Ознакомительная версия.
– Да, у меня еще есть сын и дочь. Твои брат и сестра. Саша и Даша. Им четыре года.
Отец повернулся, его мрачное лицо скрасила счастливая улыбка, адресованная внебрачным детям. Хотя…
– Как мило, – хмыкнул Кирилл и отступил, когда отец попытался дотянуться до его плеча. – Может, ты уже и официально на ней женат?
– Да, женат. Официально. Уже… – Он махнул рукой, провел ладонью по глазам, будто хотел прикрыть их от стыда, который теперь испытывал. – Уже пять лет, Кирюша. Я женат на ней уже пять лет.
– Это значит, что ты женился на ней сразу после смерти дяди Сережи?! Дождался, пока он умрет от страшной болезни, и… А если бы он умер раньше? Скажем, через полгода после смерти мамы, ты прямо тогда и… Господи, как мерзко!
– Не смей так говорить!! – заорал вдруг отец, жилы на шее вздулись, лицо покраснело, отрешенный взгляд сделался сумасшедшим. – Твоя мать… Она… Она никогда не любила меня! А я страдал! Ты был очень маленьким, чтобы это понимать! Ты не видел ничего! А я страдал… Очень страдал от ее равнодушия, беспечного равнодушия! Ей было плевать на меня и даже на тебя! Она жила своей собственной жизнью, в которую никого не пускала, кроме…
– Кроме?
Кирилл сжал кулаки. Если сейчас отец хоть одно плохое слово скажет о матери, он ему даст в лицо. Он заслужил!
– Кроме ее постоянных половых партнеров, которых она меняла! – заорал отец, и жилы на его шее превратились в скрученную пеньку, которая вот-вот порвется. – Она их меняла, Кира!! Как перчатки!!
И Кирилл его ударил. Ему показалось, что он едва замахнулся, желая просто унизить отца. Но вышло, что свалил его с ног. Отец упал на пол, скорчился и захныкал.
– Вырастил… Вырастил ублюдка… – слышалось с пола. – Такой же неблагодарный, как и твоя мать!! Как ты мог меня ударить, засранец?! Как ты мог?!
Кирилл перешагнул через скорчившегося на полу отца, вошел в ванную, заперся. Глянул на себя в зеркало. На него смотрел молодой симпатичный юноша, голубоглазый, темноволосый, с полными губами, как мать. Он был хорош. И знал об этом. Он был спортивен, потому что изнуряющими тренировками пытался долгие годы заглушить пустоту и боль, поселившиеся внутри с десяти лет. Он был осторожен и умен, потому что с десяти лет ощущал себя одиноким. Он никогда не доверял никому своих тайн и сомнений. Они жили глубоко в нем. И одно из таких сомнений вот прямо теперь родилось в его душе. Очень нехорошее сомнение, грязное, перечеркивающее все его минувшие восемь лет сиротства.
А что он знает о гибели матери? От чего она умерла? Петля ли ее убила?
Он никогда не видел заключения экспертов. Его не допускали к разговорам на эту тему. Это было вредно для его пошатнувшейся психики. Все разговоры в его присутствии сводились на нет. Да и разговоры эти велись шепотом. Кем велись? Отцом, родственниками мамы, Волковыми…
Надо же! Тетя Таня теперь его мачеха! Вернее, она его мачеха уже пять лет, а он об этом не знал. И у него, оказывается, есть брат и сестра, двойняшки. Сколько им? По четыре года? Уже большие. Достаточно взрослые, чтобы задавать вопросы.
А куда почти каждый день уходит папа ночевать? Почему? Где он бывает, когда не работает?
Кирилл, к примеру, мог бы запросто ответить на эти вопросы милых детишек. Папа, которого он не привык ни с кем делить, ночевал почти каждую ночь вот в этой самой квартире. На своей кровати, которую вечером разбирал, грубо стаскивая с нее стеганое атласное покрывало. А утром это самое покрывало накидывал обратно. И тапки его всегда стояли в прихожей. И домашние вельветовые штаны хранились в шкафу. И посуда…
– Дерьмо! – скрипнул зубами Кирилл и плеснул в свое зеркальное отражение водой. – Дерьмо собачье!! Кто угодно, но не она!
Тетя Таня…
Ничего общего с матерью. Мама была высокой и стройной. Волкова – низкой, полненькой, неуклюжей. Мама двигалась грациозно, плавно. Когда она шла по улице, ей вслед оборачивались мужчины, а женщины завистливо скрипели зубами.
Тетя Таня переваливалась уточкой. Отец что же, находил это красивым, забавным, удивительным?
Мама была темноволосой, голубоглазой, черты лица изящные, нежные.
Тетя Таня темноглазая, прическа из черных мелких кудряшек была всегда одной и той же и напоминала воронье гнездо. От нее вечно пахло какой-то сдобой и шоколадом, будто она работала на кондитерской фабрике. А она вообще, кажется, нигде не работала. Сидела на фирме мужа, варила кофе и ждала, когда они вместе пойдут домой после работы. Так ему рассказывали, во всяком случае.
