Ознакомительная версия.
– Макс? – Егор пытается вспомнить, где слышал это имя.
– Да ладно, Купер. – Лунатик с сожалением взглянул на него. – Я думал, ты все понял. Ваш Федор – и есть Макс. Когда я достал переписку, которую никто не посылал, – я понял, кто Макс. Я решил, что ты тоже понял. Я же сказал – только что-то очень личное могло заставить Макса все это проделать, а у кого было личное? У Инны и Федора. Я сначала думал на Инну, но потом обратил внимание, как она печатает документы – нет, хакеры так не печатают. Двумя пальцами, еще чего! Остался Федор.
– Давно я здесь?
– Второй день. – Инна взяла Егора за руку. – Это было недальновидно, глупо и вообще ни в какие ворота. У тебя трещина в черепе.
– И что это значит?
– Удар по голове – всегда рискованная штука, можно повредить мозг. Но в данном случае это вряд ли будет большой потерей. – Инна сжала ладонь Егора. – Чем ты думал, представить не могу. Зная, что кто-то охотится за тобой, – сел и поехал, сам себе хозяин, да?
– Ин, хватит его песочить.
Билли-Рей вошел в палату, вслед за ним протиснулся Реутов. Сразу стало тесно, и Егор вдруг вспомнил – сквер Исаакия, кофе в клетчатом термосе, его Стая, ощущение, что это и есть настоящее.
Сейчас они не в парке, и о кофе лучше не заикаться, но отчего же ощущение такое же?
– Стая шлет тебе привет. – Лунатик подмигнул Егору. – Видал, я пирсинг вынул? Меня врач здешний убедил. Реально крутой чувак, башку тебе починил, сказал, система будет как новая.
– Это было глупо. – Билли-Рей смотрит на Егора с иронией. – Купер, чем ты думал?
И они засмеялись, потому что Билли-Рей только что просил Инну не пинать Егора, а теперь сам же его ругает, но Егору не обидно – только смеяться больно – в голову отдает.
– Я шел по его следам с того момента, как ты мне обрисовал ситуацию. – Билли-Рей оседлал стул, устроившись в углу. – Когда вы мне рассказали, что происходит, я уже знал, что ваши офисные терки и возня вокруг тебя – это разные дела. Я понимал, что свои офисные херни вы разрулите сами, а мне надо выяснить, кто и почему охотится на тебя. Я изучил записи с камеры кафе с кошками – «Маленький Париж», – хозяйка там милейшая дама, снабдила меня копией ролика, Лунатик почистил его для меня, и я смог увидеть часть номера машины. Среди владельцев таких тачек не было знакомых фамилий, но я попросил Лунатика прогнать по базам фамилии владельцев на предмет родственных связей. И – вуаля! – нашелся некий гражданин Шишкин, владелец седана, часть номера которого совпала с цифрами в той записи. А гражданин Шишкин оказался троюродным братом господина Сорокина. Правда, самого Шишкина в стране нет – несколько лет назад он женился на гражданке Зильберман и эмигрировал на ее историческую родину, а старую машину и дачу оставил под присмотром брата – ну, мало ли, что-то не заладится на новом месте. Так что связь была обнаружена, а дальше все как с горки покатилось.
– Какая разница, Сорокин мертв…
Казаков вспомнил, как убийца смотрел на него – как будто он, Егор, не человек, а реквизит. Хотя так оно и было для самого Сорокина. Его высокая духовность не предполагала рассматривать ближних как личностей. Так, реквизит в затеянном им спектакле, не более того. Похожие граждане из соображений высокой духовности взрывают дома, и трупы взорванных ими людей для них тоже реквизит. Егор поежился – все-таки много на свете особей с абсолютно жуткими идеями.
– С чего ты взял, что он мертв? – Реутов ухмыльнулся. – Живой, подлатаем его – и в суд. В тюрьме ему понравится, там все понятно и по свистку, как он и хотел, духовно до безумия. Билли его только слегка успокоил, но такие свободно льют чужую кровь, а видеть собственную им страшно, они сразу принимаются голосить о своих попранных правах. Но мы доказали, что он убил человека и покушался на жизнь еще шести.
