Было еще одно важное обстоятельство. Стипендия, которую он неофициально получал от университета как спортсмен, была его единственным источником существования. Дон не строил иллюзий. Прекрасно понимал, что его успехи в учении, отмечаемые всеми профессорами, никакой роли не играют. За это стипендии не дают. Да и по окончании университета хорошую работу он найдет, уж конечно, не из-за своих университетских оценок. Просто многие предприятия с удовольствием возьмут на службу игрока национальной сборной (если вообще придется идти служить — скорее всего, он будет числиться на какой-нибудь неведомой ему самому должности, как все другие крупные спортсмены, но как раз этого ему бы не хотелось).
Так или иначе, а завтрашний матч необходимо выиграть. Вот об этом и шел разговор.
— Так почему ты так уверен в победе? — в сотый раз спрашивала Тер.
— Во-первых, — терпеливо разъяснял Дон, — я должен быть в ней уверен, иначе грош мне цена как капитану. Во-вторых, мы сильней, у нас есть пара сверхсекретных тактических комбинаций. «Бобры» о них и представления не имеют, хотя на каждую тренировку засылают к нам шпионов. Мы их всех знаем — уборщик, монтер, который вечно проверяет счетчик, еще есть… И в-третьих, мы о них знаем все из первых рук.
— Это как так? — оживился Луиджи.
— А так. Только между нами. Их номер шестой, ну, вы знаете, рыжий такой, у нашего тренера на крючке.
— Да ну! Расскажи!
— Не важно. — Дон и так жалел, что сказал лишнее. — Важно, что на крючке. Словом, подыгрывать нам не станет, но что происходит у них в команде, сообщает.
— Все-таки это свинство, — неодобрительно произнесла Тер. — Самое настоящее предательство.
— Да? — взвился Дон. — Предательство? А то, что они нашего восьмого пытались шантажировать — рассказать его девушке, что он с другой целовался, не свинство? Нет?
— Пусть не целуется! — отрезала Тер.
— Хорошо. А то, что они отца нашей бывшей девятки в свой университет лифтером устроили с жалованием декана? Притом, что у них, сами знаете, все здания двухэтажные. И что же, сманили девятку, теперь против нас играет!
— А еще любительский спорт называется! — презрительно фыркнула Зена.
— При чем тут «любительский спорт», — пожал плечами Дон. — Жить-то надо. Ты знаешь, что в наше время пловцы в день полтора десятка километров на тренировках отмахивают, гимнасты по восемь часов работают, а уж про нас, баскетболистов, футболистов, хоккеистов, и говорить нечего. Чем же тогда, как не спортом, зарабатывать? Государство-то ничего даром не дает — ни залов, ни тренеров, ничего…
— Ну ладно, — вмешался далекий от стадионов и спортзалов Рог, — зарабатывайте себе на здоровье, но зачем же жульничеством заниматься, всякими там сманиваниями, шантажом?..
Дон посмотрел на него, поджав губы. Он начинал сердиться.
— Ты что, не знаешь, что такое конкуренция? Так спроси у своего отца, он небось не одного конкурента съел, пока…
— При чем здесь мой отец? — запротестовал Рог.
— А при том, что в спорте еще важнее соперника съесть. Не победишь его, вылетай. Вылетел, спускайся в нижнюю лигу. Спустился, черта с два будут за матчи с твоим участием столько, сколько сейчас, отваливать. А раз так, то университету и клубу на тебя наплевать. Иди на все четыре стороны — зарабатывай. Только кто возьмет игрока из проигравшей команды, кому такой нужен? Так что выигрывать надо любой ценой. Мало, что ли, случаев, когда убивают ребят, похищают, отравляют… Конечно, это уж слишком, но по мелочам нечего стесняться. Наш спорт стоял на том и будет стоять!
Он замолчал. Наступила неловкая тишина.
— Но лучше, конечно, побеждать честно, — попыталась спасти положение Тер.
— Да нет, я ничего не говорю. — Дон опять жалел, что наговорил лишнего (вот язык!). — Это уж так, крайности. Мы же все время честно выигрываем. И завтра так будет. Просто у каждой команды есть разные тактические секреты, и противники стараются их разнюхать.
— Ну конечно. — Луиджи тоже влил свою долю бальзама. — Это как в коммерции, как в производстве, как всюду. Каждое предприятие хранит свои тайны, а конкурент стремится их узнать. Нормально.
— Ну хорошо, — поинтересовалась Лилиан, — если вы выиграете и станете университетскими чемпионами города, это будет здорово?
— Не то слово! — махнул рукой Дон. — Замечательно будет! Особенно для меня. Стопроцентная гарантия, что попаду тогда в сборную, а значит, на первенство мира, на Олимпийские игры… Смогу перейти в…
Он замолчал.
— Куда перейти? — подозрительно спросила Тер.
— В другой клуб или там…
— Не ври! Ты хотел сказать — в профессионалы! Не стыдно? Инженер с высшим образованием играет за какую-нибудь команду «Краснозадые павианы»?
— Перестань, Тер! Ты пойми! У нас ведь каждого учат определенному делу. Чем дальше, тем мы все больше становимся великими специалистами, но в одной-единственной специальности. А когда выходим в люди, выясняется, что специалистов-то много, а мест для них мало. Мы вроде как винтики на конвейере: делают их кучу про запас, а потом оказывается, что некуда ввинчивать. Это пока мы тут в университете дурака валяем, все в порядке, а как выйдем…
— Что — когда выйдем? — перебила Тер. — Выйдем и все пойдем посуду мыть, мест для нас не найдется? Да?
— Да не все, — вяло усмехнулся Дон, — не все. Вот Рога отец в свой банк пристроит, Луиджи будет опять же у отца макаронами командовать, Зену уж как-нибудь ее отец замуж выдаст тоже не за нищего…
— На что ты намекаешь? — вспыхнула Тер.
— Ни на что…
— Нет, намекаешь!
— Да что тут намекать! — возмутился вдруг Дон. — Ты что? Ты знаешь, сколько получает инженер? А сколько безработных инженеров ходит? Знаешь? Или работающих официантами, мойщиками, кем хочешь! Да если я в баскетболе звезда первой величины, я за год заработаю столько, сколько инженер за десять не получит! Вот!
— А потом? — Тер встала, глаза ее горели, что бывало не часто, губы превратились в нитку.
— Что потом? — Дон как-то обмяк. — Кто думает о «потом»? У многих ли есть «потом», если нет «сейчас»! Поиграю, накоплю денег, стану богатым. И уж тогда выдам свою дочь только за богача. — Он усмехнулся.
— Дурак! Боже, как я тебя презираю иногда! Вот дурак! — Тер стояла раскрасневшаяся, сжимая кулаки.
— Извини, — пробормотал Дон, — я не то сказал, извини…
Остальные отошли, чтоб не мешать, кто к бару, кто к окну.
— Извини, — приблизившись к Тер, шептал Дон, — это все завтрашняя игра, нервничаю, не сердись…
— Я не сержусь, — зашептала она в ответ, — но это называется удар ниже пояса. При чем здесь папа? Думаешь, меня, как Зену, можно замуж выдать за мешок с деньгами? Ты ведь знаешь, для меня главное не деньги. Иначе…
— Что «иначе»? — Теперь Дон не шептал, а шипел. — Иначе ты бы со мной дела не имела? Да? Я ведь кто? Нищий, баскетболист, студентишка! У меня нет отца — президента банка…
— Погоди…
— Нет, ты погоди! Нет отца — макаронного фабриканта! У меня есть только эти руки и эта голова…
Тер схватила Дона за плечи, приблизила к нему лицо:
— Перестань! Ты знаешь, что ты для меня! Мне никто другой не нужен. Перестань. Может быть, я неудачно выразилась, тогда прости. Слышишь!
Роли переменились. Теперь примирения искала она, Обычное дело. Обычная ссора влюбленных.
Почувствовав, что примирение состоялось, остальные снова приблизились. Разговор опять стал общим. И тут неожиданно Лилиан спросила:
— Скажи, Дон, а Рив считается у вас хорошим игроком?
— Да, а что? — нахмурился Дон.
— Он какой-то странный, это все заметили. Он вас не подведет?
Дон помолчал.
— Честно говоря, я сам задумывался над этим. В такой игре, как завтрашняя, все имеет значение. А уж настроение особенно. Может, это так у него, к завтрашнему дню пройдет. Ты-то не обидела его?
— Брось, пожалуйста. При чем тут я? — Лилиан забарабанила руками по столу. — А вот тебе бы не мешало прямо сегодня к нему зайти, выяснить, что к чему.
— Может быть, — неуверенно проговорил Дон и посмотрел на Тер. — Действительно, может, стоит зайти. Живет он далеко…
— Я подвезу тебя. — Забыв об остальных гостях, Тер стала собираться.
Впрочем, никто не обиделся. Допивали чай, пиво, докуривали сигареты, надевали пальто. На дворе стояла ранняя осень, часто лили мелкие дожди, дул промозглый ветер.
У подъезда разбрелись по машинам.
Первым, взревев форсированным мотором, укатил на своей гоночной двухместной «феррари» Луиджи. С ним уехала Зена. Лилиан, помахав рукой, удалилась в добротном, по не очень новом «форде». Потом уехал Рог в какой-то роскошной, сверкающей машине.
Чип вышел один и быстро зашагал своей бесшумной, мягкой походкой. У него не было машины, никто не предложил его подвезти, да он и чувствовал себя лучше в одиночестве. Когда ты один, не приходится ждать опасности, никто не обманет, никто не подстережет. Разве только звери в его родных краях. Но зверей он не боялся. Он боялся людей…
