— И каково впечатление?
— Он мне не очень понравился. Морда у него какая-то хитрая была. Я бы даже сказал, лисья. Он как бы всех подозревал в чем-то.
— Может, в любовной связи со своей супругой? — спросила я.
— Может, — не стал спорить Костя. — По ним было видно, что жили они не очень дружно. Совет да любовь отсутствовали.
— А у тебя лично, Костя, есть какие-либо предположения, кто его убил? И, соответственно, кто теперь охотится за Ольгой?
— Ни малейших, — честно ответил он. — Я не задавался этими вопросами.
Видя, что я помрачнела, Костя сказал с легкой грустью:
— Ты извини, но я действительно больше ниче — го не знаю. Мне очень жаль, что я не смог помочь тебе.
— Ничего страшного. — Я поднялась с дивана, и Жемчужный последовал моему примеру. — Мне пора ехать. А насчет ужина могу тебя заверить, что рано или поздно он состоится.
— Я буду счастливейшим из смертных.
— Люблю дарить людям счастье, — скокетничала я. — Ну, пока. Еще увидимся.
Я направилась к гримерке Тимирбулатовой, но в тот момент, когда оказалась на входе в коридор, Жемчужный окликнул меня:
— Женя!
Я обернулась.
— В этом деле, — сказал он, — ты можешь полностью рассчитывать на мою помощь.
— Спасибо, — ответила я и на прощанье помахала ему рукой.
Ольга уже была готова к отъезду.
— Я тебя заждалась, — хитро прищурилась она, когда я появилась на пороге ее гримерной.
— Так получилось.
— Наболтались вволю с Кастетом?
— Не то слово, — вздохнула я. — Ну что, поехали?
— Поехали.
Мы с Тимирбулатовой вышли на улицу. Уже стемнело. Погода была прохладной, и я поежилась.
Ольга привычно вышла на дорогу и стала голосовать. Третья по счету машина остановилась рядом с нами, и Ольга, сторговавшись с водителем, подала мне знак.
Мы обе расположились на заднем сиденье.
— Денег на то, чтобы добраться до дома, уходит куча, — пожаловалась мне Тимирбулатова. — А общественного транспорта в жизни не дождешься. Тут можно и до утра простоять. Поверь мне. Почти каждый день езжу.
— Далеко живешь? — поинтересовалась я.
— У черта на куличках. Сейчас сама убедишься. На машине и то будем ехать не менее получаса.
— На окраине города, что ли?
— Почти на самой окраине.
Вот он, удел провинциальных второсортных актрис, — подумала я. Каждый день готовы гонять за тысячу верст ради эпизодической роли минут на пять. И каждая на что-то надеется. Вдруг именно ее в этой роли заметят и предложат баснословные перспективы. Вот тогда-то, кажется им, жизнь и забьет ключом. Да уж, так забьет, что мало не покажется. И ключом, и замком, и пыльным мешком.
Тимирбулатова не преувеличивала. Мы подъехали к ее дому часов в десять вечера. Отпустили такси и пешком поднялись на пятый этаж.
— Лифтом я теперь уже никогда, наверное, пользоваться не буду, — призналась Ольга. — Боюсь.
— Да бог с ним, — утешила ее я. — Хождение пешком вверх и вниз по лестнице благоприятствует здоровью.
— Тоже верно, — согласилась она. — Как говорится, нет худа без добра.
Квартира у Тимирбулатовой оказалась трехкомнатной. В целом обстановка была простой, но сразу выделялись: дорогой гарнитур на кухне, хрустальная люстра необъятных размеров и персидский ковер на полу в гостиной. Все остальные вещи были старые, не первый год служившие. Складывалось такое ощущение, что предметы роскоши здесь случайны. Вроде как в гости зашли. Этот диссонанс меня заинтересовал, и я для себя взяла его на заметку.
— Вот тут я и живу. — Ольга разулась и босиком прошла в гостиную. — Заходи, Жень.
Я не стала себя долго уговаривать и присоединилась к ней.
— Располагайся пока, — сказала Тимирбулатова. — Я сейчас накину что-нибудь домашнее и приду. Можешь телевизор включить.
После этого она упорхнула в спальню, а я осталась одна. Обошла комнату, выглянула в окно на улицу, затем вернулась в длинный коридор и проследовала вслед за Ольгой. Ее спальня была налево от коридора, с правой стороны располагалась еще одна комната, но дверь туда была закрыта. Прямо по центру туалет и ванная. Ольга что-то напевала в спальне, переодеваясь. Впечатление скорбящей вдовы она не производила.