– Как это? – Инна удивленно подняла брови. – Он признался?
– Как же, признался… – Реутов презрительно скривил губы. – Нет, он ныл и требовал адвоката. Мы это доказали, опираясь на улики.
– Да ну! – Инна насмешливо прищурилась. – Даже не били его, а прямо вот так, на улики опираясь, в два счета все доказали?
– Инна, ну чего ты. – Федор дотронулся до ее плеча. – Мы с Лунатиком отследили сигнал с камер – его принимал смартфон Сорокина. Он увидел, как вы вышли из офиса и вызвали лифт. Тогда он надел пояс верхолаза, спустился в шахту и болгаркой с алмазной насадкой перепилил трос. Он не видел, что мы в лифт не сели, он даже предположить этого не мог, смотреть на экран смарта и одновременно висеть и пилить трос с запасом прочности на десять лет – невозможно. Так что он был уверен, что мы сели в кабину и спускаемся, и перерезал трос.
– А поскольку дядька Сорокин крупный и висел там минут пять, пояс оставил на его коже след – синяк и фрикционный ожог. Ширина синяка соответствует ширине пояса. Болгарку мы нашли в его гараже, на насадке следы металлических частиц, по характеристикам соответствующих лифтовому тросу. – Реутов обвел друзей взглядом. – Когда знаешь кто – узнаешь как. Мудрость не моя, но работает. А с мышьяком и того проще – ключи от всех помещений были у него, зашел в приемную и высыпал в банку кофе, перемешанный с конской дозой яда. Даже если бы тебя привезли в больницу, то, пока сообразили бы, что это отравление мышьяком, не спасли бы уже. Ты слишком резво принялся порядки наводить, Егор, вот он и решил тебя убрать.
– И Диму он?
– Дима сам показания дал, мы как раз от него. С медсестрой тоже все будет в порядке. – Реутов покачал головой. – А ведь если бы Сорокин не перерезал ему вены, и из Димы не вытекла почти вся кровь, ваш сисадмин так и не очнулся бы никогда. Наркотик всосался в кровь, а кровь ему практически всю заменили. Такая вот смешная штука получилась. Перемудрил Сорокин. И наркотик, найденный в его квартире, по составу тот же, которым опоили Веру Никитину и Диму. Сисадмина он решил убрать, потому что понимал – тот рано или поздно проболтается – по пьяни или так, но проболтается о том, что знает. Он же от Димы узнал, что ты Витковскую привлечь решил. Эта компания сисадмина за яйца держала крепко. Дима и Шаповаловой алиби обеспечил в тот вечер, когда Маша Данилова с крыши полетела. Они кое-что знали о нем и пользовались этим напропалую.
– Что знали?
– Инна, не все ли равно. – Реутов нахмурился. – Из всех преступлений, которые люди совершают, шантаж, пожалуй, самое мерзкое. Мы все иногда совершаем поступки, которыми не гордимся – нарочно ли, случайно, но у каждого есть что-то такое. Кто-то старается забыть, кого-то чувство вины терзает всю жизнь, но все эти неприятные моменты стараются скрыть. Шантажист бьет человека по самому больному месту, при этом часто заставляя его делать то, чего он сам бы никогда не сделал. И загоняет его в еще более глубокую яму, где страх, вина, ненависть к шантажисту и презрение к себе смешиваются в адский коктейль, и человек ломается. Не буду я вам рассказывать то, что рассказал потерпевший, он бы этого не хотел. Но эпизод шантажа следствием доказан, как и убийство. Нашли-то Сорокина около трупа Бирюкова, орудие убийства было у него в руках. Он той же трубой, что ударил Егора, своему подельнику голову проломил.
– Почему он выбрал Бирюкова? Это человек незначительный, он даже в поле зрения не попадал, пока не пришел отчет Витковской. Мог бы просто убить меня и спрятать, – недоумевал Егор.
