— Вильям Дерри.
— Я вас не знаю.
— Не знаете.
Голос у него был такой же низкий и хриплый, как всегда, — все, что осталось от бывшего врага. Доктор Корс добродушно сказал:
— Сейчас мы с вас снимем все эти электроды. Вам, наверно, будет приятно от них избавиться?
— Как вы сказали, кто вы такой? — спросил Анджело, слегка нахмурившись.
— Доктор Корс.
— Кто?
— Это неважно. Я сейчас сниму с вас электроды.
— Я хочу чаю! — сказал Анджело. Доктор Корс предоставил снимать электроды своей коллеге и повел нас к приборам, чтобы взглянуть на показания. Я увидел, что наблюдатель тоже внимательно рассматривает результаты, но доктор Корс не обратил на него внимания.
— Вот, — сказал он, показывая полосу бумаги в ярд длиной. — Ни малейшего сбоя. Мы его тут целый час держали, прежде чем начали приходить посетители. Дыхание, пульс — все абсолютно ровное. Тут тихо, как видите. Никаких внешних раздражителей. Вот эта отметка — тот момент, когда он увидел вас, — сказал он мне. — И, как видите, ничто не изменилось. Вот график температуры кожи. Когда кто-то лжет, температура всегда повышается. А вот, — он перешел к другому прибору, — график пульса. Тоже без изменений. А вот, — он повернулся к третьему, — мозговая активность. Изменения самые незначительные. Он не мог внезапно увидеть перед собой вас, свою ненавистную жертву, и никак не среагировать, если бы он вас узнал. Это абсолютно невозможно.
Я вспомнил свою собственную незарегистрированную, но весьма мощную реакцию и понял, что такое действительно невозможно.
— Это навсегда? — спросил Джонатан. Том Корс взглянул на него.
— Думаю, что да. По моему мнению. Видите ли, им пришлось выбирать осколки кости из ткани мозга. Ювелирная работа, надо отдать им должное. Но, как видите, память не сохранилась. Многие функции так и не восстановились. Есть, ходить, говорить — это все он может. Он здоров. Он спокойно доживет до старости. Но он не может вспомнить ничего, что было пятнадцать минут назад. Он живет только в настоящем. Потеря памяти в результате серьезных травм головы — не такая уж редкость, знаете ли. Но в данном случае были сомнения. Не у меня, а у официальных лиц. Они говорили, что раз он разговаривает, раз он понимает, что он в больнице, а не в тюрьме, значит, он может нарочно симулировать потерю памяти. Но эти результаты, — Том Корс указал на приборы, — симулировать невозможно. Так что это решение окончательное.
Раз и навсегда. Собственно, за этим мы тут и собрались. Потому они и предоставили нам такую возможность.
Его помощница сняла серебристый обруч с головы Анджело, сняла ремни, которыми были привязаны его запястья, и теперь стирала жир с его груди комками ваты.
— Кто вы? — спросил у нее Анджело, и она ответила:
— Просто ваш друг.
— И куда его теперь денут? — спросил я. Том Корс пожал плечами.
— Это не мне решать. Но я бы предпочел проявить осторожность. Впрочем, я не чиновник. Мои советы, я полагаю, ничего не значат.
Последняя реплика явно предназначалась наблюдателю, который упрямо делал вид, что ничего не слышит.
— Он может быть опасен? — медленно спросил я. Том Корс искоса взглянул на меня.
— Не могу сказать. Возможно. Да, вполне возможно. Он выглядит безобидным. Он никогда не сможет никого ненавидеть. Он просто забудет через пять минут. Но внезапный импульс… — Он снова пожал плечами. — Скажем так: я не решился бы повернуться к нему спиной, когда мы наедине.
— Никогда?
— Сколько ему? Лет сорок? — Он пожевал губами. — Ну, еще лет десять. А может, и двадцать. Неизвестно.
— Вроде молнии? — спросил я.
— Вот именно.
Женщина закончила стирать жир и протянула Анджело серую куртку.
— Мы чай пили? — спросил он.
— Нет еще.
— Я пить хочу.
— Сейчас вам дадут чаю.
— Тут его отец был, — сказал я Тому Корсу. — Анджело его видел?
Он кивнул.
— Никакой реакции. И приборы ничего не зарегистрировали. Это была последняя, решающая проверка, — он косо поглядел на наблюдателя. — Так что они могут больше не спорить.
Анджело встал с кресла, потянулся. Он выглядел здоровым и сильным, но долго и неловко возился с пуговицами, двигался неуклюже и все оглядывался, словно соображая, что делать дальше.
Его блуждающий взгляд остановился на нас с Джонатаном.
— Привет, — сказал он.
Дверь в соседнюю комнату широко распахнулась, и вошли двое санитаров в белых халатах и полисмен в форме.
— Он готов? — спросил полисмен.
— Весь ваш.
— Ну, тогда поехали.
Он застегнул наручники на левом запястье Анджело и приковал его к одному из санитаров.
Анджело не сопротивлялся. Он равнодушно взглянул на меня в последний раз своими черными дырами вместо глаз и послушно направился к двери.
— А мне дадут чаю? — спросил он.
