Губа и Жирный ехали за Ла Гутином на приличном расстоянии, выжидая, когда он остановится или приведет их к своему убежищу, но тот спешил, точно гнался за кем-то. Лиза, мелькавшая далеко впереди, не привлекла внимания бандитов. Им даже в голову не могло прийти, что девушка могла «прорвать кольцо блокады».
— Что за черт, — буркнул Губа, заметив, как француз остановился возле подъезда какого-то дома, а затем, выждав несколько секунд, юркнул туда, настороженно оглянувшись по сторонам.
— А что? — не понял Жирный. — Что сидим-то? Пошли глянем, где он осел…
— Придурок! В этом доме живет семья Батуриной.
— Да ты что? — ахнул Жирный.
— Заткнись, склеротик! Я ж тебе показывал. И брата показывал. А вон машина Чугрея стоит. Они с Гавриком мальчонку выпасают. Как Кирсанов велел. Надо их предупредить, насчет иностранца. Небось на живца девку ловить вздумал. Выйдет с парнишкой — возьмем обоих.
— Слушай, а чё мы-то? Чё мальца не захомутали? Прибежала бы как миленькая. — Жирный всегда стремился к самым простым, на его взгляд, решениям.
— Придурок ты и есть. Хозяин или Главный свой расчет имеет — хочет хорошеньким перед девкой предстать. Мы, мол, спасители-избавители, — зло сказал Губа.
— Так ты ж… этому носатому все в красках разобъяснил? Да при девке. Не дура же она?
— Не я, а мы. Даже не мы, а ты, Жирный! Понял? Трекнешь кому слово, первым виноватый будешь!
Жирный остолбенел от такой наглости, но спорить с напарником не решился — все равно не переговоришь!
И все-таки он не без ехидства пробормотал себе под нос:
— А девку зацапаем, она все и расскажет!
Губа смерил его уничтожающим взглядом.
Лиза нажимала на кнопку звонка, пока Саша не открыл дверь.
— Ну, что у вас тут? Где ублюдок? — спросила девушка, вытаскивая револьвер.
— Ой! — Мальчик попятился. — Он ушел, Лиза! Он ушел. Отобрал у матери доллары, которые ты дала, и ушел. Компьютер он не тронул.
Из маленькой комнаты, где прежде вместе с Сашей жила Лиза, послышался тихий всхлип.
— Кто там, Саш? — слабым голосом спросила мать.
— Я… мама. — Слово «мама» девушка произнесла с усилием.
Спрятав пистолет под куртку, она прошла в комнату брата.
Вера Стрельцова лежала на диванчике, укрывшись с головой стареньким пледом, служившим покрывалом.
— Что с тобой? — тихо спросила Лиза и, когда мать открыла лицо, вся правая сторона которого превратилась в сплошной синяк, с трудом проглотила слюну.
— Он избил меня! — жалобно сказала мать.
— Надо его посадить к чертям собачьим! Пойди в милицию…
— Нет, нет! — замахала руками Вера Александровна. — Ты что? Его же и правда посадят.
— Милиция приезжала, — вмешался мальчик. — Ма сказала, что ничего не было, что она упала и ушиблась. И они уехали…
Жалость Лизы мгновенно улетучилась.
— Я заберу Сашу к себе. В понедельник. А ты… как хочешь! Можешь дальше с этим… маяться.
Женщина заплакала:
— Он же муж мне, доченька!
Лиза подошла к стоявшему на письменном столе компьютеру и легонько прикоснулась пальцами к монитору.
— Пойдешь ко мне жить, Сашенька?
— А как же ма? — угрюмо спросил мальчик.
— Саш, ты же видишь… Я не хочу оставлять тебя здесь.
— Не смей сманивать моего сына! — закричала Вера Александровна. — Ты! Ты всегда нас ненавидела! И Гошу, и меня! Таких, как ты, надо душить в колыбели! Гадина! С детства волчонком была!
— Ненавижу? Да! Я тебя все-таки ненавижу! Хотя до сих пор не была в этом уверена! — воскликнула Лиза, круто повернулась и бросилась вон из квартиры.
— Подожди, Лиза! Подожди! — закричал Саша, кидаясь за ней следом. — Не уходи! Она по тебе скучает… Она плачет… Лиза!
Девушка стремительно сбежала по лестнице и буквально упала в объятия Пьера Ла Гутина. Она мгновенно узнала глаза подхватившего ее человека — холодные голубые глаза охотившегося за ней убийцы.
— А я тебе говорю — девка туда заскочила! — настаивал Чугрей. — Та самая, которой фотку нам показывали! Только волосы черные. Сначала менты прикатили — мы машину подальше отогнали, от греха…
— Да не могла она здесь оказаться! Там ее целая бригада стережет! А потом, она в рыжую красится. Ты, наверное, ее с кем-то спутал, — спорил Губа. — И менты еще… Ты не выпил, Чугрей?
