Но времени оставалось мало для всех…
Днищев, влившийся в «семью» террористов, получил одно преимущество: теперь он мог свободно передвигаться везде. Он спустился вниз, к арене. Заложники, тесно прижавшись друг к другу, сидели не только там, но и вплоть до четвертого ряда. Здесь он еще раньше заприметил Свету и Милу. Девушки были так напуганы, что с ужасом вжали голову в плечи, когда к ним приблизился размалеванный человек в рясе и с автоматом в руке. Встав перед ними, Днищев произнес:
— Не волнуйтесь. Все обойдется.
— Кто вы? — спросила Света, чувствуя что-то знакомое и в лице, и в голосе.
Встрепенулась и Мила, которой Сергей, пожалуй, был знаком ближе.
— Тот, кто должен тебе сто долларов и кто вытащит вас отсюда, — отозвался Днищев и пошел дальше: ему не хотелось привлекать ненужное внимание.
Он уже не слышал, как Света горестно застонала:
— Господи! Он снова тут… Я не вынесу…
— Молчи! — шепнула подруга, толкнув ее локтем в бок. — Если Сергей тут, то мы спасены. Уж я-то его знаю получше тебя.
— А откуда? — покосилась на нее Света, испытывая какую-то досадную ревность.
Свобода передвижения обернулась для Днищева обратной стороной. Когда он смыл надоевший грим и вышел во внутренний дворик, чтобы осмотреть бытовки, то через некоторое время на стол оперативного штаба, где понемногу скапливалась собранная по крупицам информация о террористах, легла и фотография Сергея, которая и так была очень хорошо знакома областной милиции.
— А-а, этот, Днищев. Разыскивается по делу об убийстве в Хотькове.
— И в связи с гибелью банкира Гуслярского, — хмуро заметил крупный чин из ФСБ.
— А не он ли вообще у них за главного? — высказал предположение какой-то генерал. — Птица, видно, высокого полета. Еще неизвестно, какой хвост за ним тянется…
Глава восьмая
ПОЛТЕРГЕЙСТ В ЦИРКЕ
Снайперы, размещенные на крышах домов и вокзале, продолжали держать под прицелом весь цирк-шапито и внутренний дворик с бытовками — по сигналу они могли запросто ухлопать штук семь бандитов, чьи лица мелькали то тут, то там, но это ничего не решило бы. А тем временем в оперативный штаб прибыли сразу три высоких начальника — директор ФСБ и министры обороны и внутренних дел. Тотчас же вновь возник вопрос о штурме цирка-шапито. В принципе цитадель террористов можно было захватить сравнительно легко, но… как быть с нервно-паралитическим газом, которым они угрожали? Спросили специалистов: могли бандиты раздобыть с военных складов это страшное химическое оружие? Ответ был такой:
— В нашей стране при желании они раздобыли бы даже ранцевую ядерную бомбу.
Решили вести переговоры дальше, вытягивать заложников любыми способами, обменивать их на что угодно, а штурм, если он все же потребуется, отложить на то время, когда террористы станут грузиться в поезд, поскольку уже было ясно, что деньги и транспорт им придется предоставить. А по дороге, возле какого-нибудь тихого русского городка, обезвредить их будет проще. И если они все-таки взорвут газ, то пожертвовать удаленным городком вроде Углича куда спокойнее, чем Сергиевым Посадом, расположенным рядышком с Москвой. Вице-премьер помчался в Центробанк за деньгами, а министры продолжали обсуждать ситуацию.
— Эх, если бы у нас там был хотя бы один свой человек! — посетовал директор ФСБ.
— А еще лучше, если бы их было большинство среди террористов, — сказали в ответ. — Или вообще все.
Возник вопрос: куда могут направиться бандиты, когда им предоставят поезд? Ведь при желании он сможет поменять маршрут на любой узловой станции, а теоретически — оказаться в любой точке бывшего Советского Союза, чья транспортная система еще продолжала оставаться единой.
— Это будет поезд-призрак, этакий «Летучий голландец» на колесах, — высказался министр внутренних дел.
— Пока другой наш «голландец» тюльпаны собирает, — добавил его заместитель, имея в виду уехавшего премьер-министра.
— В любом случае надо срочно вытащить сюда министра путей сообщения и подключить его к оперативному штабу, — заметил кто-то.
— И раздать всем жителям, и нам тоже, противогазы, если только их еще не все продали в Пакистан и Израиль.
Прибыла делегация думских депутатов. Они изъявили желание обменять себя на заложников.
Подобного рода опыт у них уже имелся, к тому же на носу были новые выборы. Кто-то проворчал:
— Думают, все им гладко сойдет, а ведь когда-нибудь дураков и пристрелят.
