Музыканты имели грандиозный успех. Зрители выли и пританцовывали, вокруг Дома культуры патрулировали усиленные наряды милиции. Сидящая в первом ряду Аня одурела от грохота усилителей. Она видела, как в свете прожекторов по смуглым вискам Карлоса скатывались блестящие капли. Его волосы, словно наэлектризованные, стояли дыбом, обтянутое черным тело слилось с бас-гитарой в остервенелой схватке. Еще немного — и все взорвется, лопнет, взлетит на воздух! Зал ревел от восторга.
Пригнувшись, Аня деликатно выскользнула из зала, в котором не оказалось ни Дениса, ни Алины. Давно ясно, — загаданное не случается. Потревоженное будущее избегает уже проторенные воображением удобные тропинки, и выбирает свой, обязательно трудный, мучительный для тебя.
На улице бушевал ливень. Аня понимала, что выглядит крайне нелепо без зонта в такую дождину, практически голая в своих сетчатых кружевах и облепившей бедра мокрой юбке. Она успела на девятичасовую электричку и поздравила себя с маленькой победой: сделала ошибку, но успела её исправить, не позволила обстоятельствам подчинить себя. Зря торжествовал Карлос. Ничего ему тут не обломится.
На платформе Ильинского блестели в свете фонаря лужи, с мокрых деревьев сыпались капли. После влажной духоты электрички здесь было свежо и зябко. Ждать автобуса — только злиться. Идти пешком — всего два километра, и то не по лесу, а по деревне. То есть, почти безопасно, да и в движении не замерзнешь. Сняв туфли, Аня решительно шагнула в лужу на пристанционной площади. Оказалось противно и глубоко. Мимо, с гоготом, обдав грязью и оглушительно тарахтя, промчались мальчишки на мопедах.
— «Только бы пьянь какая-нибудь не привязалась», — подумала Аня, выходя на улицу деревенского поселка, и тут же увидела тепленькую компанию, вывалившуюся из столовой в поисках приключений.
«На околице в пруду громко утки крякают, мою милую е…т — только серьги звякают», — с вызовом пропел приятный баритон.
— Уймись, холера. Профессоры из дач услышат. Давай по-хорошему, интеллигентно, как по радио: «Смотри, какое небо звездное…», — затянул другой, тоже громкий голос, подражая Магомаеву.
— Ни хера, никаких звезд нет. Брешет твой Муслим. — Возразил тот, что пел про уток. — Девка голая прямо по борту! На абордаж!
Аня не раздумывая, нырнула в кусты и выбежала на проселочную дорогу. Здесь с одной стороны спускались окраины деревенских огородов, а с другой чернел совершенно безобидный днем и такой страшный в дождливых потемках лесок. Фонарей не было, и от этого темнота казалась прозрачной, полной притаившихся опасностей. То хрустела в темноте ветка, то мерещился среди кустов огонек сигареты и чье-то дыхание раздавалось совсем рядом…
Аня застыла и крепко зажмурилась — откуда-то из-за поворота вынырнула машина, в лицо ударил яркий свет фар. Она отступила на обочину, машина подкатила вплотную, остановилась. Дверца распахнулась и знакомый голос крикнул:
— Ты чего здесь делаешь?! Ну, даешь…
— Денис?..
— Он самый. Садись живее! Да не стой ты! Засосет. Я ж из этой грязюки потом до утра не вылезу…
Аня села в автомобиль и осторожно подобрала ноги:
— Все тебе здесь испачкаю…
— М-м-да… — покосился Денис на босые ступни. Натужно ревя и буксуя, «Жигули», наконец, рванули с места.
— Странно… У тебя, вроде, ни в одном глазу, — принюхался Денис. Имею в виду, что в употреблении алкоголя ты не подозреваешься. Отчего же тогда подобные катаклизмы? Ночью, одна под дождем, в лесу, полуголая… Сбежала от разбойников?
— От твоего Карлоса. Оказывается, я не тащусь от «металла».
— Доверю страшный секрет, — я тоже… — шепнул Денис, быстро наклонившись к её щеке. — Не тащусь от «хеви металл» и тоже сбежал с «концерта».
Автомобиль, раскачиваясь, словно катер на штормовой волне, переваливался по ухабам.
— Извини. — Аню бросило на Дениса и она поторопилась отстраниться, пытаясь натянуть на колени мокрую узкую юбку.
— Да чего уж там, — на войне, как на войне…
— А что тебя занесло в этакую глушь? Есть же хороший въезд прямо на нашу улицу, — с нарочитым равнодушием спросила Анна. От близости этого парня у неё колотилось сердце и даже случайные прикосновения к его плечу и сжимающей руль руке вызывали головокружение. А запах одеколона и пота, его голос, злой блеск глаз, темных и загадочных во мраке, — все казалось необыкновенным, сводящим с ума, незабываемым.
— Б-р-р, шид! Приехали! — Машина остановилась, мотор заглох, Денис вылез на дорогу. Через пару минут вернулся, плюхнулся на сидение и доложил: — Мне придется ночевать здесь, а тебе, уж извини, чапать пехарем. Весь проезд перекрыла настоящая уездная лужа, вероятно, ещё с гоголевских времен. Объект исторического значения. Вероятно, охраняется государством. Тебе будет по колено. В сентябре напишешь сочинение: «…во время каникул я многое повидала…».
— Так мне выходить? — Аня взялась за ручку.
— Замри. Дай подумать… Э-эх! Я все же хоть и плохонький, но джентльмен. Рискну…
— Будешь переплывать?
— Ни в коем разе. Слева скошенный лужок. Всего метров двести — и мы на объездном пути. Заедем в Ильинское с другой стороны — километров пять по асфальту.
— Хорошая идея. Только… только мне холодно.
— Фу, кретин! Любуюсь твоей сексапильной блузочкой, можно сказать, балдею при виде такой роскоши, и даже, не скрою, смелости…
— От воды нитки растянулись. — Аня скрестила на груди руки, — в прорехах узора, действительно, проглядывало значительно больше, чем на «модели Кампари», очевидно, не рассчитанной на московский дождь.
— Набрось-ка вот это. — Денис набросил на плечи девушки джинсовую куртку. Его руки немного задержались, застегивая на её шее пуговку. Заметь, — героически лишаю себя радости лицезреть девичьи прелести. Ну, а теперь держись, — выруливаю на взлетную полосу.
«Жигуленок» ревел, пытаясь взобраться на обочину, скатывался назад и вновь рвался вперед. Наконец, взобрался на косогор и затих…
— Победа! Мы в чистом поле… «Смотри, какое небо звездное!» Откинулся на спинку кресла Денис, выключив мотор.
Они стояли, казалось, посреди поля, под огромным шатром посветлевшего неба, в котором среди темных пятен облаков и вправду заблестели яркие звезды.
— Вот это планетарий! И тишина… Волшебная тишина. Может, сегодня какой-то особый парад планет или «Праздник возвышенных душ»?
— Сегодня точно какой-то важный день. Только пока я не знаю, какой. Пойму, когда буду старухой.
— Тогда послушай, что я скажу. — Денис повернулся к ней, заглядывая в глаза. — Я везучий, благополучный, легкомысленный. Наверно, сноб, может быть, циник. И уж точно — эгоист.
Аня засмеялась:
— Теперь понятно. Сегодня 14 июля — День взятия Бастилии и покаянных признаний Южного. Так ты признаешь свои недостатки и хочешь исправиться?
— Ах, в том-то и дело, что не хочу! Послушай… — Горячая ладонь Дениса легла на Анино колено. Едва касаясь, он медленно провел рукой по её ногам. — Если бы ты знала, как это здорово… Как я балдею от тебя. Всегда балдел…
Аня отпрянула:
— Не надо. Я же все знаю… К несчастью.
— Про Алину? Нет, ты знаешь далеко не все… Что бы ни случилось потом, ты должна знать… И не спорь — я сейчас говорю правду. — Денис смотрел прямо перед собой и его профиль выглядел очень мужественно. Такое выражение бывает в кино у летчиков или танкистов перед тем, как они бросятся в атаку. Ане не хотелось прерывать признания.
— Вы очень похожи. Внешне. Но я сразу отметил и выбрал тебя. Наверно, чувствовал, что ты тоже учила те самые сцены Шекспира. Это примета. Не современности, романтичности что ли… То есть… Ну, как тебе объяснить знак способности человека к глубоким чувствам… Как всякий молодой пижон, я стремился к легким, необременительным интрижкам, но, видимо, остался какой-то атавизм, унаследованный от интеллигентных предков. Засели в печенке все эти Тургеневы, Тютчевы, Бунины… черт их дери… В общем, Ромео дремал во мне и готов был проснуться. Я трепался Карлосу и Алине, что мне нравится девчонка с глазами строгой монашки. Есть в ней что-то притягивающее воображение… Ну, на этом все и кончилось. Ты не приходила на корт, хотя Алина много раз обещала привести тебя. Потом ты разозлилась на меня за тот ночной разгул у реки. Алина рассказала, что ты стала свидетельницей какой-то вакханалии и заподозрила меня во всех грехах. Кроткая девочка, моя Романтическая Джульетта пропала… Алина же была рядом и она здорово похожа на тебя… Вот, собственно, и все… Комедия ошибок. Но — трагедия запоздалого раскаяния.
— Разве ты не влюблен в Алину? Разве у вас не было «сумасшедшего романа» ещё в начале июля?
— Все по существу началось неделю назад. А сегодня закончилось. Я оставил её в Москве и уехал навсегда. Так мне казалось. Я ужасно разозлился, когда узнал, что у Алины было с Карлосом и Павлом. Да ладно… Ревность — странная штука. Она бывает даже без любви. Но возбуждает любовь или что-то похожее… В общем, я гнал сюда, как сумасшедший, чтобы не развернуться и не поехать обратно. Так хотелось броситься к ней и сказать: «Прощаю, май лав. Мир». Когда я увидел тебя на дороге, то чуть не умер от радости…