Впрочем, вид у Чугрея был вполне под стать кличке, такому и выпивать не обязательно.
— Иди к черту! Менты почти сразу уехали, а тут и девка прибежала. А за ней какой-то мужик прошел…
Вдруг из подъезда раздался пронзительный крик.
— 3-зараза! — Губа схватился за голову и ринулся к дому. На бегу он оглянулся и крикнул: — Что стоите, кретины?
Чугрей, Гаврик и Жирный переглянулись и побежали за ним.
Бет Моргенсон вошла в квартиру русской наследницы первой. Она быстро миновала темную прихожую и ворвалась в комнату. Там никого не было.
— Бет, Бет! — крикнул замешкавшийся Херби. — Она в ванной заперлась!
— Отлично! — злорадно отозвалась американка и ринулась обратно. Она оттолкнула стоявшего истуканом Джейка, так что он врезался спиной в железную дверь и охнул. Миссис Моргенсон достала из сумочки зажигалку и протянула любовнику. — Посвети мне, придурок!
Херби крутнул колесико, и, едва затрепетал огонек, женщина, яростно задергав ручку, повернула ее и оказалась перед озверевшим лейтенантом Карасевым. И дулом его табельного «ПМ».
Херби пискнул, как заяц, и, вместо того чтобы бежать прочь из квартиры, ринулся в комнату, едва не сбив миссис Моргенсон с ног.
— Руки вверх! Всем стоять! — скомандовал лейтенант и, поскольку он слышал, как неизвестные говорили по-английски, добавил: — Дроп ё ганз!..
Херби закричал на милиционера, не очень-то, впрочем, надеясь, что тот его поймет:
— Мы друзья мисс Батуриной! Где она? Мы американцы! Она нас позвала и сказала, что ей грозит опасность! Уберите оружие! Это противозаконно!
Карасев и правда мало что понял из обрушенного на него словесного потока, но поспешил продемонстрировать, что намерен действовать решительно.
— Американцы?! А ну, брось пушку, гнида! — велел он, выразительно помахивая пистолетом. — А то пристрелю при нападении на представителя власти, вот и будут тебе гражданские права согласно конституции! Дроп зе ган!
— Ну же, Бет, пожалуйста! — взмолился догадливый Херби.
— Паршивый трус! — прошипела рыжеволосая и разжала пальцы, сжимавшие «ТТ». Медленно, очень медленно, словно затем, чтобы поправить сбившуюся набок шляпку и не желая при этом рассердить незнакомца, державшего их на мушке, она подняла руку. Но сделать ничего не успела.
В этот момент зазвенели стекла, и в комнату, не иначе как с неба, влетели двое мужчин с автоматами и фонариками в руках.
Глебов решил, что ему крайне повезло — в квартире над той, где жила Лиза Батурина, никого не оказалось. Он, разумеется, понятия не имел, что Слава Марков лежит в больнице, но такая мелочь, как наличие в квартире хозяев, его бы не остановила — Глебова понесло на подвиги!
Проинструктировав тех троих, кого он избрал для выполнения ответственного спецзадания, он дал приказ начинать штурм.
Надо отметить, что Гена, Геннадий Валентинович, с детства отличался невероятной смелостью и отчаянным характером. Правда, проявлялся его героизм настолько по-идиотски, что в школе к нему прилипла кличка Боцман, слишком часто он слышал в свой адрес фразу из анекдота, давно ставшую расхожей: «Дурак ты, боцман, и шуточки у тебя дурацкие!»
Впрочем, это не смиряло его кипучую энергию и не убавляло стремления к героическим свершениям.
При прохождении службы в рядах Советской Армии он регулярно потрясал командование и личный состав дикими выходками, которые, как потом выяснялось, совершались им не из хулиганских побуждений, а исключительно из желания как можно лучше выполнять свой воинский долг. Словом, армия вздохнула с облегчением, распрощавшись с Геной Глебовым, зато зарыдала родная милиция, опрометчиво распахнувшая свои объятия ревностному служаке… Но рыдала она недолго, поскольку ни начальство, ни сослуживцы терпеть страстного стремления Геннадия к подвигу не захотели.
Кое-кто, правда, по извечному русскому благодушию, порывался Гену отстоять, ссылаясь на то, что кадры, мол, воспитывать надо, однако успеха заступники не имели: законченных идиотов в милиции все-таки не держат.
Штурм был произведен в лучших традициях американского кино и в соответствии со стилем работы наших боевых спецназовцев.
Глебов никак не ожидал наткнуться в квартире Лизы Батуриной на лейтенанта милиции (его появление прошло для Глебова незамеченным), который в свою очередь никак не ожидал, что кто-то осмелится врываться к Батуриной подобным образом.
