— Дожимаем гада, — потер руки Черносбруев. — Он вот-вот сломается.
— Да ну? — коротко спросил я. — Что-то не похоже на него. Он парень крепкий.
— Точно тебе говорю. Ты же знаешь, многие из глав районных администраций на моей стороне. — Он опять вскочил и принялся кружить по кабинету.
— На нашей, — поправил я. Поскольку именно я развозил им деньги.
— Одно же дело делаем! — отмахнулся он. — Они мне говорили, что все последнее время он ходит убитый.
Они и мне говорили то же самое. Странно было бы, если бы за наши деньги они говорили нам что-нибудь другое. Еще более странно, если бы я им верил.
— Мы тут, кстати, подготовили свежий номер «Кулацкой правды», — оживленно продолжал Черносбруев, принимаясь рыться в грудах бумаг, которыми был завален стол. — Посмотри, тебе понравится.
«Кулацкая правда» было названием довольно похабной газетки, в которой повествовалось о преступлениях Кулакова против человечества, по большей части вымышленных. Рассказывалось, как Кулаков разворовывает бюджет, строит себе особняки за границей и живет в них со своими секретаршами.
Однажды, по какой-то нелепой случайности, вместо несуществующего поместья Кулакова в Испании, ребята Черносбруева тиснули в его газетке фотографию Васиного дома на Кипре с улыбающейся Васиной женой на первом плане. Подпись гласила: «Последняя пассия мэра». Очевидно, Черносбруев привез фотографию из летнего отпуска, который он провел у Васи, и по ошибке отдал своим газетчикам.
Получив номер, Вася, пьяный в дым, с толпой охраны ворвался в штаб Черносбруева, крушил мебель, бил перепуганных штабистов, орал и хотел проломить Черносбруеву голову. И проломил бы, если бы не мое вмешательство.
— О чем на сей раз врете? — поинтересовался я.
— Да там каждое слово — правда! — всерьез обиделся Черносбруев. — О кулаковской дочери. Законченная проститутка. Ты ее знаешь?
— Нет. Я вроде слышал, что у него сын.
— А еще есть падчерица! Он ее удочерил. Народ-то не знает, что она ему не родная. Тварь, каких мало. — Он доверительно понизил голос. — Переспала с половиной города. Ее менты несколько раз пьяную за рулем останавливали. Кулак все улаживал, конечно. Я-то знаю. Сам помогал. Хоть бы раз мне премию дал за это! Отличная статья получилась. На той неделе номер должен выйти.
— Может быть, не стоит про детей? — вяло возразил я, в душе жалея, что не дал Васе открутить эту изобретательную голову.
— Как не стоит! — взвился Черносбруев. — Это же кулаковские дети! Нам победа нужна! Любой ценой, ты, что, не понимаешь!
Он стукнул кулаком по столу, попал по стопке бумаг, и они посыпались на пол. Черносбруев бросился их собирать.
В это время дверь открылась, и в кабинет вошел Виктор.
— Здорово! — весело приветствовал он нас с порога. — Ты уже здесь? А я ехал мимо, думаю, надо узнать, как дела. Близка победа-то?
Он, видимо, жить не мог без меня.
— Давайте выпьем чего-нибудь, — предложил Виктор. Время от времени он уходил в глубокие запои. И если на этот период он кооперировался с Васей, то их молодецкая удаль обходилась фирме в приличные деньги, которые мы платили, заминая скандальные последствия их бесшабашных загулов.
— Не могу с утра, — возразил Черносбруев. — У меня еще встреч полно.
— Мне, что ли, с тобой на встречи поездить? Глядишь, кого-нибудь сагитирую, — не унимался Виктор. Мне показалось, что он уже выпил. Во всяком случае, глаза у него помутнели и движения приобрели некоторую размашистость.
По лицу Черносбруева я понял, что кампанию Виктора он считал сомнительным приобретением.
— Да, ладно, я уж сам как-нибудь, — пробормотал он. — Ты лучше, вон, Андрея осади. Он запрещает мне писать о том, что у Кулакова дочь проститутка.
— А она, правда, проститутка? — заинтересовался Виктор. — Надо бы познакомиться. Как ты считаешь, Андрей?
Если он обращался ко мне без привычного сарказма, значит, точно выпил. В первой стадии он становился доброжелательным. К сожалению, она быстро сменялась другими. Которые протекали тяжело.
— Интересно, а зачем ей? — продолжал он. — Не из-за денег же. Наверное, все-таки любительница. Нет, точно надо познакомиться.
Я понял, что он болтает, выигрывая время на размышление. Идея ему не нравилась, как и мне. Но был соблазн дать разрешение, просто, чтобы показать мне, кто здесь начальник.
