- Женщина может так ударить?
- А у вас что, подозревается женщина? - оживился он.
Я промолчал.
- Определять, кто нанес удар, не в компетенции эксперта, это задача следствия, - нравоучительно произнес Кобульян. - Но могу высказать свое неофициальное мнение: за двадцать лет работы я повидал всякого, но чтобы женщина могла так сильно ударить - сомневаюсь.
Эксперт понял, что вызван не зря, и настроение у него заметно улучшилось.
- И еще одно, - Кобульян взял со стола линейку и зажал ее в кулаке. Обычно нож держат от себя, в сторону большого пальца, или к себе - в сторону мизинца. Соответственно, раневой канал идет снизу вверх, - он взмахнул линейкой, - или сверху вниз, - он опять показал. - А в данном случае клинок вошел под прямым углом! Если потерпевший лежал, то это объяснимо, а иначе так сильно не ударить!
Кобульян замолчал, выжидающе глядя на меня.
- Нет, по показаниям обвиняемой он стоял... - Уточнение оказалось настолько неожиданным, что я несколько растерялся. - Как же это могло произойти!
- Чего не знаю, того не знаю, - развел руками эксперт. - Что мог сказал, а разобраться во всех тонкостях - ваша задача.
Когда Кобульян ушел, я внимательно перечитал его показания. Это уже кое-что. Если раньше мои сомнения в выдвинутой Вершиковой версии убийства были чисто интуитивными, то теперь они обретали фундамент. Протокол допроса эксперта являлся первым камнем, теперь надо собирать остальные.
Я достал план расследования. Только где они, остальные? Все намеченные мероприятия выполнены, на первый взгляд искать больше нечего и негде... Но я знал, что существует еще один путь - проникновение внутрь событий, во внутренний мир участвовавших в них людей, в хитросплетения их чувств, помыслов, в лабиринт межличностных взаимоотношений, где можно отыскать скрытые мотивы тех или иных действий, их цели...
Одним словом, путь в души участников этого дела.
ПУТЬ В ПОТЕМКАХ. ВЕРШИКОВА
Она уже не плакала. Бледная, с отеками под глазами, с сухим опустошенным взглядом, равнодушная ко всему окружающему. Модное нарядное платье измято, волосы растрепаны.
- Закурить не найдется? - Голос хриплый, чужой.
Я полез в портфель. Тусклый свет слабой лампочки рассеивался в крохотном, без окон, кабинете. Стол прибит к полу, стул и табурет по обе стороны от него тоже прихвачены металлическими уголками. Под высоким потолком лениво вращались лопасти вентилятора, натужно гудел мотор в черном отверстии вытяжной системы. Они включались автоматически, одновременно с электрическим освещением.
Не помогало. Воздух оставался душным, накрепко пропитанным до кислоты застарелым запахом дыма тысяч папирос и сигарет. Их курили взвинченные, издерганные оперативники и усталые следователи, угощали людей, сидящих напротив, - без этого устоявшегося ритуала не обходится почти ни один допрос. Глубоко затягивались подозреваемые, облегчившие душу признанием, нервно глотали дым те, кто был "в отрицаловке". Хотя это и шаблонно, но маленький, начиненный табаком бумажный цилиндрик очень часто оказывал растормаживающее действие и способствовал установлению взаимопонимания.
Я не курил, но всегда носил для подследственных дешевые крепкие папиросы.
- Сколько мне дадут?
Обычно это спрашивают на первом же допросе. И отвечать приходится каждый раз одно и то же.
- Не знаю. Суд решит.
- Суд, суд! Вы же заодно все! Как следователь напишет, так суд и заштампует!
- Это вас соседки по камере научили?
- А хотя бы! Не все же такие дуры, как я!
- Ну-ну... Только не советую у них учиться. Такая "наука" обычно боком выходит!
- А что же вы мне посоветуете? - Вершикова заметно успокоилась и подобралась. - Рассказывать чистую правду? Ладно, расскажу!
Она с силой выпустила тонкую струйку дыма.
- Полез он ко мне! Хватать за разные места начал, платье срывал... Я от него побежала, глядь - на стене кортик висит... Схватила, выставила не подходи! А он налетел с разбегу...
Такое объяснение ставило все на свои места. Но... Во-первых, оно запоздало на два дня. В деле появились показания Кобульяна, и то, что раньше не вызывало бы никаких сомнений, теперь воспринималось несколько в другом свете. А во-вторых, мне не понравилось, как Вершикова говорила: слишком расчетливо. Не понравилась резкая смена занимаемой позиции и настроения. И самое главное - не понравилось, что названный ею мотив, такой удобный, обтекаемый и подходящий к ситуации, Золотов уже пытался исподволь подсунуть следствию...
