- Обижаете, Виктор Ильич, ох, как обижаете!
Пижон несчастный. Закидываясь в седло, потянул правую ногу. В паху заунывно болело. И ломался-то перед кем? Виктор миновал матово сияющий "Ауди" и влез в свою трухлявую "семерку".
Парижско-кооперативный оазис находился на задворках парка культуры и отдыха. Попетляв по боковым автомобильным дорожкам, Виктор через служебные ворота с недовольным жизнью вахтером выбрался к Ленинскому проспекту и покатил к столбу с растопыренными в растерянности руками - памятнику Гагарину.
Теперь киностудия, там понюхать, что и как. Свернул было на Воробьевское шоссе. И тут же взял налево: под мост, к светофорам по малой дорожке и вновь на Ленинский. В обратном направлении.
А что киностудия, что киностудия? Целовать еще один пробой? Своих дел невпроворот. Про себя составил планчик: издательство, автомобильный мастер, заказ получить - сегодня день писательских пайков, в гильдию заглянуть и сразу после гильдии в ресторан Дома кино - в кои-то веки поужинать по-человечески.
В цветочном магазине у Октябрьской площади: за чудовищную сумму по-европейски упакованную орхидею для редакторши будущей книги, поскромнее и подешевле - разноцветные гвоздики - для деловых дамочек из гильдии. И немедленно приступил к выполнению плана.
Выполнив план, Виктор в семь часов вечера уселся за столик у стены в ресторане Дома кино. Заказал, принесли, приступил было, но уже шел к нему, приветственно помахивая ручкой, известный режиссер, активный общественный деятель, художественный руководитель студии, в которой снимался фильм по сценарию Виктора, и он же приятель с молодых веселых годков.
- Я за рулем, - предупредил подошедшего Виктор. - А тебе заказать?
- Коньячка самую малость, - поморщившись, решил худрук и устало сел в кресло.
Виктор ухватил за передник пробегавшую мимо официантку.
- Леночка, бутылку коньяка, закуску повтори, а о горячем он подумает.
Леночка продолжила свой бег, а худрук вяло запротестовал:
- Ну зачем бутылку-то?
- Выпьешь, - успокоил Виктор, знал его вечернюю норму.
Обслуживание постоянного и руководящего клиента было молниеносным. Леночка водрузила посредине стола бутылку коньяка, открыла "пепси" и нарзан, красиво расставила закуски и сказала:
- Приятного аппетита.
Худрук налил себе одному первую, смакуя, выпил, пожевал хорошей рыбки, ловко орудуя ножом и вилкой, отведал натуральных огурцов-помидоров, хрупая поджаренной формочкой, сожрал канапе с печеночным паштетом и, налив вторую (и не выпив), требовательно и громко приказал:
- Рассказывай, что там у вас на съемках, в этом вонючем Серпухове произошло.
На рык худрука многие оборачивались.
- Не в Серпухове, - поправил его Виктор.
- Неважно, - перебил худрук. - Рассказывай.
Неизвестно откуда объявились две полузнакомые гражданки, молодые еще и нахальные.
- Ой, как интересно! - сказала одна из них. - Можно и нам послушать?
- Я этого Сергея знала, - сообщила другая. - Можно и нам послушать?
Артистки, что с них взять. Худрук налил и им.
- Ну, Виктор, Виктор же... - страстно требовала рассказа первая.
Слаб человек, нестоек мужчина. Вдохновленный обещающими женскими взглядами Виктор зашелся соловьем. Повышая и понижая в нужных местах голос, описывал пейзажи, резкими штрихами рисовал ситуацию, подробно и в лицах воспроизводил диалоги. И про неудачную подсечку, и про смерть лошади, и про черный запой Сергея, и про выезд на съемку, и про трусливого героя, и про страшный крик, и про желтое пятно на зеленой поверхности болота, и про каскетку режиссера. Только про установку фанерного памятника не рассказал. Не хотел.
Помолчали для приличия. Но худрук терпел недолго: не мог он допустить, что кто-то позволил себе держать площадку столь длительное время.
- А вот у меня на съемках в восемьдесят третьем году... - начал он.
И пошли кинематографические байки, запас которых неиссякаем. Заказали вторую бутылочку. Ля, ля, тополя, - и не заметили, как стало полдвенадцатого. Одну из слушательниц, которая посимпатичнее, Виктор прихватил с собой.
На кухоньке устроили дополнительный ужин, в основном, для того, чтобы изнемогший от алкогольного воздержания Виктор смог приложиться к запотевшей в холодильнике бутылочке. Основательно приложиться.
Потом легли в койку.
Среди ночи он проснулся попить водички. Сел, резко спустил ноги с тахты. Сильно расшатанная эта мебель довольно громко заскрипела. Слушательница зашевелилась под простыней, собралась в клубочек, в полусне закапризничала:
- Замерзла что-то, Витя. Накрой меня.
