Ознакомительная версия.
Они направились к табло. Могилевский отходил через пятнадцать минут, на Варшаву через полчаса, в Минск через сорок пять минут. На Гродно через час десять. Потом еще один варшавский и экспресс в Смоленск.
– Ну что, Слава, как будем его искать? – без всякого энтузиазма спросил Турецкий.
– Сейчас приедет дежурная оперативная бригада, – ответил Грязнов, – ребята прочешут весь вокзал.
Однако и в голосе Славы сквозило сомнение.
Через несколько минут прибывшие оперативники рассредоточились по вокзалу.
– И что, будем задерживать всех, кто в пальто и кепке?
– Во всяком случае, будем проверять документы.
Турецкий покачал головой.
– И что будем искать в паспорте? Михась, в скобках – «батька». Так, что ли?
– Ну почему, – возмутился Грязнов, – Михаил Семенович. Я думаю, если будет совпадать внешность и имя-отчество, можно задерживать до выяснения личности.
Они прохаживались по площадке перед перроном, глядя на толпу двигавшихся во всех направлениях людей. Да, обнаружить здесь кого-либо почти невозможно.
– Нет, Слава, не найдем мы никого. Даже с помощью оперативников, – качал головой Турецкий.
– Что ты предлагаешь?
– Нужен человек, который видел Михася.
– Что, бандитов из ДПЗ вызывать?
Турецкий покачал головой:
– Нет. Он могут специально не узнать.
– Мама Люба?
– Тоже не подходит.
– Тогда кто?
– Оля Мартемьянова.
Теперь Грязнов качал головой:
– Ее только что вызволили из плена. Она пережила сильнейший нервный стресс. Кто возьмется уговаривать ее отца отпустить на опознание преступника?
– И такой человек у меня на примете есть, – улыбнулся Александр Борисович.
Нет, все-таки каждое событие в нашей несчастной жизни имеет как положительные, так и отрицательные стороны. Вот, например, занялся я делом Елены Мартемьяновой. Вроде бы никакой пользы я из него не извлек. Зато появилась уважительная причина некоторое время не ходить на работу, где я целыми днями выполняю тяжелую повинность – втолковываю людям то, что они сами прекрасно могут прочитать в любом юридическом справочнике. Адвоката ноги кормят: не будет бегать – не будет работы, не будет денег… Так что сидение в юрконсультации для адвоката – последнее дело. К тому же дело Мартемьяновой оказалось не совсем по моему сегодняшнему профилю, то есть почти не связанное с адвокатской поддержкой. Но это уже в прошлом. Вчера Мартемьянова была убита. Событие, безусловно, печальное. Даже трагичное. Однако прямым следствием вчерашнего убийства для меня оказалось то, что раз нет самой Мартемьяновой, то нет и ее дела. А это значит, что я не должен больше заниматься розысками ее дочери – это теперь будет делать следователь, Александр Борисович Турецкий. Думаю, сделает он это гораздо лучше, чем я.
Я лежал на спине и размышлял. А потом повернулся и увидел рядом с собой посапывающую Машу. Вот еще один пример. Нашел я на улице замерзающую девушку, которая оказалась убийцей троих подонков. Я, как человек, считающий себя более-менее порядочным, не мог выдать ее милиции. И тем самым фактически пошел против закона. Неприятная ситуация. Очень даже неприятная. Но в настоящий момент Маша Пташук спит рядом со мной. И, как мне кажется, она счастлива. Не говоря уже обо мне. Факт, безусловно, положительный. Так что все в нашей жизни относительно, господа присяжные заседатели…
Чего это меня, интересно, среди ночи на философию потянуло? Хотя какая там ночь? Уже почти утро. Половина четвертого. Самое время спать. Я повернулся на другой бок и закрыл глаза…
Сон уже потихоньку начал затуманивать сознание, когда резко зазвонил телефон. Я не открывая глаз потянулся к трубке:
– Да.
– Юра, это Турецкий. Срочно дуй к Мартемьяновой.
– Зачем это? – Я моментально стряхнул с себя остатки сна и сел в кровати.
– Уговори отца Оли отпустить ее с тобой. Как хочешь, но уговори. Мы находимся на Белорусском вокзале, нам нужен человек, который видел и может опознать батьку Михася. Понял?
– Да, но…
– Никаких «но». Говори что хочешь, но вытащи ее. Если мы упустим его – пиши пропало. Понял?
– Да. Беру Олю и еду на Белорусский вокзал.
Если Турецкий говорит таким тоном, то дело действительно очень серьезное. И нужно поторопиться.
Через три минуты я уже стоял у входной двери одетый и готовый в бой. Из спальни вышла Маша:
– Ты куда, милый?
– На задание.
Она округлила глаза:
– А можно мне с тобой?