Среди депутатов был и небезызвестный Ярченко, приехавший сюда прямо из Хотькова, с осиротевшей дачи Олега Кожухова. Увидев его, министр обороны выпустил пар.
— А этот шут гороховый что здесь делает? — не стесняясь в выражениях, спросил он.
— Сам болван! — смело отозвался Ярченко.
Готовую вспыхнуть ссору остановил простой телефонист, находившийся на постоянном проводе с террористами.
— Тихо! — рявкнул сержант, невзирая на обилие многозвездных генералов. — Они снова выходят на связь.
На этот раз Герман пошел на некоторые уступки. Он менял тактику: согласился выпустить двенадцать детей, если пришлют продукты питания, и разрешил посетить цирк-шапито трем иностранцам и двум отечественным журналистам с телекамерой. Когда ему предложили обменять заложников еще и на депутатов, он посмеялся и ответил:
— Раз они вам там не нужны, то мне и подавно. Впрочем, ладно, махнемся не глядя. За каждого истукана по шесть детей, большего они не стоят.
Затем, когда обмен состоялся, примчался вице-премьер и с Германом снова вышли на связь. Предложили не шестьдесят, а тридцать два миллиона. Он неожиданно согласился на эту сумму, заметив, что она соответствует количеству его зубов, но в таком случае поезд меняет маршрут и пройдет через Москву в сторону Минска. На это в оперативном штабе ответили гордым «нет». Переговоры снова стали заходить в тупик.
— Ну, а ядом-то бутерброды нашпиговали? — поинтересовался кто-то.
— Чтобы отравить заложников? У террористов наверняка своя пища. Главный теперь начинает играть на общественном мнении — недаром пригласил журналистов.
— Эх, почему у него не три зуба! — вздохнул заместитель министра финансов.
— Ничего, выбьем, — утешил его генерал из МВД, чей пистолет находился у Днищева.
Не все депутаты вдруг пожелали обмениваться, но те, кто пришел к Герману, были приняты им почти с дружеским умилением. В этот момент он как раз беседовал с журналистами, позируя перед камерой.
— Я не хочу убивать людей — это вынужденная мера, — говорил он. — Наоборот, я защищаю слабых, а деньги, которые мы требуем, пойдут на поддержку нуждающихся. Раз этого не может сделать государство, займусь я сам.
Журналисты щелкали фотоаппаратами, записывали речь на диктофоны и скрыто восхищались его мужеством и благородством.
— Скажите, а зачем вы убили священника?
— Мы думали, что он агент спецслужб.
— Но разве может один человек справиться со столькими людьми?
— Конечно, нет, — засмеялся Герман. — Но навредить может.
Эти слова Германа самым неожиданным образом вдруг стали сбываться. В цирке-шапито начали происходить странные вещи. Днищев, пользуясь тем, что теперь на него мало кто обращал внимание, наметил те точки, где можно сделать укол. Он учел и то обстоятельство, что террористы не будут открывать стрельбу по заложникам, если какой-либо несчастный случай произойдет не по их вине, тем более когда в цирке находятся журналисты, а Герман красуется перед ними, словно павлин.
Сначала пострадали два вышедших в главный проход террориста: плохо закрепленная доска внезапно сорвалась и рухнула им на голову.
— Чертов строитель! — выругался Герман. — Надо было его пристрелить после окончания работ.
Он оборвал беседу с журналистами и велел отнести раненых в бытовки. У одного оказался перелом основания черепа, и ему уже вряд ли чем можно было помочь; второй, судя по всему, получил сильный ушиб мозга и стал нетранспортабельным. Проверили крепление — все действительно держалось на ниточках, словно готовилось для одноразового использования.
В оркестровой ложе на перилах сидел террорист, свесив ноги и положив на колени автомат. Как только его напарник вышел по нужде, что-то легонько подтолкнуло террориста в спину и он полетел вниз, упав на скамьи седьмого и восьмого рядов и сломав при этом ногу и ключицу. Он начал так орать, что Боре Черниговскому пришлось заткнуть ему рот ладонью.
— Идиот! Сам виноват! Куда ты теперь годишься?
Боря Черниговский самолично взвалил раненого террориста на спину и отволок за бытовки, где через некоторое время крики смолкли. Возвращаясь обратно по коридору, наместник Германа увидел четверых развлекающихся от скуки подельников. Один из них жонглировал двумя гранатами, а трое (среди них и Днищев) наблюдали за его действиями и подбадривали. Боря постоял рядом, потом пошел дальше, бросив фразу:
