Ознакомительная версия.
Длинные волосы, обтягивающий свитер, пальцы с короткими вишневыми ногтями, на которых облупился лак. Заинтересованный взгляд – Гитарист ей понравился, но пока она не определилась до конца, в какую коробочку его положить.
– В Пирогово.
Он сбросил гитару с плеча, как будто устал ее держать. Это тоже был безупречно рассчитанный ход, который почти никогда его не подводил: людям становилось неловко отказывать человеку, который понадеялся на их доброту.
– Залезай!
Подчиняясь ее команде, он забрался на пассажирское сиденье рядом с ней, а гитару забросил на заднее. «Мазда» рванула с места так, что его откинуло на спинку кресла.
– Пристегнись, гитарист!
Его позабавило то, что она назвала его настоящим именем. Все-таки не зря говорят об их феноменальном чутье.
Она завязала разговор: кто он, откуда, куда идет… Он отвечал, поглядывая на нее, отмечая про себя, что появилась новая порода – с синими ресницами. Волосы белые, губы выпуклые, как у рыбешки, а длинные ресницы – синие, с крошечными комочками у оснований. На правой руке, лежавшей на руле, поблескивал тонкий золотой браслет-цепочка.
– Чего смотришь? Любуешься?
Она засмеялась, и он заметил, что десны у нее розовые, сочные. За окном началась полоса лесопосадок, и то и дело с главной трассы соскальзывали серые ручейки проселочных дорог.
– Я пописать хочу.
От удивления она даже притормозила, взглянула на него.
– Стеснялся раньше сказать, – признался он, напуская на себя смущенный вид. – Извини.
– А чего стесняться-то? Думаешь, девочки не писают? Нашелся, блин, стеснительный. Ладно, я сегодня добрая!
Машина вильнула, остановилась у самых деревьев.
– Вперед! Туалет для мальчиков – справа.
Она снова засмеялась, и он ей улыбнулся.
Ветки и листья шуршали под ногами, осенняя паутина летела обрывистыми ниточками. Он встал за широким стволом, за которым его точно не было видно, проверил, все ли на месте. Деревья вокруг одобрительно зашумели, он услышал зарождающуюся в глубине их корней симфонию. Ощущение, что он может дирижировать лесом, охватило его, и предчувствие горячей радости ударило в ладони. Ему пришлось сжать их, чтобы напомнить себе, что еще ничего не сделано.
Из леса он выскочил с растерянным лицом, добежал до «Мазды», немного запыхавшись:
– Слушай, такое дело… Короче, там сова лежит под деревом, живая, только оглушенная кем-то! Первый раз такое вижу!
– Да и черт с ней, – недовольно сказала девчонка. – Поехали!
Он покачал головой.
– Не, я не могу. Давай ты поезжай, а я останусь – посмотрю, чем можно помочь.
Она заколебалась. Все они, рожденные от одной праматери, были похожи, и он знал, за какие ниточки нужно их дергать.
Вожделение. Она его хотела. Она пахла как самка, которой нужен самец, и он представлял, что сейчас творится в ее головке. Девчонка питала небольшие, но устойчивые надежды на то, что он попросит ее телефон, и мечтала, чтобы он потом позвонил. Теперь она проклинает его внезапно проснувшуюся любовь к братьям меньшим и материт его дурацкий альтруизм, но, с другой стороны, он предлагает ей прекрасный повод познакомиться поближе… И она решилась.
– А, хрен с тобой, пойдем!
Обежав машину, она фамильярным жестом взяла его под руку, словно он предлагал ей променад по пешеходной улице города, а не короткую прогулку по лесу. От неожиданного прикосновения его едва не передернуло.
– Далеко идти-то?
– Нет. Вон за тем деревом.
Он аккуратно высвободился, и девчонка, заинтересованная против своей воли, пошла чуть впереди, раздвигая кусты. Ее волосы, примятые от автомобильного кресла, рассыпались по спине – белые сверху, желтоватые на концах.
Он коснулся рукой травы, кончики укололи пальцы и ладонь, и сразу же на него накатила первая волна музыки, как будто трава была ее проводником. Он глубоко вдохнул, чтобы задержать ее на секунду: волна прошла до горла и растворилась в нем, напитав его силой.
Теперь он знал: все получится, остановить музыку уже невозможно – разве что задержать ненадолго. Ноздри его раздулись, впитывая запах животного, идущего впереди.
– Ну и где она?
Полуоборот, ее профиль, взмах синих ресниц, недовольно искривленные губы… «Еще не пора… Не пора… Не спугни ее!» Вынужденный следить за собственным голосом, он едва не пропустил вторую волну.
– Слушай, здесь была! Подожди-ка, наверное, за соседним деревом…
Голос у него стал низким, но это ее не насторожило. Она завертела головой, и он увидел, как белый клок шерсти отделился от остальной массы волос, плавно спустился вниз и повис на ее свитере. Маленькие острые зубки, розовые десны… «При укусе крыса может заразить человека хантавирусом, летальный исход от которого составляет, если не проводить лечение, не меньше десяти процентов».
