И все же, и все же… Несмотря на физическое удовлетворение, Тони не мог не думать о том, что обновление было скорее косметическим, чем радикальным. Оно даже не коснулось симптомов, просто Тони сделал вид, будто их нет и не было. Он всего лишь надел другую маску и спрятал под ней свою человеческую несостоятельность.
Наверное, все было бы иначе, если бы близость с Франсис переросла в нечто большее. Однако любовь оказалась не для Тони. Любовь была для тех, кто мог что-то дать, во всяком случае, не так мало, как мог дать он. Тони научился не думать о любви. Не стоило мечтать о несбыточном. Язык любви был ему недоступен, и, горюй не горюй, этого он не мог изменить. Итак, Тони похоронил свои страхи вместе с функциональной импотенцией и обрел с Франсис нечто вроде душевного покоя.
Со временем Тони научился принимать это как само собой разумеющееся. Иногда, правда, он вдруг начинал анализировать свою жизнь, но такие моменты случались все реже и реже. Ему казалось, что он младенец, который учится ходить. Поначалу это требовало большой сосредоточенности, и он постоянно набивал себе шишки. Но постепенно тело стало забывать, что удачный шаг — это счастье не случившегося падения. И в конце концов научилось не воспринимать нормальное хождение как чудо.
То же самое касалось и его отношений с Франсис. У нее был собственный современный дом, то есть половина дома на окраине Сент-Эндрюса. Чаще всего они проводили пару ночей в неделю у нее, пару ночей у него, а остальные дни и ночи порознь. Такое положение вещей устраивало обоих, и у них практически не было разногласий. Когда Тони размышлял об этом, он приходил к выводу, что скорее всего такое спокойное сосуществование — логичный результат отсутствия жарких страстей.
Франсис оторвала взгляд от стручков перца, которые аккуратно резала маленькими ручками.
— Как прошел день? — спросила она.
Тони пожал плечами, пересек комнату и дружески обнял Франсис:
— Неплохо. А у тебя?
Она скривилась:
— В это время года всегда ужасно. Весной у подростков играют гормоны, да и от перспективы экзаменов их трясет. Все равно что учить стаю обезьян на сносях. Я сделала ошибку, предложив моим старшеклассникам, которые учат испанский, написать сочинение «Мое идеальное воскресенье». Половина девчонок выдала такую сентиментальщину, что по сравнению с ними у Барбары Картленд[3] каменное сердце. А мальчишки все без исключения написали о футболе.
Тони засмеялся:
— Чудо еще, что они производят на свет младенцев, так мало у подростков общего с противоположным полом.
— Не знаю, кто с большим нетерпением считал минуты до звонка — они или я. Иногда мне кажется, что умному человеку невозможно заработать себе на жизнь. Изо всех сил стараешься открыть им красоты чужого языка, а кто-нибудь обязательно ляпнет, что coup de grace[4] — это газонокосилка.
— Ты сочиняешь, — отозвался Тони, кладя в рот половинку гриба.
— Хорошо бы. Кстати, когда я пришла, как раз звонил телефон, но у меня обе руки были заняты сумками, так что включи автоответчик.
— Ладно. А что на ужин? — спросил Тони, подходя к своему крошечному кабинету.
— Maiale con latte с жареными овощами, — откликнулась Франсис. — Чтоб тебе было понятно — свинина, тушенная в молоке.
— Звучит заманчиво! — крикнул Тони, нажимая на кнопку автоответчика.
Раздались гудки. Потом Тони услышал ЕЕ голос:
— Привет, Тони.
Тони застыл на месте. Два года он не слышал этот голос, потому что они лишь время от времени обменивались посланиями по электронной почте. А тут два слова, и раковина, в которой он спрятал свои чувства, дала трещину.
— Это Кэрол.
Еще два, совершенно необязательных. Этот голос он узнал бы, несмотря ни на какие помехи. Наверное, до нее дошла новость о Вэнсе.
— Мне надо с тобой поговорить, — продолжала Кэрол более уверенно. Значит, она звонит по делу. — Я получила задание, и мне очень нужна твоя помощь.
У него сжалось сердце. Зачем она так поступает с ним? Она же знает, почему он больше не занимается психологическим портретом. В конце концов, именно ей неплохо бы быть помилосерднее.
— Это не имеет отношения к психологическому портрету, — торопливо проговорила она, вероятно, чтобы он не понял ее неправильно, хотя избежать этого ей не удалось. — Это для меня. Я получила задание и не знаю, как к нему подступиться. Вот и подумала, что ты мне поможешь. Я бы послала сообщение на компьютер, но решила, что лучше поговорить. Перезвони мне, пожалуйста. Спасибо.
Тони неподвижно постоял несколько минут, глядя в окно на слепые фасады домов напротив. Собственно, он всегда знал, что Кэрол — это не только прошлое.
— Хочешь вина? — услышал он голос Франсис из кухни.
Тони вернулся к ней.
— Я достану, — сказал он, проходя мимо нее к холодильнику.
— Кто это был? — спросила Франсис скорее из вежливости, чем из любопытства.
— Одна моя бывшая сослуживица. — Отвернувшись, Тони вытащил пробку из бутылки и налил вино в два бокала. Кашлянул. — Кэрол Джордан. Из полиции.
Франсис озабоченно нахмурилась:
— Это не та самая!..
— Да. Та самая, с которой я работал над последними двумя делами.
По его тону Франсис поняла, что лучше не продолжать. О жизни Тони ей было известно немного, но она всегда чувствовала, что есть что-то между ним и его бывшей коллегой, о чем ему больно говорить. Наконец-то у нее появилась возможность перевернуть камень и посмотреть, что из-под него вылезет.
— Вы были близки?
— Когда работаешь над одним делом, всегда на какое-то время сближаешься с коллегой, ведь у вас общие цели. А потом его или ее видеть не можешь из-за воспоминаний о таких вещах, которые хочется выбросить из памяти.
Такой ответ ничего для Франсис не прояснил.
— Она звонила из-за этого ужасного Вэнса? — спросила Франсис, чувствуя, что Тони уводит ее в сторону.
Тони поставил ее бокал возле разделочной доски:
— Ты слышала о нем?
— Говорили в новостях.
— Ты не сказала.
Франсис сделала несколько глотков прохладного игристого вина.
— Тони, я не собираюсь лезть тебе в душу. Если захочешь поговорить, то сам выберешь время. Если не захочешь, что ж, значит, не захочешь.
Тони скептически усмехнулся:
— Кажется, ты единственная из знакомых мне женщин, у которой отсутствует ген любопытства.
— Я могу быть такой же любопытной, как любая другая женщина. Однако жизнь научила меня не совать нос куда не надо, чтобы не портить отношений.
— Я позвоню ей, пока ты тут хозяйничаешь.
Оторвавшись от овощей, Франсис посмотрела ему вслед. У нее появилось ощущение, что нынешней ночью ей предстоит проснуться от криков Тони, который будет еще сильнее, чем обычно, метаться во сне, не находя себе покоя. Она никогда не упрекала его в этом. Прочитав довольно много книг о серийных убийцах, Франсис понимала, какие кошмары гнездятся в его сознании. Ей нравилось быть с ним, однако она не хотела делить с ним его демонов.
Франсис даже не представляла, насколько это отличало ее от Кэрол Джордан.
Кэрол сидела на диване, откинувшись на подушки. В одной руке она сжимала телефонную трубку, а другой гладила черную спинку кота Нельсона.
— Ты правда не возражаешь? — спросила Кэрол, понимая, что задает формальный вопрос. Тони никогда не предлагал такого, чего не мог или не хотел делать.
— Если тебе нужна моя помощь, я должен взглянуть на инструкцию, которую тебе дали. Будет лучше, если ты сама покажешь мне материалы, чтобы мы могли вместе пройтись по ним, — проговорил Тони так, будто все им сказанное было как нельзя более естественным.
— Спасибо огромное. Я…
— Никаких проблем. В сравнении с тем, через что мы прошли, это удовольствие.
Кэрол невольно содрогнулась.
— Ты слышал о Вэнсе?
— Это было в новостях.
— Ничего у него не выйдет, — уверенно сказала она, хотя в душе шевелились сомнения. — Благодаря нам он в тюрьме. За что только он не цеплялся, но нам все же удалось убедить присяжных, которые склонялись на его сторону. Он не смягчит суд последней инстанции.
Нельсон замяукал, когда ее пальцы слишком сильно вцепились ему в шерсть.
— Хотелось бы верить. Но у меня всегда были плохие предчувствия насчет Вэнса.
— Ладно, хватит об этом. Завтра, как только получу инструкции, отправлюсь в аэропорт и полечу в Эдинбург. Там возьму напрокат машину. Я позвоню тебе, когда узнаю все точнее.
— Хорошо. Ты можешь… ты можешь остановиться у меня.
По телефону трудно было понять, чем вызвана его запинка: робостью или нежеланием принимать ее у себя в доме.
— Спасибо, но я не хочу тебя обременять. Закажи мне лучше номер в гостинице. Что-нибудь неприметное.
Тони помолчал.