Вспомнил: Ларисой зовут. В ящике нашел верблюжье одеяло, накрыл им поверх простыни Ларису, вскользь поцеловал в щеку, сказал, стараясь, чтобы ласково:
- Спи, Лара.
Она притихла, а он пошел на кухню. Открыл холодильник, достал бутылку "пепси", долго и трудно пил из горла круто газированное пойло. Напился и глянул в окно. Вниз, на землю. За окном - внизу и вверху - отвратительная тусклая московская ночь. Просматривались в далекой глубине убогая улица и зеленая замысловатая крыша дома-музея Васнецова.
Дрожь пробила Виктора. В ста верстах от дома-музея Васнецова в тухлой жиже на неизведанной глубине лежал Серега.
- Клавочка, лапочка, ну, покажи! - молил Виктор монтажера. Лапочка Клавочка, неотрывно глядя в живое окошко на монтажном столе, отвечала раздраженно:
- Виктор Ильич, мне еще пять коробок разбирать, чтобы отобранные дубли вырезать и подложить, а в четыре электричка. У них там зал на семь заказан.
- Клавочка, я тебя в щечку поцелую.
Прошедшая за многие годы работы на киностудии огонь, воду и университеты фантастических и непредсказуемых киношных приключений, Клавочка вдруг застеснялась и только в последний момент нашлась:
- Вот уж подарок так подарок! - обернулась, улыбнулась, предложила. Если хотите, можете взять эту коробку и сами посмотреть.
- Хочу, хочу, - тотчас же согласился Виктор.
- Тогда пойдемте. Я с девочками договорюсь, и вас в зал на десять минут пустят.
Договорились. Виктор сидел в полутемном прокуренном зале и ждал звонка. Позвонили.
- Начинайте, - сказал он в телефонную трубку.
От уха поручика камера глядела на пожилого господина в светлом костюме и сером котелке, стоявшего у дверей дома и слушавшего поручика.
- Простите, - говорил поручик за кадром. - Мне необходимо срочно сшить новую шинель. Порекомендовали обратиться к портному Алексееву. Вероятно, это вы Алексеев?
...Опять ухо поручика и текст: "Простите..." И опять ухо. Всего шесть раз. Отечественную пленку не жалели, паразиты, не кодак, чай.
...Теперь ухо портного Алексеева, а поручик уже лицом к камере говорил: "Простите..." На этот раз обошлись тремя дублями...
...Потом комиссар в полном обмундировании четырежды бухался в реку...
Не повезло: подсечка была в конце ролика. Ну, вот, наконец.
...Точно схваченный рамкой кадра от копыт коня до шишака буденовки, мчался почти былинный витязь...
Виктора всегда восхищало умение настоящего оператора держать кадр. Вот и сейчас: черт-те что, три движения - движение всадника, движение стрелы крана, с которого снимал оператор, вслед за всадником, движение камеры - скоординированы почти компьютерно, потому что на экране была эффектная и совершенная в своей композиционной законченности картинка. И, конечно, дьявольский профессионализм: камера была остановлена в тот момент, когда стало ясно, что лошадь не пошла на кульбит.
Вот и съемка со второй камеры. И сразу ясно, что снимал ассистент: и витязь уже не витязь, а так, понарошечку верхом, и конь не то что борзой, а просто выбракованная лошадь. Естественно, и понял ассистент, что надо выключать камеру только тогда, когда лошадь воткнулась головой в землю и на шатающихся ногах поднялся конюх-витязь.
Ничего интересного не увидел Виктор, отнес в монтажную коробку и сказал:
- Спасибо, Клавочка. - И вдруг вспомнил: - А комбинаторский рапид есть?
- У комбинаторов, где же ему быть. - Не любила Клава комбинаторов, что выразила интонацией.
В цехе комбинированных съемок шло секретное (у этих волшебников экрана все секретно) совещание, о чем предупреждала бумажка, пришпиленная к двери. Зная цену копеечным этим тайнам, Виктор без колебаний открыл дверь. Дамочка, как бы страж, сидевшая у двери, зашипела на него, но он не обратил на нее ни малейшего внимания, вошел в комнату и, сделав губы трубочкой, негромко свистнул. Высокое собрание обернулось на свист, и тогда он пальчиком поманил к себе комбинатора своей картины.
- Что ж вы так? - сделал выговор комбинатор Виктору, после того, как они оказались за дверью.
- Так надо, - успокоил его Виктор. - Материал той съемки лаборатория вам выдала?
- Только что принесли. Я даже его еще не видел.
- Мне он нужен, шеф. На полчаса. Посмотрю и принесу обратно. Слово.
- Не имею права, - зафордыбачил комбинатор.
