– Я в этом нисколько не сомневаюсь, но, пожалуй, не стоит ничего затевать – уже слишком поздно…
В эту секунду зазвонил телефон, и Хью поднялся взять трубку.
– Вот видишь? Уже звонят, проверяют… Хью поднял трубку.
– Хэлло!… А, Квент, это ты?
Голос Квентина, по телефону всегда резковатый, сегодня казался еще напряженнее.
– Хью, ты мог бы появиться у нас завтра утром, как только проснешься?
– Завтра?! Я думаю, сможем… А что случилось? – Хью беспокойно нахмурился. – Что-нибудь серьезное с папой?
– Ну, не совсем… Послушай, это не тема для телефонного разговора. Поговорим, когда ты приедешь сюда.
– О Боже, к чему такие загадки?! Хорошо, мы завтра приедем.
– Хью, приезжай один. Не надо брать с собой Цинтию.
– Но Квент, послушай…
– Мне очень жаль, но ты все поймешь, когда приедешь сюда. Хью, время кончается. Постарайся успеть на утренний поезд. Пойми, это важно! – и вслед за этим раздались гудки.
Хью медленно нажал на рычаг.
– Дорогой, что случилось? – с беспокойством спросила Цинтия. – У нас неприятности?
– Возможно… Квентин хочет, чтобы я приехал один. Говорит, это важно… Что-то случилось с папой – я в этом уверен. Ничего, если я оставлю тебя одну?
– Переживу как-нибудь… Почитаю… А вечером ты позвонишь. Оставь на сегодня эти мрачные мысли, родной. Сейчас ты им ничем не можешь помочь. Лучше проводи меня до дому.
– Хорошо, – сказал он, по-прежнему мрачно хмурясь. – Хотел бы я все же узнать, что там случилось…
Хью успел на первый же поезд до Стиплфорда. Машины на станции не было, и он, все больше и больше мрачнея, прошагал целую милю пешком. Неужели Квентин старался смягчить для него удар? Труди вылетела навстречу, как только он завозился с калиткой у коттеджа, лишь подтвердив его опасения. Обвив его шею руками, она сразу же зарыдала.
Хью взглянул на ее заплаканное, сморщенное лицо.
– Ради Бога, Труди, скажи мне, что же случилось?
– О, Хью… – рыдая, еле выговорила она. – Все это слишком ужасно… Папа… он… – Труди замолчала, не в силах сказать ему правду.
Хью побледнел и кинулся в дом, но на пороге гостиной вдруг резко остановился. По крайней мере, самого страшного не произошло: Эдвард и Квентин тихонько сидели по обе стороны камина, разглядывая друг друга.
Эдвард взглянул на него, с трудом улыбнувшись.
– Привет, Хью. Извини, что пришлось тебя вытащить, – голос его казался безжизненным и усталым, а тонкие руки безвольно покоились на подлокотниках кресла, как будто старость внезапно накинулась на него.
– Боже! – воскликнул Хью. – Я не думал, что застану тебя в живых! Что с Труди? Вообще, что случилось?
– Хью, случилась весьма неприятная вещь, – ответил Квентин, который выглядел здесь весьма странно: в костюме, при галстуке, с лицом, искаженным от беспокойства. Хью догадался, что он, должно быть, пришел сюда вчера вечером прямо с работы и остался на ночь в коттедже. – Дело, видишь ли, в том, что нашего папу обвиняют в оскорблении действием.
– В оскорблении действием? – после кошмарных предположений, преследовавших Хью со вчерашнего вечера, эта новость показалась ему банальной, может быть, даже смешной. – Он что, подрался в суде?
– Хью, здесь нет ничего смешного. Его обвиняют в сексуальных притязаниях на молодую особу, с которой он ехал в поезде.
Хью остолбенело посмотрел на него, не веря своим ушам.
– Да вы шутите оба! – и он в упор уставился на отца. – Так что же произошло?
Эдвард устало ответил:
– Расскажи ему, Квентин.
– Ну что же, хорошо… Вот что случилось на самом деле: вчера вечером «Кукушкой» 17.55 отец возвращался из Лондона в одном купе с молодой особой, сидевшей напротив. Там были еще пассажиры, но потом они вышли. Внезапно ей в глаз попал уголек или что-то еще в этом роде, и отец стал пытаться помочь ей. Они оба стояли рядом с окном, и вдруг она завопила: «Отпустите меня, вы, чудовище!» и стала отчаянно звать на помощь.
– Правый Боже! – промолвил обалдевший от ужаса Хью. – Вы что, хотите сказать, будто ей поверили? Она, наверное, сумасшедшая!
– Хью, это только начало. Человек, сидевший в соседнем купе, услышав крик, поспешил ей на помощь и увидел, как девушка отталкивает отца. Он закричал: «Отпустите ее! Что вы делаете?!», схватил отца за плечо и стал отпихивать его в сторону. Девушка разрыдалась. Поезд подошел к Стиплфорду. На перроне, а затем и в конторе Тома Ликока разыгралась безобразная сцена. Девушка обвинила отца в том, что он приставал к ней в весьма грубой форме, а тот человек подтвердил, что это действительно так.
Квентин умолк, и в комнате стало тихо. Эдвард сидел неподвижно, как спящий, прикрывая глаза руками.
– Дальше пошло еще хуже, – продолжил Квентин сухим, безжизненным голосом, как будто давал показания в полицейском участке. – Ты знаешь Джо Сэйбертона, стрелочника на Соутгейт Милл Бокс? В тот злополучный вечер он поднимался по лестнице в свою будку как раз тогда, когда поезд стал ускорять ход. Все как обычно после того, как он передал жезл машинисту. Он тоже видел ужасную сцену и срочно соединился с почтовым отделением в Стиплфорде еще до того, как поезд добрался туда. Он сообщил, что в поезде напали на девушку. Ему показалось, что дело серьезное – ее голова была откинута резко назад и почти высовывалась наружу. Прибыв на станцию чуть попозже, он повторил ту же самую версию. Вот и все, что случилось. Теперь, Хью, ты понял, что нас ожидает?
– Но… Правый Боже! – от возмущения Хью не нашел слов. – Но… это слишком чудовищно! Никто не поверит, что папа способен на это, – он с беспокойством взглянул на отца. – Папа, что же случилось на самом-то деле?
Эдвард вздохнул и беспокойно заерзал.
– Видишь ли, Хью, мы стояли рядом с окном, как уже говорил тебе Квентин… И я склонился над девушкой, пытаясь рассмотреть ее глаз. Внезапно она обвила меня руками и тесно прижалась ко мне. Я так удивился, что сначала застыл на месте и лишь потом попытался вырваться из ее объятий. Я понимаю, что все это звучит очень странно, но девушка была сильной и молодой, и это оказалось не так уж просто… Возможно, она слегка и вскружила мне голову, но я, безусловно, и отдаленно не совершал того, что померещилось Джо Сэйбертону. Затем случилось все остальное, о чем рассказал Квентин.
– Понятно… – Хью, казалось, только теперь начал кое-что понимать. – Как она выглядит, эта особа? Легкого поведения?
– Нет, нет, напротив! Вполне симпатичная и совсем не вульгарная. Она мне как раз очень нравилась, пока не случилось то, что случилось. Я меньше всего ожидал, что она способна на это.
– Да, по всей вероятности, она просто скрывала от тебя свои способности, – мрачно промолвил Хью. – Квентин, о ней что-нибудь известно?
– Ее зовут Хелен Фэрли, она живет в Кенсингтоне. Отец говорит, что ей лет двадцать семь-двадцать восемь. Вот все, что мы знаем на данный момент… – Квентин замолчал, сомневаясь, стоит ли продолжать. – Дело в том, Хью, что нам надо беспокоиться не столько о девушке, сколько об этих свидетелях. Ни для кого не секрет, что истерички часто предъявляют подобные обвинения, и если бы дело ограничилось только ею, тогда и не было бы проблем. Но эти свидетели…
– Ах, к черту, Квентин! Они ошибались, и закончим на этом. В конце концов представь, что в поезде ты услышал вопли о помощи: ты, конечно, поспешишь туда и увидишь мужчину и женщину в тесном объятии. Разве не будет естественным предположить, что в роли обидчика только мужчина? Каждый склонился бы к этой мысли… Особенно если девица способна сыграть свою роль без запинок. А что за парень ехал в соседнем купе?
– Некий Уолтер Вильями, директор компании. Живет через две остановки по этой же линии. На вид лет шестидесяти, из почтенной эссекской семьи. Вполне добропорядочный гражданин…
– Ну так что же? Добропорядочность еще не означает непогрешимость, – Хью уже начал сердиться.
– Разумеется. Но его так просто не сбросишь со счета. Отец говорит, что он был страшно разгневан и не выбирал выражений. Так или иначе, но у нас остается Джо Сэйбертон.
Взору Хью предстал образ Сэйбертона: мощный, широкоплечий, с честным открытым лицом и приветливым взглядом. Посыльный у мясника – они с ним в детстве играли в футбол. Свидетель серьезный…
– Да, с этим нам нелегко будет справиться. Вот уж не подумал бы, что он склонен к фантазиям. Но тем не менее это так.
– Поезд шел очень медленно, – вставил Квентин. Он, казалось, решил, недовольно отметил про себя Хью, представить всю ситуацию в самом невыгодном свете. – И Сэйбертон, конечно, имел возможность прекрасно все разглядеть. Мне кажется, он и дальше будет яростно настаивать на том, что он видел или что ему показалось. Например, что она запрокинула голову, а на горле виднелась рука Лэтимера.
– Но это же чушь! – крикнул Хью. Квентин не был столь же категоричен.
– Отец говорит, что когда он от нее вырвался, она запрокинула голову, но он – кажется! – не клал ей руку на горло.