Я покрутил пальцем у виска:
– Ты что, с ума сошла? Тебе мало приключений за последнюю неделю? Может быть, еще пистолетик свой возьмешь?
Маша обиженно надула губки:
– Я хочу посмотреть, как задерживают опасного преступника.
– Цыц, – воскликнул я, – сиди дома! Не забывай, что ты все еще под домашним арестом.
И, не вступая в дальнейшие разговоры, я вышел из квартиры и почти кубарем скатился по лестнице. Старичок «жигуль» не подвел, завелся сразу, и я на полной скорости погнал по направлению к Рублевскому шоссе.
Валерий Николаевич поначалу даже слушать не хотел. Но пока мы с ним препирались в прихожей, Оля, которая, видимо, услышала наш разговор, оделась и вышла из своей комнаты.
– Я согласна ехать.
Через полчаса мы были на Белорусском вокзале.
– Конечно, надежды мало, – сказал Турецкий, встретивший нас у входа, – за это время успело отъехать два поезда. Правда, мы тщательно осмотрели почти каждого пассажира и даже прошли по вагонам, но кто его знает… В лицо мы его не видели. Так что вся надежда на вас, Оля.
– Сделаю все, что могу, – сказала Оля, – тем более мне с ним нужно рассчитаться за разбитую губу.
– Юра, ты будешь сопровождать ее. Отвечаешь головой. Понял?
Я кивнул.
Мы вклинились в толпу. Честно говоря, когда я увидел массу людей, толкущихся на вокзале, то сильно засомневался в успехе затеи Турецкого и Грязнова. Обнаружить здесь человека, если не знаешь, где именно он будет находиться… Короче, люди, которым приходилось встречать кого-то, зная только номер поезда, меня поймут. Уследить даже за выходом с одной платформы проблематично. А уж не зная, кто появится, когда появится и где появится, – это, скажу я вам, головоломка почти неразрешимая. Тем более у нас есть только один человек, который видел батьку Михася. И тот невыспавшийся и переживший серьезный шок. Кроме того, нужно было как-то сделать так, чтобы батька Михась сам не увидел Олю… В общем, задача почти невыполнимая.
Однако Оля активно взялась за дело. Она с независимым видом прохаживалась по перрону, вертя головой во все стороны и вглядываясь в лица проходящих мимо людей. Я старался помогать ей как мог. Но почти не верил в успех этой акции.
Мы прошли по поезду, который отправлялся в Минск. Михася не было. Хотя никто не может гарантировать, что он в тот момент, когда мы проходили мимо, не закрылся газетой, например.
Следующим был поезд на Варшаву. Мы с Олей пошли к платформе, куда направлялся поток пассажиров почище, чем в остальные поезда: заграница все-таки.
И знаете, кого я увидел на этой платформе, стоило нам оказаться там?
Машу. Машу Пташук!
– Как ты здесь оказалась?! – зашипел я. – Что ты тут делаешь?
Маша вела себя как-то странно. Она приложила палец к губам и тихо прошептала:
– Идем. Я тебе покажу Владимира Максимовича.
– Какого Владимира Максимовича, на фиг! Немедленно иди домой! Не мешай!
– Ну того, к которому меня привезли, – терпеливо объяснила Маша. – Что, забыл, что ли? Которому я еще руку вывернула. Пошли.
Оля ничего не понимала, но, так как нам все равно нужно было на эту платформу, мы пошли.
– Вот он, – тихо сказала Маша и схватила меня за левый рукав.
– Это он, – так же тихо прошептала Оля, хватая меня за правую руку.
– Кто? – запутался я.
– Батька Михась, – сказала Оля.
– Владимир Максимович, – сказала Маша.
Вот это подарок! Оказывается, батька Михась не так прост!
Невысокий человек в кашемировом пальто, в кожаной кепке и с небольшим чемоданчиком в руке шел по перрону. Иногда он поворачивал голову, чтобы посмотреть на номера вагонов.
Девушки по-прежнему держались за мои рукава. Нужно было что-то делать. Эх, мы в спешке забыли взять у Грязнова рацию!
– Тихо. Я остаюсь здесь и слежу за Михасем. А вы, девчонки, бегите к Турецкому и Грязнову.
Маша и Оля быстро пошли в противоположную сторону, а я остался на перроне.
Михась дошел до спального вагона, остановился у открытой двери, где проводница проверяла билеты. Поставил чемоданчик на пол. Полез во внутренний карман пальто. Вынул бумажник…
Я сначала не понял, что произошло дальше. Михась дернулся, наклонился вперед, потом отшатнулся назад, разинув рот и высоко подняв руки. Потом он схватился за шею и снова согнулся в три погибели. Упал на колени, ткнулся лицом в асфальт и завалился на бок, сверкнув напоследок своей лысиной.
Ознакомительная версия.
