— А знаешь, похоже, все эти события развиваются очень быстро, по-моему, даже уж слишком быстро, тебе так не кажется, Лестер? Кена убили не далее как в эту пятницу. Сегодня всего лишь воскресенье, и тут же появляешься ты с этой доверенностью... Ну и что следует дальше?
— Ты, наверное, даже понятия не имеешь, какое давление оказывают сейчас на нашу компанию, Гев, — серьезно, чуть ли не мрачно ответил он.
Интересно, слышит ли он сам, как сейчас звучит его голос, почему-то подумал я. Одно его появление здесь сразу же вызвало у меня чувство тревоги! Почему? Ну допустим, Лестер с искренней готовностью отдал компании и сердце и душу и со временем стал весьма преданным ей, как принято говорить, молодым и подающим большие надежды специалистом. Допустим, хотя это никак не вязалось с моим представлением о мистере Лестере Фитче. И что, значит, если он вернется с подписанной мной доверенностью, ему дадут премию или какое-либо иное вознаграждение?
— Наверное, не имею, — как можно спокойнее ответил я. — Но видишь ли, Лестер, все дело в том, что мне совсем не хочется, чтобы кто-то распоряжался моими акциями. Ни ты, ни Ники, ни Карч, вообще никто!
Он бросил на меня печальный взгляд и, не скрывая разочарования, покачал головой:
— Искренне жаль, Геван, что ты предпочитаешь эмоциональное решение столь важного рационального вопроса.
Как я и предполагал, это была заранее заготовленная фраза, которую он наверняка отрепетировал, еще сидя в самолете, включая, естественно, печальное покачивание головой. Совсем как в театре абсурда.
— Ну и что конкретно ты имеешь в виду?
Лестер сначала демонстративно закашлялся, затем не менее демонстративно начал теребить ручку своего кожаного портфеля.
— Знаешь, Гев, если бы ты смог хоть на мгновение забыть о своих вполне естественных эмоциях по отношению к Ники, то правильное решение тут же пришло бы само собой. Поверь мне, уж в таких делах я не ошибаюсь.
— Ну зачем же ты так стараешься все упростить, Лестер? Если голосование моих акций на самом деле так уж важно для нашей компании, то почему бы мне лично не сделать это? По-моему, дело стоит того, разве нет?
Он отвел взгляд в сторону. Чуть помолчал. Затем ответил:
— Возможно, в чем-то ты и прав, да, я несколько упростил свои аргументы. Но сделал это вполне сознательно, поскольку даже не предполагал, что у тебя появится настолько важная причина для неожиданного возвращения в компанию.
Он что, пытается меня оскорбить? Специально? Причем в такой грубой форме? Забавно, забавно...
Я схватил его левой рукой за лацканы пиджака, резко приподнял над кушеткой и занес правую для удара. Очень сильного удара. Но, увидев его открывшийся от животного страха рот, мелко затрясшиеся губы, вдруг передумал. А стоит ли он того? Вряд ли. Я отпустил его, и он тихо опустился на собственную шляпу. Наверное, не веря своему счастью.
— Прости, я знаю, мне не следовало...
— Заткнись, Лестер, — устало произнес я. — Уезжай. Ничего не говори, только поскорее уезжай отсюда. Постарайся не опоздать на самолет.
Он с каким-то удивленным видом расправил смятую шляпу, надел ее.
— Доверенность я тебе все-таки оставлю, не возражаешь? — Помолчав, как-то неуверенно добавил: — Ну и что ты теперь собираешься делать? Что им передать?
— Возвращайся к своим и передай им, что не знаешь, что я собираюсь делать. А теперь дуй отсюда, да побыстрее!
Фитч торопливо засеменил, но у самой двери вдруг остановился:
— Мне жаль... поверь, очень жаль, что с Кеном все так случилось, Геван. Но когда ты отойдешь от эмоционального шока и серьезно подумаешь, то поймешь, что самое лучшее в данной ситуации — это...
Я медленно повернулся к нему. Сразу же все поняв, Лестер выскочил за дверь. Я даже не стал провожать его взглядом. С таким бледным лицом в наших солнечных краях ему просто нечего делать.
Спортивные парни снова вернулись на пляж, но теперь с ними была еще и девушка в желтом купальном костюме, который полностью подходил под цвет их большого пляжного мяча. Один из парней тут же игриво запустил его в нее. Она радостно взвизгнула, припустилась за ним. Молодые, довольные, веселые...
Глядя на них, я невольно вспомнил мою прошлую жизнь. Будто взял и пролистал семейный альбом. В не такой уж далекой молодости мир казался мне веселым и удивительным, полным шикарных автомобилей, красивых девушек, яхт, верных друзей, загородных пикников...
Великая депрессия, для тех, конечно, кто ее помнит, просто и однозначно положила всему этому конец. Никого ни о чем не спрашивая. Многие, очень многие фирмы тогда разорились, их владельцы повыпрыгивали из окон, а вот мой отец выжил, стиснул зубы и выжил, сохранив нашу «Дин продактс». Не только не дал ей умереть, а даже расширил! Хотя я до сих пор отчетливо помню, с каким хмурым, мрачным лицом он сидел с нами за обеденным столом. Да, те плохие времена длились далеко не один день...
В тридцать девятом мы получили от Британской комиссии по закупкам военного снаряжения заказ на солидную партию пулеметных опор. Для нас с Кеном это было событие, равно как и последовавшая за этим война, обязательные для допризывников медосмотры, рентгенограммы, сахар в крови Кена, диабетная диета, ну и все прочее. Короче говоря, «здоровое, на редкость здоровое поколение», иначе не скажешь.
Затем был колледж, полное ощущение того, что нас бросили, что мы никому не нужны, что кругом только формы, униформы, тренировочные лагеря, военная подготовка, переподготовка... Я поступил в Гарвардскую школу бизнеса, вполне успешно закончил ее, не менее логично оказался в нашей семейной фирме, с удовольствием набирался там ума-разума по меньшей мере целый год, затем папин инфаркт, болезнь, смерть, конец войны, возвращение нации к нормальной жизни, назначение меня гендиректором — а кого же еще? Тогда мне все помогали, и я неожиданно сам для себя ощутил, как это хорошо — держать поводья в узде. Процветать в молодом возрасте всегда хорошо! Затем я встретил Ники и вдруг отчетливо понял, что именно ее мне всегда так не хватало. То самое недостающее звено...
Зазвонил телефон. Я протянул руку и снял трубку сразу же после первого звонка.
— Мистер Дин? Секундочку, пожалуйста. Вам звонят из Арланда. Соединяю...
Я точно знал, кто это. Знал даже, какие интонации прозвучат в ее голосе, когда она спросит: «Гев?»
— Привет, Ники. — Просто так на этом остановиться было нельзя. Надо было сказать что-то еще. Стандартное. — Мне очень, очень жаль насчет Кена, Ники.
— Это... это так несправедливо, Гев! Это все, о чем я сейчас могу думать. Чудовищно несправедливо!
— Я знаю, знаю...
— Гев, я потеряна, потеряна и одинока. Ужасно одинока! Мне хочется уползти куда-нибудь и спрятаться. Куда-нибудь далеко-далеко... Чтобы никто меня не нашел! А тут еще все эти дела с вашим бизнесом... В котором я ничего, ровным счетом ничего не понимаю... Я только что говорила с Лестером. Ему кажется, ты очень расстроен. Просто не в себе.
— Естественно. Насчет Кена. А Лестер просто вывел меня из себя.
— Ему не надо было к тебе приезжать. Но он посчитал, что так будет лучше. Вчера мы не смогли связаться с тобой, ну и...
— Полагаю, он уже успел сообщить тебе, что я наотрез отказался подписывать вашу доверенность?
— Не знаю. Наверное, что-то говорил, но, боюсь, я не очень вникала в его слова. Знаешь, Геван, здесь так дождит, что кажется, этому никогда не будет конца. Дождь все идет, идет, идет...
Говорят, лучшего дня для похорон не придумаешь... Мне от этих слов хочется то ли рыдать, то ли смеяться, сама не знаю...
— Успокойся, Ники.
— Лестер до сих пор не знает, собираешься ли ты приехать или нет. Может, все-таки приедешь, Гев? Я... мне очень хотелось бы тебя увидеть.
Да, очень. Тебе наверняка очень хочется меня увидеть. Может, только для того, чтобы лично удостовериться в том, что потеряла. Или можешь потерять. Только помни, Кен тебе этого не простил бы. Сука!
Интересно, как она сейчас выглядит? На четыре года старше? Всего на четыре? Сидит вцепившись побелевшими пальцами в телефонную трубку и хорошо знакомым жестом нетерпеливо откидывает назад непокорный локон волос со лба? Когда она нервничала или чувствовала возбуждение, то ее глаза всегда становились темно-темно-синими. Сейчас она, наверное, смотрит ими в пустоту, абсолютную пустоту... Все то же и все те же.
— Как сказал Лестер, я еще не решил. Пока не решил.
— Прости за эти слова. Я не хотела. Просто мне сейчас трудно о чем-либо думать. Надеюсь, ты понимаешь. Конечно же у меня нет никакого права просить тебя приехать или... о чем-нибудь еще.
— У тебя есть полное право просить. Ты была женой моего брата, и я, само собой разумеется, готов сделать все, чтобы помочь тебе.
Ее голос начал куда-то пропадать. Наверное, помехи на линии. Такое бывает. Я с трудом расслышал ее последние слова:
— Все эти дела с компанией, я ничего в них не понимаю... Мне надо бежать. Прости, Гев. До свидания...
