А голоса ведьм становились все громче…
НЕТ!!! Тебе никогда не удастся перекричать нас! Нас тысячи, и мы сильнее всех на земле! Тебе не сравниться с нами, глупая девчонка. И зачем губить себя? Зачем отравлять свою чистую душу ради жалкого существа, душа которого навсегда проклята? Лучше отдай ее нам! Среди нас ее место!
Келда похолодела…
Она впервые услышала ведьм.
«Оставьте ее в покое, - думала она. – Отпустите ее, прекратите мучать…»
ЗАМОЛЧИ!
«Я буду петь!»
Сердце заблудшее, эхо зовущее,
Спутало ни…
Дикая боль.
Келда вскрикнула и схватилась руками за горло, чувствуя, что ей уже не хватает воздуха, как будто чьи-то страшные щупальца сдавили гортань, грозясь раздавить, задушить…
И она уже не понимала, не видела того, что Валькири у ее ног корчилась оттого, что ничем неизмеримая колдовская сила разрывала ее на две части.
ВЫ ПОСМЕЛИ БРОСИТЬ НАМ ВЫЗОВ? – вскричал один из множества голосов.
Глупышки, - обволакивающим шепотом протянул другой.
- Келда… Келда… - плача, звала Валькири.
- Сейчас… Сейчас, милая…
Она собрала все свои силы…
Сердце заблудшее, эхо зовущее,
Спутало нити… Былое, грядущее,
Черное, белое, мнимое, сущее
В жизни единой сплелись.
В душу впивались осколки холодные.
Больно. Куда же ты, сердце свободное?
С воем набросились тени голодные.
Вот и расколота жизнь.
По щекам Келды катились слезы, голова кружилась, а гортань будто раздирали разъяренные псы. Свод пещеры поплыл перед ее взором, темные пятна в глазах… короткие вспышки красного… Шум в ушах… Ноги стали совершенно ватными… Чья-то незримая рука, с жадностью копошась в душе девушки, вытягивала оттуда силы и смелость, забирала тепло, оставляя только могильный холод.
Холод…
Боль.
Ты заплатишь нам за то, что посмела вмешаться в дело, касающееся только ведьм – нас и нашей маленькой сестренки-предательницы!
«Нет… Нет…»
И Келда пела дальше…
Отзвуки эха то тише, громче,
Боль нестерпима, а лезвие тоньше.
Нет! Не хочу! Не терзай меня больше!
Душу мою отпусти.
Валькири вдруг вскочила на ноги, бросилась к алтарю, громко рыдая, и стала хрупкими ручками разрушать каменный стол, разбирая по частям, разбрасывая в стороны темные валуны.
Но голоса… голоса, льющиеся ОТТУДА, не замолкали.
Издав неопределенный звук, то ли от отчаяния, то ли от триумфа, Валькири поспешно скрылась в темном углу грота, но спустя мгновение вернулась в центр, сжимая в руках длинное и крепкое с виду копье. Глаза ее загорелись…
Прошлое – мертвым, живым – настоящее.
Безумно крича, Валькири занесла копье…
Те, кто в земле, сном незыблемым спящие,
… И ударила по самому большому, плоскому камню.
Пусть все былое уносят с собою.
Дай им возможность уйти.
Приди, сестра…
Приди! Мы страдаем, мы так страдаем от жажды! И жажду ту способно утолить лишь одно…
Лишь твоя кровь!
- Нет!!! – закричала Келда, увидев, как обессиленная Валькири уже заносит копье, чтобы ударить…
Саму себя…
В самое сердце.
- Нет!!!
Девушка подбежала к дочери ведьмы и повисла у нее на плече, изо всех сил пытаясь вырвать копье из смуглых рук.
- Нет, Валькири, не слушай их! Не надо! Опомнись, Валькири! Я здесь, я здесь! Ты слышишь меня? От-зву-ки э-ха… Отзвуки… Аааааах!!!
Она с трудом подавила желание вновь поднять руки к горлу и оторвать от него невидимые клешни. Она не должна была поддаться… Она будет удерживать Валькири столько, сколько понадобится…
Она охрипла, и из груди ее вырывались натужные, мучительные, едва слышные звуки. И все-таки это была песня.
Отзвуки эха то звонче, то глуше…
Уши закрой и не слушай, не слушай!
Прочь уходите, не спящие души!
Прочь колдовство и обман.
Прочь прогоняю я эхо манящее.
Прошлое – мертвым, живым – настоящее.
Лоскуты рваные памяти проклятой
Пусть заберет океан.
Келда даже не сразу заметила, что Валькири в ее крепких объятиях замерла, сильно дрожа, и выронила копье из рук.
- Уши закрой и не слушай, не слушай! – плача, повторила Келда шепотом.
- Прочь уходите, не спящие души!!! – закричала вдруг Валькири, вырвалась, нагнулась, подхватила копье и стала крошить разбросанные камни с остервенением в полыхающих ледяным огнем глазах.
Она рыдала…
Прочь прогоняю я эхо манящее.
Прошлое – мертвым, живым – настоящее.
Лоскуты рваные памяти проклятой
Пусть заберет океан.
Ведьмы молчали.
И только…
Тора! Девочка моя… Тора!
Валькири застыла, вытирая слезы.
- Мама?
Тора… Дочка…
- Прочь уходите, прочь, прочь… - шептали губы несчастной девушки.
Тора… Не убегай от меня… Не бросай меня, Тора!
- Прости, мама. Прощай.
- Валькири, прилив! – воскликнула вдруг Келда.
Валькири встрепенулась.
Это был не просто прилив… Это было нечто гораздо, гораздо большее.
Ибо алтарь был разрушен, и неуспокоившиеся души ведьм вырвались на волю, но воля эта была для них губительна и смертельна. Они знали это, а потому с самого начала боялись разрушения каменного стола. Океан, могучий, великий, грозный Океан, почуял ведьм и наконец-то обрушил на них весь свой гнев, мстя за многовековое проклятие, на которое они его обрекли. Он ворвался в пещеру, неудержимый, страшный, сметающий все на своем пути. Он заполнил пещеру своей яростью, и ведьмы, боясь Его, словно птицы, не умеющие плавать, рвались ввысь, в небо, но небо, которое они еще восемьсот лет назад прогневали, не желало принимать их в свои объятия, ибо души их, отравленные ненавистью, были прокляты. Небо давило их, давило, и наконец обрушилось вниз, встретившись с Океаном…
И Океан поглотил их.
И смолкли навсегда их крики…
И наступила тишина…
А Келда… Нет, Келда не умерла, хотя уже успела смириться с неизбежностью своей смерти.
Открыв глаза, она прежде всего увидела перед собою улыбающееся лицо Валькири, тонущее в золотистых лучах рассвета.
- Я жива? – спросила она и закашлялась.
Валькири помогла ей перевернуться на спину и выплюнуть воду, выходящую из легких.
- Это ты… Ты вытащила меня. Как Локи. Ты… удивительное создание…
- Тише, Келда, та, что спасла меня… Тише… Тебе нужно набраться сил, прежде чем мы отправимся в обратный путь.
Келда изумленно посмотрела ей в глаза, не веря услышанному... и чуть не задохнулась от радости.
- Домой? Но ведь ты сказала,… что я не вернусь!
- Я специально солгала тебе. Хотела узнать, насколько ты была готова. Но ты… ты настоящий боец. Ты с честью прошла через битву.
- А я уже думала, что никогда…
Келда запнулась, еще раз кашлянула и потерла глаза, которые уже начинали слезиться.
- И еще… - тихо начала она, с теплотой глядя в ледяные очи своей спасительницы. – Спасибо тебе. Тора…
Старинные часы на стене показывали почти половину третьего, когда откуда-то издалека послышался звонок во входную дверь. Этот тихий, едва различимый на втором этаже звук, смутным эхом отозвался в замутненном рассудке Стеина. Крохотной серебристой рыбешкой под многометровой толщей холодной воды проскользнула равнодушная мысль: все-таки сунулся кто-то…
Лежа на не расправленной кровати, Норсенг потер ладонями покалывающие веки. Столько ночей без сна, столько мыслей – о разном – столько сомнений… Сколько уже времени он провел вот так, не выходя из дома и почти целыми днями валяясь без дела и маясь от скуки, тоски и одиночества?
Одиночества…
Но ведь Стеин и сам никого не хотел видеть.
И слышать – тем более.
Все это время он слышал только тихие вздохи фру Ибсен, ее шуршание по хозяйству да несколько ее коротких фраз: даже старая служанка понимала, что его лучше не трогать. Она вообще почти все время молчала и вздыхала с тех пор, как умерла Кэйа.
Так сколько же времени прошло с того вечера, когда Стеин, через день после того, как услышал чей-то странный шепот со стороны океана, вернулся к фьорду и, жалея о своей молитве, позвал сестру? Позвал… Но ее голос был таким слабым, будто она там задыхалась.
Сколько дней прошло? Неделя? Две? Где-то так. Он не следил за временем, а дней мимо него успело пронестись уже достаточно для того, чтобы он окончательно потерял им счет. Однообразных, серых дней, в продолжение которых он просто лежал на кровати…
И вот теперь раздался этот звонок, а Стеин хотел только одного – чтобы никто, никто, никто его не трогал. Он надеялся, что у фру Ибсен хватит догадливости растолковать его волю незваному гостю, но… с той стороны его двери кто-то остановился, а в следующую секунду раздался голос служанки:
