— А какие отношения были у него с Грушиным? Я что-то не припомню, чтобы они особо конфликтовали в школе.
— Ну вы скажете тоже — в школе! — усмехнулась она. — Им сколько тогда лет-то было?! Какие у них могли быть конфликты?
— Хорошо. А о каких недавних конфликтах вы знаете? — невозмутимо спросила я.
— Знаю только, что у них были довольно натянутые отношения, которые, сами понимаете, не улучшились, когда Сергей узнал, что мы с Артемом стали встречаться.
— Сергей ревновал вас к Грушину?
— Себя переделать трудно, — философски заметила Купцова, — тем более такому человеку, как Сергей. Ведь не секрет, что шеф Сергея и Грушин были соперниками: оба должны были избираться по одному округу, а Сергей «горел» на работе, я бы сказала, слишком увлекался, принимал интересы Верещагина за свои собственные. Я думаю, вы не живете иллюзиями и знаете, что на избирательную кампанию из федерального бюджета выделяются большие деньги. Все эти народные избранники, став депутатами, пользуются огромными льготами, я уж не говорю о других возможностях. Поэтому-то они и грызут друг другу глотки за каждый голос, покупают избирателей за кур, водку или стиральный порошок. Все идет в ход.
«А ты не так глупа, как я подумала вначале», — отметила я про себя, наблюдая, как Купцова тушит сигарету в пепельнице.
— Что же касается ревности, — продолжила Ольга, — мне кажется, что он всегда будет меня ревновать. А уж будучи подшофе, Сергей с трудом сдерживал свои эмоции.
Я поняла, куда она клонит, и спросила:
— Кто-нибудь, кроме вас, слышал, как Беркутов выяснял отношения с Грушиным?
— Не знаю, может быть, нет. Какое это имеет значение?
— Пока не знаю, но надеюсь это выяснить. Кстати, вы не жили вместе с Грушиным только потому, что хотели сохранить свободу ваших отношений?
Лицо Купцовой снова приняло настороженно-напряженное выражение.
— Не только…
— Почему же еще?
— Разве вы не знаете, что Артем был женат?
— Вы имеете в виду, что он был женат до последнего времени?
Ответом мне был уничтожающий взгляд. Купцова брезгливо передернула плечами и, надменно вскинув подбородок, сказала:
— Он собирался подавать на развод. Единственное, что его останавливало, — предвыборная кампания.
Она снова подошла к бару, видно, мой последний вопрос пришелся ей не по душе.
— Когда Беркутов закричал, где вы находились? — я резко сменила тему.
Ольга снова одним глотком осушила рюмку. Мне показалось, что она пытается собраться с мыслями, прежде чем ответить.
— Точно не помню, кажется, в раздевалке. Я уже столько выпила к тому времени.
— И вы не помните даже, с какой стороны подошли к бассейну?
Я сунула в уголок рта сигарету и прикурила, краем глаза наблюдая за Купцовой. Она все еще держала пустую рюмку в слегка подрагивающей руке.
— Ну… наверное, оттуда и подошла. Да какая вам разница?
Я проигнорировала ее восклицание.
— Вы хотя бы помните, кто был рядом с телом Грушина, когда вы появились?
— Может быть, не всех…
— И все же.
— Ну… Ступин, Абрамов… Ерикова, кажется… Шубин и Беркутов, конечно.
— Кто подошел после?
— Самым последним подошел Верещагин, значит, Лужина и Говоркова — перед ним, не помню в какой последовательности, мне было не до того.
Неплохая память для человека, которому было «не до того». То же самое говорила Ерикова.
— Тогда у меня больше вопросов нет, — успокоила я Купцову. — Если хотите, могу поставить вас в известность, когда что-то прояснится.
— Вы думаете, что это не Беркутов?
— Не хочу вас разочаровывать, но скорее всего — нет. — Я затушила недокуренную сигарету и вышла в прихожую.
— Кто же тогда? — спросила она, когда я уже надевала «харлейку».
— Алиби нет ни у кого, — спокойно ответила я, — значит, это мог сделать…
— Любой из нас, вы хотите сказать? — закончила она за меня.
— Вот именно, — я закрыла за собой дверь.
Когда я вышла от Купцовой, сквозь разрывы серых облаков продирались робкие солнечные лучи. Со двора пришлось выезжать задним ходом, потому что развернуться было негде. Я неторопливо доехала до кафе-подвальчика, в котором готовили сочных цыплят на вертеле. Гриль был моей давней слабостью, к тому же мой многострадальный желудок уже давно и настоятельно требовал пищи.
