Ого! Такое мне еще ни разу не выпадало; если сейчас кости предупреждают о смертельной опасности, а вчера было «Вас обвинят…», то что меня ждет в ближайшее время?
«Что делать-то?!!» — подумала я, находясь в смешанных чувствах.
Ответ пришел оттуда, откуда я его никак не ожидала.
— А что мне было отвечать? — занавески в приоткрытом окне слегка колыхнулись, выдавая кругложивотую фигуру подошедшего. — Она же, кгм, журналистка, интервью взять хотела… Да… а у меня, мероприятие на носу! Вы же, хмы-хмы, знаете, Алексей Никитич, КТО к нам приезжает, мы запланировали ТАКИЕ бои, такие… — Он говорил тихо, и мне пришлось затаить дыхание, прижавшись к побеленной стене около окна.
Сердце колотилось — ниточка обнаружилась!
— Разумеется, готовы… Я, конечно, отвлеку, найду, э-э, что сказать… Но как проконтролировать газету?.. Вообще отказаться? А вдруг — подозрение? Журналисты они ведь, хм, такие… Не дай Бог, до чего докопается — мы ведь от одного слушка в дерьмо провалимся по уши!.. Какая из себя? Ну-уу…
Какая… высокая такая… странная — черные кубики в руках вертит… а глаза такие, хгм… цепкие… Кто-кто? Почему — Ведьма?!. Ах, Бог ты мой!.. Да…
Если опять — отправлю прямо к вам!..
Повисла долгая пауза. Я едва дышала, проклиная пот, градом катившийся по щекам.
— Нет, Алексей Никитич, — отозвался наконец толстяк, еще более понизив голос, — победителем во втором бою будет Полкан, тот бульдог с обрубленным хвостом, помните?.. Как Великан? Хм… Да порошочком его замедлим, и нечего тут… Да… Да, я буду. На пустыре? Конечно, сводим, все покажем, и зрительские места — там, кстати, сиденья привезли, — и загоны… Сейчас — четверо. Кушают нормально… Алексей Никитич, ими, хым-хым, Племянник ведает, вы лучше у него спросите… Добираться? Хм… Вечерком, как стемнеет: ребята всегда там. На «тройке» до Шестой Дачной, потом — на «шестерке» до конца. Ну а там — не ошибетесь… Глухое место. Ори — не услышат. Приметы знаете?.. Вот и отлично… Да, предупрежу… гм… если дозвонюсь… Понял…
Разговор с таинственным Алексеем Никитичем, похоже, восстановил пошатнувшееся деловое и уверенное состояние в толстом организаторе собачьих выставок… и собачьих боев под их прикрытием: он еще немного пошутил, перебираясь на темы, безопасные для него, но не возбуждающие меня.
Удостоверившись, что ничего интересного сказано больше не будет, я тихонько перемахнула через ограду парка и устремилась к себе домой — приводиться в божеский вид.
Теперь, когда мотивы, состав преступления и его участники были налицо, я стремительно разрабатывала план действий.
Адреналин плясал в крови, хотелось героически отразить нападение какого-нибудь насильника… Но я по-прежнему не понимала: зачем организаторам подпольных собачьих схваток понадобилось похищать семидесятилетнюю хозяйку Леонида-Лидера?
«Божеский вид» занял около двух часов — сначала натиралась странной мазью без запаха, потом ждала, когда высохнет выстиранный в процеженной и отстоявшейся воде спортивный костюм.
Таким образом, из дома вышла около восьми вечера, когда уже начинало темнеть. Этот процесс ускорился с моим приездом на Шестую Дачную.
Когда я слезла с «шестерки» на Десятой, солнце зашло.
Алые облака медленно падали в горизонт. Дул пронизывающий ветер, но я не обращала на холод никакого внимания.
Предстояла крупная разборка. Толстый сказал: «…ребята всегда там» или что-то в этом роде. Сколько ребят, уточнить я не решилась; предположительно трое-пятеро — ни больше, ни меньше, чтобы ухаживать за четырьмя бойцовскими собаками и прятать их от глаз случайных прохожих. Ребята наверняка не дубовые.
Поэтому я прихватила с собой несколько действенных «штучек» из своего арсенала.
Впереди были три дороги, одна из которых уводила прямо в лес, «являющийся областным заповедником и охраняющийся законом о…», а другая — к частным домикам справа от заворачивающей трамвайной линии.
Никаких, особых примет я здесь не узрела, а потому отправилась по третьей — асфальтированной, прямо между заповедными и нормальными деревьями и кустами.
Мимо пронеслись несколько машин разного вида, ни одной дорогой, подходящей Алексею Никитичу как вожаку городской псиномафии. Я шла медленно и упорно, проникаясь светом полуполной луны, вслушиваясь в потрескивание раскачиваемых ветром ветвей, шелест листьев, негромкие перещебетывания птиц.