Вторая волна упала сверху, и от удара он едва не покачнулся. То, что оживало в нем, притягивало к себе со всех сторон звуки, и они из хаоса упорядочивались в стройную систему, математически выверенную конструкцию, выражавшуюся музыкой, безупречнее которой не могло быть ничего в мире. Он даже прикрыл глаза на несколько секунд, боясь, что может не выдержать, упасть оттого, что закружилась голова. Музыка вырастала из всего вокруг, проникала в него, и он ощущал, что почти готов совершить то, зачем они пришли.
– Короче, мне это надоело! Пошли отсюда!
Ее визгливый голос ворвался фальшивой, режущей слух нотой в то, что пело вокруг, и не в силах уже противиться себе, он сделал ей знак замолчать.
– Ты чего это на меня машешь-то? Офигел?!
Но и ее вопль уже не мог помешать неотвратимому наступлению его симфонии. Мощный аккорд, взмах веток, синхронный всплеск листьев! Третья волна обрушилась со всех сторон, затопила его, опустошила и наполнила собою, и все тело стало жарким, будто вспыхнуло изнутри. Он ощутил такой мощный прилив желания, что оскалил зубы, чтобы не выплеснуться раньше времени, и крик вырвался даже не из его горла – из него всего, насквозь пропитанного торжествующей, гремящей, оглушительной симфонией смерти.
Она даже не успела ничего понять. Бусинки крови, забрызгавшие кусты, и красные росчерки на траве, и неровное расплывающееся пятно под его ногами – все это случилось уже следом за пиком его наслаждения, и он облегченно опустился на траву, слыша, как затихают в нем звуки, просачиваясь в землю и возвращаясь туда, откуда появились.
Несколько минут он сидел, приходя в себя, чувствуя выступившую на лбу холодную испарину. Он всегда испытывал сильный приступ слабости и сонливость вслед за тем, как убивал крысу. Подыхая, они забирали у него часть энергии, но это было посильной платой за избавление от тварей.
На лежавшее под кустом тело упал лист. Он заставил себя подняться – нужно было довести дело до конца и уходить. Сделал надрезы в нужных местах, потом стащил с ее руки золотой браслет, огляделся, проверяя, не оставил ли чего-нибудь, что сможет его выдать… А затем, неторопливо и слегка пошатываясь, направился к трассе.
Ему пришлось подождать, лежа в кустах, пока проедут машины. И только когда шоссе опустело, он выбрался из укрытия, добежал до голубой «Мазды», вытащил оттуда гитару и убрал несколько своих волосков, оставшихся на подголовнике сиденья. Достав из кармана салфетку с пропиткой, старательно прошелся по всем поверхностям, особенно тщательно вытер дверную ручку.
Теперь можно было не торопиться. Человек в стоящей у обочины машине не вызывает подозрений, если он один.
Покончив со всем, он закрыл «Мазду» и забросил ключи в лес, не забыв протереть и их тоже. Повесил гитару на спину и зашагал вперед, насвистывая себе под нос веселую мелодию.
– Курить хочется… – страдальчески сказала Женька. – Черт, девочки, до чего же курить хочется!
Алька сочувственно посмотрела на нее, но промолчала. Оксана быстрым движением дотронулась до плеча подруги и тут же нервно отдернула руку, будто испугавшись чего-то. Она за последний час не сказала ни слова, в отличие от Женьки, которая начинала то ругаться, то ныть, то клясть на чем свет стоит «Артемиду» и всех, кого в нее занесло.
– И жрать хочется, – добавила Женька, присовокупив несколько крепких выражений. – Нас кормить будут сегодня или нет?! А?!
– Тише, Жень. Два часа назад кормили, – устало сказала Алька.
– А я еще хочу! Я проголодалась! У меня на нервной почве аппетит просыпается!
Она вскочила и стремительно прошлась по комнате, огибая столы, кресла и напольные вазы. Аля закрыла глаза и откинулась на спинку дивана.
Чувство времени было у нее от природы, и Алька знала, что они сидят в этой комнате четыре часа с четвертью. За все это время к ним никто не заходил, не считая мальчика, принесшего контейнеры с теплой едой и забравшего пустую посуду спустя полчаса. До этого ее допрашивали почти сорок минут, и, поговорив с девочками, она выяснила, что и их допрашивали тоже – по отдельности. «Значит, не врут, что в гротах не установлены камеры», – подумала она сразу, как только услышала, какие вопросы задавали Оксане и Женьке. Парень, который вел допрос, молодой, напористый и злобный – впрочем, возможно, это была лишь выбранная для общения с ней маска, – кричал на Альку, и один раз ей показалось даже, что ее вот-вот ударят. Он постоянно подносил пальцы ко рту, непроизвольно теребя болячку на губе, и когда той же рукой замахнулся на Альку, она подумала, что укусит его, если он посмеет до нее дотронуться. Что-что, а кусаться она умела.
Ознакомительная версия.