Основательно заправившись и стерев с губ томатно-чесночный соус, я продолжила путь. Теперь он лежал к грушинскому офису, чей адрес напомнил мне о некоторых моих предыдущих расследованиях. Дело в том, что офис Артема находился в том же четырнадцатиэтажном здании, где располагались конторы некоторых моих бывших клиентов.
Я приткнула машину на обочине и, миновав проходную, поднялась на лифте на пятый этаж. В коридоре было пустынно, пахло сухой бетонной пылью и провинциальной тоской, хотя за многочисленными дверьми, как нетрудно было предположить, жизнь кипела. Офис Грушина находился в конце коридора. Входная дверь была приоткрыта. Я потянула за бронзовую ручку и очутилась в довольно просторной комнате. За столом, опустив глаза на лежащие перед ней бумаги, сидела миловидная девушка в светло-сером костюме. Густые русые волосы волнистыми прядями падали ей на плечи, почти закрывая лацканы пиджака. Когда я вошла, она подслеповатым взглядом уставилась на меня из-под очков в металлической оправе.
— Добрый день, — вежливо поздоровалась я, — я бы хотела поговорить с заместителем господина Грушина.
— С Яковом Григорьевичем? — спросила девушка, глядя на меня с легким недоумением.
— Да, наверное. Видите ли, я была знакома с Артемом Александровичем…
Она понимающе посмотрела на меня.
— Какое несчастье… — печально проговорила она, качая головой.
— Так могу я увидеть Якова Григорьевича? — сухо спросила я.
Мой вопрос вывел ее из состояния рассеянной грусти.
— Яков Григорьевич сейчас в бухгалтерии, я позвоню.
Она пробежалась тонкими пальцами по кнопкам телефона.
— Свет, пригласи-ка Якова Григорьевича. — И через секунду с мягким подобострастием: — Яков Григорьевич, тут к вам…
— Иванова Татьяна Александровна, — поспешно представилась я. — Скажите, что я знакомая Грушина и пришла поговорить с ним об Артеме Александровиче.
Передав информацию и выслушав ответ, она сказала мне:
— Яков Григорьвич просил вас подождать, он освободится через пять минут и примет вас. — Она указала мне на стул: — Присядьте.
Я села на кожаное сиденье, на котором сменяющие друг друга в неустанном труде ягодицы предыдущих посетителей оставили широкую полукруглую вмятину. Прошло по крайней мере минут десять-двенадцать, прежде чем Яков Григорьевич принял меня в кабинете Грушина.
— Знаю, знаю, — сказал он, торопливо поздоровавшись и испытующе пройдясь по мне маленькими колючими глазками. — Горе-то какое!
Глядя на Якова Григорьевича, я почему-то с трудом могла поверить, что смерть Грушина была для него действительно тяжким потрясением. Может, он имел в виду жену Артема, а может, просто поспешил представить свидетельство своей глубокой человеческой сострадательности. Маленького роста, худощавый, экспансивно-юркий Яков Григорьевич, казалось, с трудом мог усидеть на месте. Он без конца и без всякой надобности поправлял очки с толстыми стеклами, барабанил пальцами по столу и суетливо вертел головой в мелких черных кудряшках.
— Я не просто знакомая Артема, — сказала я, — я — частный детектив, расследую обстоятельства его гибели, и поэтому мне нужна информация.
— Понимаю, — Яков Григорьевич внимательно посмотрел на меня, — что вас интересует?
— Чем занималась ваша фирма в последнее время: договора, поставки, разного рода сделки… Я понимаю: коммерческая тайна и все прочее… Но когда речь идет о гибели человека, все должно отступить на второй план.
Взгляд расторопного зама Грушина представлял собой парадоксальную смесь доброжелательности и подозрительности.
— Так-то оно так, — недоверчиво посмотрел на меня Яков Григорьевич, — дело серьезное… Если вы ищете какой-то криминал, то зря теряете время, — насторожился он, — все операции были законны, с поставщиками мы расплачивались вовремя, ни у кого никаких претензий к нам не было, договора оформлены по всем правилам, заверены печатями и подписями, из-под полы мы не торгуем, налогов не укрываем…
Последнюю реплику он произнес почти обиженно, точно я задела его профессиональную честь. Придите в любую фирму, и везде вам скажут, что все в порядке, налоги уплачены, договора составлены по всей форме. А копнуть поглубже…
— Яков Григорьевич, я хочу только выяснить, не было ли у Артема каких-либо неприятностей по работе. Как вы уже поняли, я не занимаюсь коммерческой деятельностью и не торгую информацией.