Мимо жужжали комары, изредка тыкаясь в меня, не чувствуя во мне ничего человеческого и облетая стороной. Я мысленно прониклась уважением к Ване и его поставщикам — не знаю, как на собак, но на насекомых антиперспирант явно действовал.
Внезапно увидела тропинку слева, уводящую в глубь леса. Пошла по ней, прислушиваясь. Миновала груды старого мусора по обе стороны от тропинки.
Неожиданно послышались далекие неразличимые крики. Переждав несколько секунд, я двинулась вперед убыстренным шагом.
Так и есть — где-то впереди и слева кричали, судя по почвенной дрожи, там бежала ватага человек в десять.
Я помчалась вперед, ветки хлестали по лицу и подставленным рукам, под ногами хрустел раздавленный сушняк.
Топот и крики внезапно стихли. Черт!
Медленно прокралась вперед, вернувшись на тропинку, и через несколько десятков шагов свернула направо. Спустившись и перепрыгнув неширокий ручей, вышла на большое истоптанное поле, возможно, по выходным огораживаемое колючей проволокой для собачьих боев, а сейчас пустое.
Оно уходило направо, теряясь в смыкающихся кронах. Впереди возвышался крутой земляной склон, утыканный деревьями, налево уводила тропинка.
Поднявшись по ней, я оказалась на небольшом гребне… Ага, оказывается, здешняя тропинка делится на три малых, по одной из которых можно подняться на крутой склон сбоку… Вторая спускается к роднику в каменном ложе — там тихонько журчит вода. А третья ведет…
Третья вела к костру, укрытому предусмотрительными разводчиками за плотными рядами здешней растительности. И у костра, то есть метрах в ста от меня по прямой, велся негромкий, но, судя по интонации, весьма возбужденный разговор.
Я потратила минут двадцать и даже чуть-чуть вспотела, несмотря на антиперспирант, пока незаметно подобралась к говорившим настолько, чтобы различать то, что они говорят, даже четко не видя самих фигур и лиц.
— Нет, тут надо быстро и всем вместе, — говорил один, видимо, главный, — иначе они начнут трепыхаться, перебегать, а потом и вовсе в Новгород уйдут!
— Да, брать надо здесь, — низким и злым голосом отозвался другой, — пока они стенок не наставили. А в Новгороде хрен возьмешь, там стены крепкие!
— В общем, завтра выносим, — подытожил первый, — всем скопом, в пять утра, по-тихому.
— А что с заложниками делать, ну, с хазарскими? — раздался женский голос. Черт, никогда бы не подумала, что обладательница такого юного и чистого голоса способна на убийство!
— В рабство в Константинополь, куда ж их еще! — ответил четвертый голос, громкий, тоже какой-то мальчишеский. — Там сейчас что-то строят грандиозное, им рабы нужны. Пусть золотом платят.
Я побелела: иметь дело со столь обширной группировкой, ведающей, кроме собачьих развлечений, еще и работорговлей, — это не для меня.
Я еще не свихнулась…
Однако дослушать не мешает.
— Вот только Мастера! — задумчиво пробасил второй голос.
— Что Мастера? — спросила девушка.
— Узнают про яд, уши обрубят! Чипов-то нет!
— Ни хрена они не узнают: Леха спит — умаялся, бедный… Вика сидит где-то, не вылазит. Им сейчас не до нас.
— Ну да, — согласно поддакнул четвертый голос, — у них что-то готовится…
Я еще больше вспотела. Вот тебе и Алексей Никитич!
Что готовится под прикрытием собачьей выставки? Только бои? Или перевозка наркотиков, отмывание денег… Может, людские гладиаторские схватки?!
Вдруг сзади раздался треск и нарастающие крики — мимо меня, потрясая старинного вида оружием, промчались человек десять-пятнадцать в жестяных или стальных доспехах поверх одежды — среди них были и мальчишки лет тринадцати.
— Киевские напали! — заорали в лагере. — Сюда! — Послышались деревянный стук, треск, крики, проклятья, потом все стихло, и начались ожесточенные споры.
— Я с тебя вот этим самым мечом три хита снял, а ты после этого Теме врезал по спине! Все видели!
— Когда три?! Один всего! Остальные — швейная машинка, по правилам — не считаются!
— Иди ты…
— Сам иди!
Я уже совсем собралась бежать отсюда и вызывать обозы «Скорой психиатрической помощи», как вдруг сзади снова раздался треск и кто-то приставил к моей спине что-то твердое.
— Вставай! — раздался девичий голос. — С какой команды?!
Я медленно встала и повернулась. На ее голос сбежались еще несколько человек. Теперь я могла их как следует рассмотреть.
