— Мы торопились к вам поскорее попасть, поэтому Богородице я пошла ставить свечку сама, а к Пантелеймону отправила вот это чудовище, — кивнула она в сторону Леры и ядовито ее вопросила:
— Горе мое, тебе к какой иконе сказали свечку поставить? Которая при входе справа! А что сделала ты?
— А я право с лево иногда путаю, — непривычно виноватым тоном ответила Валерия.
— У! — замахнулась на нее Надежда Михайловна, — и как только ты машину водишь!
Бурова обиженно сопнула носом.
— Вы, Надежда Михайловна, и так в тот день всю дорогу меня пилили. А теперь-то к чему вспоминать? Все же нормально, Катерина, вон, на поправку идет.
Киреева вознамерилась было поставить дерзкую на место, но Катя, желая пресечь расправу, ее перебила:
– И куда же, в результате, вы, Лера, свечку поставили?
— Слева была икона Георгия Победоносца, — желчно ответила за нее Надежда Михайловна. — Объясните мне, Валерия, какое отношение сей великий воин имеет к исцелению от болезней?
И тут Валерия неожиданно хихикнула:
— Ну так все и сходится, Надежда Михайловна. Вам раньше надо было мне объяснить кого с кем я там перепутала. Может, Пантелеймон-целитель так оперативно не помог бы вам с той профурсеткой справиться, а Георгию что ж не помочь, когда это по его части.
— Лера! — строго прикрикнула на нее Надежда Михайловна. — Прекратите потешаться над серьезными вещами! Хотя по сути ты, возможно, права. Ладно, прощаю. Выкрутилась. Ой! — вдруг вскрикнула она. — Я же вам, Катюх, забыла пояс с молитвами отдать! Что же вы, Лера, мне не напомнили?!
Киреева принялась шарить в сумке по кармашкам. Вещь нашлась, была рассмотрена со всех сторон, а затем торжественно размещена под Катиной подушкой.
Потом Киреевой захотелось, чтобы Катя срочно съела что-нибудь из принесенных ими продуктов, и отправила Леру к холодильнику.
Общение продолжалось.
— Кстати, начальник ваш рвался прийти, но я ему запретила.
— Решили, что я в его присутствии от своих увечий буду морально страдать? — хмыкнула Катя.
— Решили, что он сам может получить увечья. Ваш Демидов мне показался, как бы это сказать, несколько прямолинейным, — ответила Киреева, раздирая апельсин с намерением тут же скормить его Кате.
С самого начала Кате хотелось спросить, почему Надежда Михайловна выглядит так странно. Так необычно. Так не по сезону. Она была в темных очках. Темных и огромных, которые давно уже никто не носит, и модница Киреева в первую очередь.
Катя не утерпела все-таки и осторожно спросила, почему очки?
— Да… — неохотно отозвалась Надежда Михайловна, вставая, чтобы пойти помыть липкие от апельсина руки, — не обращайте внимания, Катюш, ерунда приключилась. Стукнулась нечаянно об дверной косяк, попало по переносице, вот теперь оба глаза в фонарях, как у клоуна. К празднику пройдет. Надеюсь.
Катя перевела взгляд на Валерию. Валерия, сощурившись и собрав губы куриной гузкой, произнесла:
— Про дверной косяк она раньше не говорила. Она такая со вчерашнего дня и молчит, как партизан, не признается. Я думаю, со Светкой Горюновой все-таки подралась. Небось, Светка проникла нелегально к ним на этаж и шарахнула из засады бейсбольной битой. Так все и было, да, Надежда Михайловна? Признавайтесь, это Светка вас так отделала? Что, слабо справиться без помощи великого воина?
Как же, признается она. Нашли дуру.
Вчера, когда Киреева возвращалась после чаепития от Буровой и поднималась по запасной лестнице с четвертого на пятый, на площадке между этажами решила постоять у окошка и покурить.
Она достала зажигалку и уже нацелилась извлечь сигарету из пачки, но тут на площадке пятого этажа появилась красавица Трофимова. Надежда Михайловна смогла отследить момент, когда красавица зацепилась шпилькой за разлохмаченную кромку коврового покрытия, и теперь с интересом ждала, какой оборот примут события дальше.
Дальше Трофимова пошатнулась, потеряв равновесие, потом, как мельница, замахала руками, а затем, смешно перебирая ногами, засеменила вниз, стремительно набирая скорость.
Первая мелькнувшая мысль Киреевой была: «Юристка не беременная», вторая мысль: «А вдруг все-таки беременная?!»
«А какая, фиг, разница?» — додумала на ходу она третью мысль, кенгуриным прыжком подскочила к нижней ступеньке пролета и раскрыла широко руки, словно готовилась принять в объятия дорогого друга.
Четвертая и все последующие мысли были высказаны ею вслух и очень громко. Но они были не совсем литературные. И это было уже после того, как ее переносица повстречалась с твердым фарфоровым лбом мисс Юстиции.
