такая фамилия, забываешь ее мгновенно.
— То ли дело твоя, — хмыкнул Горбанюк. — Вас что-то смущает, товарищ майор? Фамилия, в принципе, популярная.
— Не думаю, — Туманов пожал плечами. — Не знаю. Ладно, съезжу к Ковалевым, разберусь, — он посмотрел на часы, поднялся. — Сам справлюсь, без сопровождающих. Появится Вахромеева — привяжите ее к стулу.
Дождь утих, город Грибов превратился в большую лужу. Ливневая канализация не справлялась с таким объемом воды. Улица Авиастроителей исключением не стала. Михаил нашел сравнительно неглубокое место у забора, поставил машину. Чертыхаясь, запрыгнул на бордюр, припустил к калитке. Собрался позвонить, но что-то остановило. Со двора доносился шум. Он отыскал щель в неплотно пригнанных досках, припал к ней. Рядом с крыльцом депутатских хором стоял УАЗ — «буханка» с открытыми задними дверьми. Двое мужчин загружали в салон что-то тяжелое, похожее на скатанный ковер. В горле внезапно пересохло, по коже поползли мурашки. Казалось бы, что необычного? Но возникли проблемы с дыханием, спина взмокла. Он оторвался от забора, привел в порядок дыхательную систему. Звонить расхотелось. Калитка была заперта на крючок, сквозь щель просматривался его фрагмент. Михаил приподнял крючок лезвием перочинного ножика, аккуратно опустил, чтобы не брякнул. Справляться с волнением просто не было времени. Открыл калитку, направился к машине. Отец и сын Ковалевы, одетые в непромокаемые куртки, закончили погрузку, закрыли задние двери. Удивились, обнаружив постороннего, забеспокоились.
— Здравствуйте, — с улыбкой поздоровался Туманов. — Поговорить бы надо, товарищи. Помните меня? Прошу прощения, что отвлекаю, это ненадолго.
— Эй, а вы как вошли? — спросил депутат. Лицо его сделалось напряженным, побелело.
— В смысле, как прошел? — удивился Туманов. — Ногами прошел. У вас открыто было.
Мужчины переглянулись. В их взглядах не было ничего хорошего.
— Что-то грузили? — спросил Туманов, кивая на дверцы. — Могу спросить, что?
— Да так, — пробормотал старший Ковалев. — От ненужного мусора избавляемся.
Прозвучало недвусмысленно. Михаил все понял. Уж больно напряженными были эти товарищи. Он отступил, расстегнул верхнюю пуговицу, чтобы вынуть пистолет. Старший Ковалев бросился на него, сбил с ног! Но и сам не устоял, поскользнулся, грянул оземь. Пока кряхтел, поднимался, навалился сын. Подниматься не было времени. Михаил ударил пяткой по коленной чашечке депутата. Тот взвыл, рухнул на колени. Уж очень соблазнительно открылась голова. Ноги майора сомкнулись на шее Ковалева, сжали. Удушающий прием — популярный, но редко эффективный. Но сегодня удавалось. Ярость затмевала рассудок, добавляла сил. Он отчаянно сжимал голени, депутат хрипел. Лицо посинело, глаза полезли из орбит. Он схватился за ноги своего противника, стал их раздирать. Но это было то же самое, что бороться с камнем. Давление усилилось, депутат слабел. Так некстати активизировался Ковалев-старший, привстал на колени, ударил майора в челюсть. Михаил стерпел. Может, раньше эти кулаки и представляли опасность, но прошли те времена. Он продолжал работать — только бы не выпускать, закончить начатое! Депутат еще трепыхался, но вроде засыпал, клонился на сторону. Перевалились — теперь майор лежал на боку, продолжая душить неприятеля. Его отец снова занес кулак. Приходилось работать на два фронта — всеми конечностями. Он перехватил занесенную руку, вывернул, насколько позволяло пространство. Маньяк заорал благим матом. Михаил ударил его в челюсть, затем второй раз, третий! Хрустнули раздробленные кости — слава богу, не в его кулаке! Старик хрипел, уронив голову. Сопротивления в ногах уже не было, депутат обмяк. Михаил расслабился, поднял голову. На Ковалева-младшего было страшно смотреть. Весь синий, глаза навыкате, кончик языка свешивался изо рта. Кончился депутат, «отговорила роща золотая…»
Туманов поднялся, ноги предательски дрожали. Депутат не шевелился, с ним было все кончено. Второй подрагивал, глаза его блуждали. Туманов распахнул задние дверцы. Внутри лежал скатанный ковер — явно не пустой. Охнув, он схватился за него, выволок наружу, пристроил под машиной, стал раскатывать. Живая, слава селькупским богам! Рита стала приходить в себя, застонала, давясь слезами. Вроде целая, не считая нескольких припухлостей на лице. Рухнуло напряжение, сдавившее грудь.
— Вахромеева, чудо мое пучеглазое… что ты делаешь в ковре? — пробормотал Туманов. — Я ищу тебя по всему белу свету…
Схватил ее, обнял, потащил к крыльцу, где пристроил под козырьком. Рита прижалась спиной к стене, ее знобило. Застонал Ковалев-старший, начал подниматься. С рыком Туманов подлетел к нему, послал в нокаут. Старик что-то булькнул и лишился чувств. Пошатываясь, Михаил забрался на крыльцо, пристроился рядом с девушкой. Как раз вовремя — она повалилась ему на плечо. Покосился — вроде дышала, глаза оставались полуоткрытыми.
Заскрипела калитка, всунулся какой-то гражданин.
— Эй, соседи, чего шумим? — он осекся, вытаращил глаза. Затем попятился, бросился прочь — надо полагать, звонить в милицию.
Михаил обнял девушку, прижал к себе. Она не вырывалась — сил не было.
— Это… они? — спросил Туманов.
— Угу… — Рита поняла, что он хочет сказать — Их оказалось двое…
— Я понял. Ты молодец, девочка…
Так не хотелось ее ругать. Успеется еще. Сам-то чем лучше?
— Что в доме? — спросил он.
— Не спрашивай… Экспозиция… Если не готов, то лучше не смотреть… Я увидела и теперь не знаю, как от этого избавиться… Послушай, — она приподняла голову. — Ты убил народного депутата СССР. Это нормально?
— Ничего страшного. Защищался я… Это мразь, а не депутат. Будем разбираться, как он стал народным избранником. Полетят головы…
— И правильно сделают, что полетят, такого быть не должно…
Они помолчали, приходя в себя. Подрагивал Ковалев, его скрюченные пальцы тряслись. Он не спешил приходить в себя, догадывался, что ничего хорошего на этом свете не будет.
— К маме в Арбалык надо съездить… — прошептала Рита. — Давно не ездили… Не ездила, — поправила она.
— НЕ ЕЗДИЛИ, — усмехнулся Туманов. — Возьми меня с собой, у тебя мировая мама. Забор надо починить, а то падает…
— Ты скоро уедешь? — спросила она.
— Не знаю, — искренне сказал Туманов. — Имею ли я право бросать тебя после твоего сегодняшнего бенефиса? Опять куда-нибудь вляпаешься, а я места себе в Красноярске не найду. Знаешь, Маргарита Павловна, сегодня ты перещеголяла саму себя…
За воротами с ревом и цветомузыкой останавливались машины. Люди просачивались сквозь калитку, бежали к крыльцу. Знакомые лица: оперативники Горбанюка, подполковник Хатынский собственной персоной. Они не успели отстраниться друг от друга, так и сидели обнявшись, с виноватыми лицами, ждали, что будет дальше…
