— Ты же знаешь, никто не говорит о чудовищах.
— А Ада говорит. По правде сказать, она становится не совсем нормальной, когда речь заходит именно об этом. Но, наверное, чувство вины всех нас неизбежно делает сумасшедшими, хоть немного.
— Ты, Филдинг, что-то больно хорошо разбираешься в этом предмете, похоже, большой спец по чувству вины, — заметил Пината.
— Еще какой!
— Значит, ты тоже немного сумасшедший?
— Нужно быть сумасшедшим, чтобы заявиться сюда, несмотря на всю опасность, — зарычал Филдинг, как издыхающий от старости пес.
— Опасность? Ты думал, миссис Филдинг или мистер Харкер накинутся на тебя?
— Это уж сам догадайся.
— Попробую. — Пината подошел к стулу, на котором сидела миссис Филдинг. — Когда Камилла позвонил вам в тот вечер из дома миссис Розарио, звонок, как вы сказали, был совершенно неожиданным.
— Да. Мы не встречались много лет. Я не получала от него никаких известий.
— Тогда каким образом он мог узнать, что вы живете в Сан-Феличе и в состоянии оказать ему помощь? Человек на последнем издыхании, как Камилла, не бросится очертя голову через всю страну только в слабой надежде найти женщину, которую он не видел долгие годы, и вдруг выяснить, а не достаточно ли она богата, чтобы его поддержать. Он обязательно должен был знать по крайней мере две вещи: ваш адрес и ваше финансовое положение. Кто ему об этом рассказал?
— Не знаю. Если только… — она запнулась и медленно повернула голову к Филдингу. — Это был… Это был ты, Стэн?
Мгновение помедлив, Филдинг пожал плечами и ответил:
— Конечно. Я и рассказал ему все.
— Но зачем? Чтобы доставить мне неприятности?
— Я решил, что кое-какие хлопоты тебе не повредят. У тебя ведь все действительно сложилось довольно неплохо. Впрочем, ничего конкретного я не планировал. Вначале по крайней мере. Это произошло совершенно случайно. Я приехал в Альбукерке в конце ноября. Решил разыскать Камиллу. Вдруг подумал, что есть какая-то надежда встретить его разбогатевшим и получить от него толику. Типичная мечта нормального тунеядца, честное слово. Увы, когда я разыскал его, он дошел до последней точки. Жена его умерла, а он жил, точнее, не жил, а влачил существование в грязной лачуге с двумя индейцами.
На лице Филдинга появилась безжизненная улыбка:
— Да. Это была та еще встреча, Ада. Жаль, что тебя там не было. Ты получила бы прекрасный урок и научилась бы отличать бедность от нищеты. Бедность заключается во временном отсутствии денег. Нищета же совсем другое: она не оставляет тебя ни на минуту, рвет по ночам желудок, цепляется за руки и ноги, когда идешь, кусает за плечи и уши холодным утром, щиплет горло, когда глотаешь, выжимает из тебя капля за каплей все соки. Камилла сидел на железной койке, подыхая у меня на глазах. Так неужели ты думаешь, что, глядя на него в эту минуту, я хотел доставить тебе неприятности? Какая же ты эгоистка, Ада! Как человек ты не существовала для нас в этот момент, ни для меня, ни для Камиллы. Ты была лишь возможным источником денег, в которых мы оба так отчаянно нуждались — Камилла, чтобы умереть, а я, чтобы жить. «Почему бы, — спросил я его, — нам немножко не потрясти Аду? Она устроила Дэйзи брак с богатеньким мужичком, вряд ли потеря пары тысяч станет для нее ощутимым ударом».
Лицо миссис Филдинг окаменело. На нем застыли боль и удивление:
— И он согласился… согласился меня трясти?
— Тебя или кого другого. Вряд ли для умирающего это имело какое-то значение. Он знал: жить на этом свете ему осталось очень недолго, поэтому он непрестанно думал только о том свете — ему хотелось приличных похорон, а затем и местечка на небе. Подозреваю, замысел получить деньги от тебя понравился ему по двум причинам: в Сан-Феличе у него жила сестра. Он сразу убивал двух зайцев: получал от тебя деньги и встречался с сестрой. Он думал, что у миссис Розарио есть какие-то связи с церковью и они сыграют свою роль после того, как он откинет копыта.
— Значит, ты знал, когда приехал сюда, что Камилла доводится Хуаните дядей? — поинтересовался Пината.
— Откуда? Камилла называл сестру только по имени, Филомена, и его портрет в доме, куда я проводил Хуаниту, явился для меня полнейшей неожиданностью. Но именно тогда я окончательно уверился, что идет какая-то грязная игра. Чересчур много совпадений, чтобы за ними не стоял план. Я не знал, чей это план. Но моей жене подобное всегда удавалось.