— Давай все-таки подождем, — наконец заключил он. И видя глубокое разочарование Черносбруева, попытался смягчить отказ. — У всех у нас есть дети. И не всеми мы гордимся. Неприятно же, если про наших будут писать.
За этот, пусть и нетрезвый, прилив великодушия я был ему благодарен настолько, что тут же попрощался и оставил их вдвоем, давая Виктору возможность поважничать с глазу на глаз.
Когда я выходил из штаба, у меня зазвонил мобильный телефон. Это был Храповицкий.
— Где шляешься? — осведомился он. — Есть срочное дело. По твоей части.
— Интересно, а какая она, моя часть? — спросил я.
— Он еще спрашивает! Телки! Какая же еще! — И Храповицкий положил трубку.
4
Когда я вошел в его кабинет, он был один и разговаривал по телефону.
— Котик, дорогой, — жалобно бубнил он, забавно вытягивая в трубочку свои толстые губы. — Ну неужели ты сама веришь во всю эту чушь?..
Я сочувственно подмигнул ему, и он в ответ состроил гримасу. Кажется, он в очередной раз безнадежно пытался убедить одну из своих подруг в том, что вчера в ночном клубе видели вовсе не его, а совершенно постороннего человека. Поскольку он допоздна сидел на важных переговорах. Чему у него, к слову, есть куча свидетелей. Тот же, к примеру, я.
— Правдивейший человек и образцовый семьянин, — меланхолично вставил я, располагаясь в неудобном кресле.
Мы вместе выбрались из этого клуба часа в три утра, после чего разделились. Храповицкий честно и добропорядочно поехал к одной из своих дам, а я продолжил праздник.
— Законченный врун и бабник! — не удержался Храповицкий, видимо намекая на то, что я отбыл в сопровождении группы поддержки, состоявшей из двух развязных гражданок.
С его стороны это было опрометчиво, поскольку эта несправедливая реплика привела к новому шквалу упреков по телефону. Очевидно, показания свидетеля с подобной характеристикой его любовницу не устраивали.
Мне было его жаль. Точнее, бывало жаль.
В моем понимании, у Храповицкого не существовало личной жизни. В отношениях с женщинами он являлся страдальцем, терпеливо влачившим вериги обязательств, скандалов и расходов. Кроме той, с которой он сейчас общался по телефону, у него были еще две постоянные подруги. Все три яркие, капризные, требовательные и ревнивые.
Его жена, с которой он, кстати, так и не развелся, в настоящее время несла лишения где-то в Лондоне, сыром, неказистом городишке, далеком от благ провинциальной российской цивилизации.
Храповицкий отправил ее с детьми в Англию якобы в целях. их семейной безопасности.
В известном смысле это было правдой. Над семейной безопасностью Храповицкого висела серьезная угроза. Ибо даже наш многолюдный город не вынес бы одновременного проживания четырех взрывоопасных женщин.
Отчаявшись, наконец, что-то доказать, Храповицкий раздраженно бросил трубку и некоторое время выразительно артикулировал ртом, не произнося ругательств, которые крутились у него на языке.
— Олеся? — спросил я с состраданием.
— Ольга, — ответил он с тоской. — Олесе еще не донесли. Я надеюсь. Черт! Бросить бы их всех и зажить нормальной человеческой жизнью. Везет же тебе! — В его живых глазах появилась непривычная мечтательность.
— Пропадут, — заметил я по обыкновению.
Подобные диалоги мы вели в среднем два раза на дню.
— Да и денег на них уже сколько потрачено, — вздохнул Храповицкий. — Денег тоже жалко.
Он помолчал, глядя в потолок, возможно подсчитывая. Ему было что считать. Эта вечно рыдающая, раздраженная армия обходилась Храповицкому в сумму, сопоставимую с бюджетом одного из наших предприятий. Замечу, не самого маленького.
— Кстати, что там у нас с выборами?
Видимо, подсчеты были неутешительными, и он решил сменить тему.
— Стараюсь, — ответил я. — Но уверенности в победе у меня пока нет. По-моему, наш уважаемый кандидат больше озабочен тем, чтобы у нас украсть, чем своей победой. Я, кстати, отнюдь не убежден, что в случае выигрыша мы удержим его в узде.
— А с кем еще он будет работать? — возразил Храповицкий. — У кого есть реальные деньги, кроме нас? Только у газовиков и у «Потенциала». Выбор не очень велик.
— «Потенциал» — это губернатор. Не последний парень в нашей деревне. И не самый бескорыстный. Как бы не случилось, что за победу заплатим мы, а приз достанется им.
Храповицкий поморщился. Он явно и сам не раз размышлял над тем же.