– Нет, ему нужно было, чтобы следствие завершилось. А так получалось прекрасно и богоугодно. – Реутов вздохнул. – Твой труп, клок волос Бирюкова, а сам начальник производства исчез, и его фамилия есть в отчете среди фигурантов дела о кражах. Отличная комбинация, дело раскрыто. Но случилась незадача в виде господина Лунатика и господина Билли-Рея, и теперь сидеть гражданину Сорокину до конца его дней. Что замечательно. Такие психи на свободе опасны.
– Его адвокат может сослаться на невменяемость. – Инна сжала ладонь Егора. – И на суде Сорокин задвинет свой спич о духовности и истинных ценностях, которые уничтожают капиталисты, и пойдет в психушку, а не в тюрьму.
– Ну, вот уж нет. – Билли-Рей ухмыльнулся. – Совладельцем бизнеса, который пытался развалить Сорокин, является Малышев. Один из лучших адвокатов страны. Я не думаю, что кто-то из его коллег рискнет слишком рьяно защищать гражданина Сорокина – к Малышеву, если что, можно обратиться за советом и помощью – он никогда не отказывает коллегам, особенно начинающим. Но и навредить он может очень серьезно, если что. Нет, граждане, наш злодей сядет навсегда. Купер, ты понимаешь, как тебе повезло?
– Ты-то там как оказался? – Реутов с опаской поглядывал на Билли-Рея. – Ну, заподозрил ты его, но как ты его отследил?
– Я не сразу его заподозрил, сначала изучил факты и составил примерный профиль преступника – под этот профиль подходил и сам Купер, и этот Сорокин. Купер тоже обладает высокой организованностью, ему свойственен и перфекционизм. Но Купер не агрессивен и склонен решать проблемы без применения насилия, к тому же у него нет мотива, он не мог быть замешан в хищениях. А вот у Сорокина все это было в наличии. Я начал за ним следить и увидел, как вчера он следил за Купером, доехал до дома Инны. Он видел, что туда подъехал Маслов, и понял, что дело плохо – завтра Маслов прижмет начальника цеха Бирюкова, и тот сдаст его с потрохами. А значит, мишенью должен был стать именно начальник цеха. Но вместо того чтобы поехать к нему домой или выманить его куда-то, Сорокин поехал к себе и завалился спать. Утром он вышел – выспавшийся, сука, и я ехал за ним до производственных помещений, а там потерял – пока проник на территорию, она же охраняется, смотрю – машина его стоит, а он, оказывается, уехал на машине своей жертвы. Бирюков вез его на склады и не знал, что едет на смерть. Чем-то Сорокин его туда заманил – скорее всего, тоже сказал ему, что там кража произошла. И машина его была нужна, чтобы исчезнуть вместе с трупом. Думаю, Сорокин хотел спрятать машину в одном из складов, а ночью отвезти и утопить в реке. Я смекнул, в чем дело, когда спросил у охранника о Сорокине. Тот решил, что я на работу наниматься пришел, и сказал – уехал, мол, шеф с начальником цеха в сторону реки, не иначе, как на речных складах снова кража случилась, что-то такое они обсуждали. А там у вас склады, которыми пользуются для хранения сырья, и Сорокин их знал, как свой карман. Думаю, он планировал, убив Егора, загрузить труп Бирюкова в его же машину, завести ее в один из складов, ящиками замаскировать – и до ночи она простояла бы как миленькая, а ночью из города выехал бы и машину с трупом в реку. И подельника нет, убийство Казакова на него списать можно. А сам вернулся бы пешком, там не далеко, и принялся бы искать исчезнувшего директора. И нашел бы. Хороший был план, практически идеальный. И если бы мы не были начеку, у него бы все получилось, понимаете? Не доказали бы мы его причастность к убийству, никак. Звонил-то он Егору с телефона Бирюкова, а его труба в машине осталась, он купил разовый мобильник и перенаправил входящие на этот номер. Отследить этот маневр можно было, если бы возникли подозрения, но улик-то нет, догадки к делу не пришьешь. Один-единственный человек точно знал, кто всем рулит, – Бирюков, и его Сорокин убрал. Вы понимаете? Идеальное преступление было бы, если б не чисто морфологические ошибки. Заигрался мужик в бога, а Бог-то весьма косо смотрит на такие забавы. Я так думаю.
Ознакомительная версия.
