении к принципам Имперского военного трибунала, которые гласили, что "с точки зрения закона любая намеренная подготовка измены в пользу большевизма или коммунизма, предпринятая после начала русской кампании, становилась равносильной преступлению по "содействию и пособничеству", и следовательно в соответствии со статьей 73 Уголовного кодекса должна караться по статье 91б, раздел 1. Эта статья предусматривала пожизненное заключение или смертный приговор."
Но самым решительным аргументом Шмаузера оказалось то, что "к одобрению и участию в работе шпионской организации Шульце-Бойзена/Харнака в пользу России Харнак и Брокдорф привели их собственные взгляды и политические приинципы". В результате вместо пособничества в подготовке измены, как утверждала Вторая палата (всегда полагавшая, что такое преступление может быть квалифицировано согласно уголовному праву), это должно рассматриваться, как "виновность подсудимых в подготовке измены в соучастии с другими обвиняемыми".
Шмаузер утверждал это на том основании, что после вынесения приговора Гольнову появились новые свидетельства его предательства, а значит стала явной роль, которую сыграла Милдред Харнак. Гольнов рассказал фрау Харнак о двенадцати запланированных абвером диверсионных операциях за линией Восточного фронта. Она передала эту информацию мужу, а тот, в свою очередь, передал её в Москву. Диверсанты абвера угодили под перекрестный пулеметный огонь.