— У меня не было другого выхода, — сказала миссис Филдинг. — Я одна думала о будущем.
— На этот раз ты заглянула в своих заботах слишком далеко: ты принялась заботиться о внуках вместо того, чтобы позаботиться о дочери.
— Вернемся к Камилле, — предложил Пината. — Нет никакого сомнения, что ты собирался получить свою долю из той суммы, которую вы хотели выцарапать у твоей бывшей жены?
— Естественно. Ведь идея принадлежала мне.
— И ты был уверен, что она заплатит?
— Да.
— Почему?
— Старые добрые времена и все такое. Я же говорил, Ада очень сентиментальна.
— Я тоже уже говорил, что две тысячи долларов многовато даже за старые добрые времена.
Филдинг пожал плечами:
— Когда-то мы очень крепко дружили. В округе нас называли тремя мушкетерами.
— Неужели? — Пината с трудом мог поверить, что миссис Филдинг, с ее очевидными расовыми предрассудками, могла когда-то поддерживать дружеские отношения с мексиканским пастухом. Но если бы Филдинг говорил неправду, Ада Филдинг обязательно бы возразила, а она даже не пыталась.
«Ладно. Значит, она изменилась с того времени, — подумал Пината. — Может, годы, проведенные с Филдингом, ожесточили ее настолько, что у нее возникло предубеждение против всего, что составляло часть ее прежней жизни. Не могу ее винить».
— Значит, идея заключалась в том, — продолжал он, — что Камилла приезжает в Сан-Феличе, получает деньги и возвращается в Альбукерке. Твою долю он тоже туда привозит?
На лице Филдинга отразилось легкое замешательство:
— Конечно.
— Ты ему доверял?
— А куда было деваться?
— Ну, к примеру, ты мог поехать с ним сюда. Подобное решение в данных обстоятельствах казалось бы достаточно логичным. Верно?
— Мне было все равно.
Ответ звучал довольно странно, особенно для такого опытного проходимца, как Филдинг.
— Так вышло, что ты не получил свою долю. Ведь он убил себя. Да?
— Я не получил свою долю, — с расстановкой произнес Филдинг, — поскольку делить было нечего.
— Как это?
— Камилла не получил денег. Она их не принесла.
Миссис Филдинг на какое-то мгновение потеряла дар речи, потом воскликнула:
— Это неправда! Я отдала ему две тысячи долларов.
— Вранье, Ада! Ты обещала ему две тысячи, но так и не принесла.
— Я клянусь, что отдала ему деньги. Он положил их в конверт и спрятал под рубашку.
— Я не верю…
— Придется поверить, Филдинг, — вмешался Пината. — Там их и нашли, под рубашкой.
— Под рубашкой? Деньги все время были у него под рубашкой?
— Конечно.
— Так почему же этот грязный ублюдок… — Из Филдинга посыпались ругательства, и, хотя упоминался в них Камилла, чувствовалось, что ругает он прежде всего самого себя, ругает и никак не Может остановиться. Складывалось впечатление, будто он копил эти ругательства долгие годы, как деньги для какого-то грандиозного замысла, собирал проклятия для своего старого друга и старого врага, для Камиллы. Пинату поразило, сколько чувств скрывалось за этими ругательствами. Деньги сами по себе не могли стать причиной: они никогда не интересовали Филдинга настолько, чтобы прикладывать к их добыванию слишком значительные усилия, не говоря уже о том, чтобы кого-нибудь за них убить. Может, он вел себя так потому, что его взбесил обман Камиллы? Но эта гипотеза еще менее соответствовала истине. Во-первых, он до сегодняшнего дня не знал об обмане, во-вторых, он был не из тех, кто кидается на обидчика в открытой драке. Если он сердился, то просто уходил, так же как уходил в других непростых жизненных ситуациях.
Филдинг вдруг зашелся в приступе кашля. Пината налил полстакана виски из стоявшего на столе графина и протянул ему. Через десять секунд после того, как Филдинг одним глотком осушил стакан, кашель прекратился. Он вытер рукой рот — жест получился символическим, словно он загнал обратно в глотку слова, которым не нужно было выходить на свет.
— И никакой лекции о пользе воздержания? — хрипло спросил он. — Спасибо, добрый проповедник.
— Ты был рядом с Камиллой в ту ночь, Филдинг?
— Черт! Неужели ты мог подумать, что я настолько доверял ему, что отпустил бы одного? Скорее всего, он не смог бы вернуться обратно в Альбукерке, даже если бы очень захотел. Он умирал.
— Расскажи, как это произошло.