Кирилл еще тогда, восемь лет назад, уже вступая в пору подростковой зрелости, недоумевал: как может дядя Сережа восхищаться своей женой? А он восхищался! Всегда! Хотя, по мнению Кирилла, единственной женщиной, которой можно и должно было восхищаться, была его мама. Она была самой красивой, самой нежной и самой очаровательной женщиной.
Как мог отец после мамы жить с этой толстушкой?! Как мог родить с ней детей, имея Кирилла?! Разве он не поддерживал его все эти годы?! Разве не старался сделать так, чтобы в доме было уютно и всегда была еда? К слову, вполне сносно научился готовить. Даже отцу нравилось, он хвалил его.
– Мама могла бы у тебя поучиться, – сказал он как-то, уплетая жареную курицу с картошкой. – Потрясающе готовишь, сынок!..
И что теперь обо всех его прежних словах думать?! Фальшь?! Вранье?! Предательство?! Он ел его еду, хотя наверняка возвращался домой уже сытым.
Кто за это за все ответит?!
– Дерьмо! – снова повторил Кирилл и опустил голову под мощную ледяную струю…
– А привет, Танюха!!
Пьяная рожа родного брата втиснулась в щель между притолокой и входной дверью – дряблая кожа, мутные глаза, вялые губы. Щеки мелко подрагивали, веки тоже, будто у Ильи был нервный тик. Но Таня знала причину этого нервного расстройства – невозможность похмелиться. Снова станет просить денег.
– Чего надо? – Таня решительно преградила брату дорогу, подперев дверь крепкой коленкой.
– А денег дай, – вялые губы вытянулись в черту сизого цвета, так братец улыбался теперь.
– Нет денег, Илья. Уходи! – Таня нажала коленом на дверь, пытаясь выдавить наглеца на лестничную клетку.
– Не уйду! – Брат, в свою очередь, тоже налег на дверь, оттирая сестрицу от входа. – Не уйду, лучше пусти по-хорошему!
Таня отступила. Бороться с ним сил не было, она устала сегодня, прибирая все комнаты и наготавливая на семью.
Гена давно предлагал взять домработницу, она была против. Не терпела чужих людей в доме. Достаточно няни, которая с утра до ночи сновала по квартире. Все что-то вынюхивала, высматривала, даже, кажется, подслушивала, о чем они говорят с Геной. Да и претендентки по его объявлению приходили все молодые и хорошенькие. Что могло из этого получиться, Татьяна приблизительно представляла.
– Ну, как хочешь! – раздраженно подвел черту Гена пару лет назад. – Только не жалуйся потом, что устала!..
Она и не жаловалась. Теперь, когда не было нужды торчать весь день на фирме, она научилась работать по дому, выкраивать время на отдых. Заваливалась в ванну с компрессом на лице. Через полчаса – контрастный душ. Потом большой стакан свежевыжатого сока, переодеться и с журнальчиком на диванчик. Если получалось, то дремала. Если нет, то просто смотрела картинки. Читать она не любила. К приходу Гены она бывала отдохнувшей, спокойной, свежей. И ее хватало на всякого рода любовные ужимки, которые он просто обожал. Странно, но он действительно обожал всякие муси-пуси, поцелуйчики и двусмысленные разговорчики на фривольные темы. То ли по сути своей всегда таким был, то ли натерпелся со своей покойной Алинкой, которую Таня всегда считала замороженной, настолько та была неэмоциональной.
Сейчас у нее выдалось как раз время для отдыха. Близнецов няня увела на прогулку, потом в кафе и к бабушке, Гениной матери. Там они должны были остаться ночевать. Татьяна уже и воду в ванной открыла. И компресс для лица приготовила с ромашкой и мятой. И тут Илья!
– Илья, денег не дам! – Таня встала, подбоченившись, у него на пути, а то еще, чего доброго, попрется по чистому полу в своих пыльных кроссовках. – Денег нет!
– Хочешь сказать, что Гена твой тебе не дает на ведение домашнего хозяйства?! – Сизая линия улыбки изогнулась скорбной скобкой. – Не верю! И сама много бабла имеешь!
– Слышал себя, да? – Таня помотала в воздухе указательным пальцем. – Все деньги в бизнесе. Гена денег дает на ведение домашнего хозяйства! Ты-то в это самое хозяйство никак не вписываешься, дорогой братец! Никак!
– Ага… – Илья по примеру сестры тоже подпер тощие бока, обтянутые грязной ветровкой, хотя на улице было очень жарко. – Раньше, стало быть, вписывался. Теперь – нет! Здорово!
– Раньше? А что было раньше? – Она изобразила лицом удивление, хотя внутри все тут же заныло от злости. – Не помню, убей меня!
И тут произошло нечто неожиданное: Илья на нее напал. Такое случилось впервые, поэтому она не сумела вовремя среагировать, чтобы отступить на шаг, чтобы загородиться, чтобы не позволить этому уроду – одной с ней крови – сделать пакость. Не сумела, и Илья пакость сделал.
Ознакомительная версия.
