ночь разорвали звуки салюта, хлопушек и звонкого смеха. Во дворе люди весело праздновали наступление Нового года. Мои занавески озаряли разноцветные всполохи.
Накануне, после того как мне наложили швы, Крот отвез меня домой и даже поднял на руках в квартиру. Я с трудом сняла верхнюю одежду и переоделась в ванной в тонкую хлопковую футболку и пижамные байковые штаны. Потом открыла воду и долго стояла, глядя, как в мою роскошную раковину-чашу утекает последняя надежда на хорошее настроение в праздник.
Сейчас, когда все наконец осталось позади, я ощутила тяжелую грусть. Когда дело заканчивается плохо, всегда чувствуешь тоску, но в праздник это особенно печально. А впереди еще было тяжелое объяснение с Марией Павловной.
Мне пришлось позвонить ей из больницы, потому что я не хотела, чтобы печальную весть ей принесли полицейские. Несчастная женщина чуть с ума не сошла от обрушившегося на нее известия. Она расплакалась, и я не знала, как успокоить ее по телефону. Если бы она была рядом, я бы, наверное, нашлась как поступить, но в этой ситуации просто повторяла ничего не значащие слова в трубку, пытаясь ее утешить.
Надо отдать должное мужественной учительнице музыки: она взяла себя в руки и стала собираться. Чтобы ехать в больницу к внучке.
Мы договорились, что я встречусь с ней, как только немного подлечусь, и на этом прервали разговор. Но он ждал впереди, и эта перспектива была мучительна.
Крот перед уходом сварил мне кофе, причем Пират не отходил от него ни на шаг и терся об его ноги, выпрашивая еду. Мой гениальный взломщик, порывшись в холодильнике, нарезал ему колбасы. Я даже не протестовала.
Потом Крот постоял нерешительно в дверях, глядя, как я залезаю в кровать на негнущихся ногах, и сказал:
– Я позвоню завтра.
Я согласно кивнула и попросила его захлопнуть входную дверь, чтобы не вставать. Он двинулся в сторону выхода, но вдруг обернулся:
– По крайней мере, ты заработала себе на отдых и лечение.
Проваливаясь в обволакивающий черный сон, я прошептала:
– Нет, я не возьму с нее денег.
Сейчас за окном бушевали раскаты салюта, по телевизору шел пошлейший концерт, а я лежала в кровати с коробкой шоколадных конфет. Рядом со мной пристроился Пират, распластав свой роскошный хвост по соседней подушке. У меня не было ни сил, ни желания сгонять его на кресло.
– Валяй, спи, наглец. Недолго осталось, скоро домой поедешь.
Он, словно поняв, поднял голову и, посмотрев на меня, чуть слышно мяукнул.
Примерно в час ночи, когда я раздумывала, не лечь ли спать, раздался очередной звонок. Оказалось – Гарик.
– Мать! Ты мой герой! С праздником, кстати!
Я неразборчиво что-то пробурчала в ответ.
– Поверить не могу! Такое интервью с мэром! Да еще и прямо накануне ареста! У нас вся редакция на ушах стоит.
Я испугалась:
– Ты уже опубликовал?
– Конечно! Куй железо, как говорится.
– Меня, надеюсь, не упоминал?
– Не бойся, я помню про твое инкогнито. Интервью под вымышленным именем. Уже на сайте, если тебе интересно.
Я не поняла излишней радости друга:
– Там не было ничего выдающегося.
– Сам факт, Танька, сам факт! Мэр говорит, что непричастен к пропаже Одинцова, тогда как сам его и убил.
Я подтянулась на локтях, уселась поудобнее и включила прикроватное бра:
– А что, обвинение уже предъявлено?
– Пока нет официальных комментариев, но источники в полиции говорят, что он признался. Поет как птенчик. Поговаривают, ему еще какое-то дело пришьют. Мол, в связи с расследованием убийства Одинцова на свет вылезли и другие скелеты из его шкафа.
– Отрадно слышать.
– Я в шоке, что ты это записала! Не знаю, как тебя благодарить!
Он был навеселе. На фоне громко орала музыка. Какие-то люди звенели бокалами, и женский голос тоненько кричал, перекрывая остальных:
– Гаричек, хватит трепаться! Иди к нам…
– Сейчас, девчонки! – радостно заорал Гарик, даже не прикрыв динамик, чем оглушил меня.
– Вернись к жене, дубина, – поморщившись, проворчала я, – это будет мне наградой.
Кирьянову я позвонила сама.
– Ну как ты, девушка? – спросил он без приветствия. – Не хотел звонить, думал, спишь. С Новым годом!
– С Новым годом, – вяло ответила я, отправляя в рот последнюю конфету.
Она лопнула на языке и наполнила рот жидкой соленой карамелью. Меня затошнило от сладкого. Обычно я его не ем, но сегодня надо было чем-то себя поддержать.
– Ты там депрессуешь, что ли? – Даже сквозь расстояние я почувствовала, что мой друг нахмурился. – Не стоит, Тань. Если бы не ты, не спасли бы никого. Жену и дочь этот урод тоже планировал пустить в расход после праздника.
– Он сам это сказал?
– Да. Он это спел на допросе. А куда деваться? Жертвы похищения уже немного пришли в себя. Жена такие показания дает, закачаешься. Все, как ты говорила. И Буданов этот при деле оказался. Он участвовал в похищении. И секретарша во всем созналась.
– А убивал кто?
– Не поверишь, – усмехнулся Кирьянов, – сам мэр, своими нежными ручками.
Мне почему-то мгновенно вспомнилось, как пухлые красные пальцы мэра тискали кофейную чашечку в кабинете во время интервью.
– Не верю! Он дурак, что ли, сам мараться?
– Дурак не дурак, а застрелил не колеблясь, – ответил Кирьянов. – Это личное. Одинцов бизнес отдавать не захотел, деньгами делиться – тоже, да еще и компромат нарыл. Тут вопрос принципа – своими руками убрать конкурента. К тому же опыт мокрухи у него был. Но женщин убивал бы уже кто-нибудь другой – скорее всего, после того, как вечеринка закончилась. Охранник или тот же Буданов. Этот журналюга у мэра с руки ест. Замешан в куче правонарушений. Ты даже представить себе не можешь, сколько разной грязи сейчас всплывает. Дело будет громким и долгим…
– А как девочка себя чувствует? – перебила я.
– Дочка Одинцова? Физически в порядке, но, конечно, моральное состояние у нее неважное. От нее бабушка сейчас ни на шаг не отходит. Я думаю,