- Почему же вы сразу об этом не рассказали?
- Не знаю, - глядя в сторону, ответила она. - Да и какая разница когда?
- Действительно никакой. Вы в любой момент можете изменять показания и даже не несете ответственности за лжесвидетельство. Знаете почему?
Вершикова слушала внимательно.
- Потому что ложь - одна из форм защиты. А закон предоставляет подозреваемому право защищаться любыми способами.
- И зачем вы мне это сообщаете?
- Но лучше все-таки говорить правду, - я пропустил ее реплику мимо ушей. - Это не нравоучения, не назидания и не моралистика. Все подследственные сами приходят к такому выводу рано или поздно. Лучше раньше.
- Сейчас я рассказала все как было!
Я молча смотрел на нее, и она не отводила взгляда, в котором отчетливо читался вызов.
- Ну, хорошо. Тогда объясните, пожалуйста, как вам удалось нанести такой удар? - Я положил на стол протокол допроса судмедэксперта.
Читала Вершикова долго, и на лице ее отражалась растерянность.
- Ну, что скажете?
- Не знаю, не помню... Налетел с разбегу... А как все получилось, не могу сказать...
- Придется проверять! Что такое следственный эксперимент, знаете?
- Проверяйте, - упавшим голосом сказала она.
Вершиковой было двадцать два года. Уроженка сельской местности, после окончания школы приехала в областной центр с мечтой поступить в училище искусств. Попытка окончилась неудачей, но домой она не вернулась - сняла угол на окраине и устроилась в парикмахерскую кассиром. Пять лет спустя в ней уже нельзя было узнать прежнюю скромную деревенскую девочку.
Работала маникюрщицей, имела "своих" клиентов, обзавелась обширными связями среди "нужных" и "деловых" людей. Жила на широкую ногу, переехала в изолированную квартиру в центре. Обилие и разнообразие нарядов в ее гардеробе явно не соответствовало скромной зарплате.
- Скажите, Вершикова, за что вас привлекали к уголовной ответственности год назад?
- Никто меня не привлекал, - с оттенком оскорбленности ответила она. - Подозревали в спекуляции, потом разобрались, что ошиблись.
- Давно ли вы знаете Золотова?
- Не очень. Месяц-два.
В голосе чувствовалось напряжение.
- А у меня складывается впечатление, что вы знакомы гораздо дольше. Около двух лет.
- Почему это? Нет, вовсе нет! - Она говорила чуть быстрее, чем требовала ситуация.
- И что вы можете сказать о нем?
- Да что вы ко мне пристали! Ничего я вам больше не скажу! Слышите, ничего!
- Отчего же? Вопрос вам неприятен?
- Отстаньте наконец! Хватит! Я устала! - Закрыв лицо руками, Вершикова разрыдалась.
Продолжать допрос не имело смысла.
ПЕТРЕНКО
Дверь была заперта.
- Только ключа у меня нет, - развела руками хозяйка. - Если убрать надо было, я просила, чтобы он свой оставил.
- Этот? - Я показал ключ.
- Да, этот... - Клавдия Дмитриевна как-то с опаской протянула руку и так же нерешительно отперла замок.
Маленькая комнатка, стены оклеены желтыми обоями, старинный розовый абажур с бахромой, круглый стол, накрытый плюшевой скатертью. Учебники...
- Собирался поступать? - Я полистал "Физику" и "Математику" для десятого класса.
- Да, в мореходное. На штурмана.
Старый платяной шкаф со скрипучей дверцей. Пиджак, брюки, рубашка и плащ. В карманах ничего интересного.
Под кроватью - шикарный импортный чемодан с хромированными замками. Огромный, солидный, матово блестящий натуральной кожей. На дне чемодана свитер, джинсы, несколько открыток со стереоэффектом, россыпь шариковых ручек, значки... Больше, кажется, ничего. Хотя вот, в углу... Странно! Полотняный, явно самодельный мешочек колбаской, с тесемочками...
- Как вы думаете, что это?
Практиканты пожали плечами.
- А это товарищ Федора принес, - вмешалась хозяйка. - Я тоже подивилась, когда увидела.
- Какой товарищ?
- Да этот, представительный, из горисполкома. Валерий! Вот отчества не помню.
- Почему "из горисполкома"?
- Как почему? Он же сам и говорил...
- А почему вы думаете, что это он принес?
- Да я как раз заглянула спросить что-то, вижу, он разворачивает сверток и вытаскивает... Я еще посмеялась - мужчины, а с тряпками возятся. А он говорит: "Что делать, иногда без этого не обойтись".
- И часто он приходил к Петренко?
- Частенько. И девушку с собой приводил. Марину...
- Марину или Иру?
- Марину. Черненькая такая. Феде она, как видно, нравилась...