Я вернулась в гостиную. Включила телевизор, но не успела сесть в кресло, как вернулась Тимирбулатова.
Ольга была одета в домашний халатик, волосы забраны назад в хвостик, на ногах по-прежнему ничего не было. Теперь и чулки исчезли. Видимо, Тимирбулатова любила ходить дома босиком.
— Ужинать будешь?
— Не откажусь.
— Тогда предлагаю перебазироваться на кухню. Я сооружу что-нибудь на скорую руку, и мы заодно поговорим.
Я согласилась, и мы так и сделали.
Для сооружений на скорую руку, как она сама только что выразилась, у Ольги имелась микроволновая печь.
Кружась по кухне, Тимирбулатова щебетала на разные лады и, сама того не подозревая, отвечала на мои вопросы.
— Сама я, Жень, не местная. Приехала в ваш город девять лет тому назад с наивной мечтой стать актрисой. Поступила, правда, сразу, но учеба в театральном давалась не очень легко. Однако это меня не остановило. В голове у семнадцатилетней девочки, сама понимаешь, романтизма хоть отбавляй. Два с половиной года проучилась и встретила Федю. Влюбилась, как кошка. Это я сейчас понимаю, что ничего в нем особенного не было, а тогда… Тогда он казался мне сказочным принцем. — При этих словах Ольга усмехнулась. — Представляешь, вешал мне лапшу на уши, что он перспективный фотограф и скоро сможет сделать так, что мои фотографии будут мелькать во всех модных журналах. Топ-модель собирался из меня делать. Да… — она призадумалась. — Если бы я знала, каким он окажется ничтожеством. Хотя, чего греха таить, от брака с ним я тоже кое-что выиграла. Квартиру, например, эту. — Она махнула рукой. — А то до этого все по общагам скиталась.
— Так это Ласточкина квартира? — спросила я.
— Его, родимого, его. Находится она не в центре, мягко говоря, но я бы и на такую не заработала.
— А он заработал?
— Нет, что ты! Эта квартира ему от родителей досталась, царство им небесное. Я их еще успела застать. Мы здесь все вчетвером жили, а теперь я одна. Кстати, они были очень хорошие люди. Не чета своему сыночку.
— Чем же он тебе потом так невзлюбился? — поинтересовалась я.
— Скользкий он какой-то был, Женя. Себе на уме. Секреты какие-то, тайны. Вечно чего-то недоговаривал, как будто никому в этом мире не доверял. Я таких не люблю.
— А на работе у него как дела шли?
Я наконец-то дождалась ужина. Впрочем, назвать это ужином можно было с трудом. Ольга сделал в СВЧ шесть бутербродов с сосисками и майонезом да сварила кофе. Поставив все это на стол, она тоже села. Прежде чем начать есть, закурила.
— На работе? — переспросила она. — Да бог его знает. Говорю же, он никогда ни о чем не распространялся. Все в себе держал. Но насколько я могу судить, у него там были периодически перепады. Надо полагать, от клиентуры зависело. То гроши получал, а то вдруг такие суммы приносил, что закачаешься. Да ты ешь бутерброды.
— Я ем, — ответила я и взяла один. Отпила кофе. — Так, может, он еще чем занимался?
— Да чем он мог заниматься? — Тимирбулатова состроила пренебрежительную гримасу. — Он же больше ничего не умел. Женщину приласкать и то не в состоянии. Только и делал, что чуть ли не целовался со своим фотоаппаратом. А ты говоришь, другим!
— Ну, например, наркотиками приторговывать много умения не надо, — высказалась я.
— Что? — не поняла Ольга. — Наркотиками? Федор? Не смеши меня. Ты еще скажи — оружием.
— А сам он никогда не злоупотреблял?
— Наркотой-то? — прыснула Тимирбулатова. — Нет, Жень, он для этого слишком осторожный. К здоровью своему очень педантично относился.
— Может, он играл? — снова подкинула я версию.
— Во что?
— Ну, не знаю. В рулетку или в карты. Не ходил он ни в какие игорные заведения?
— Да, Женя, — покачала головой Ольга. — Если бы ты знала Ласточкина хотя бы один день, то тебе и в голову не пришло бы задавать такие вопросы. Он, к твоему сведению, даже в «дурака» играть не умел. А рулетка… Сомневаюсь, что он вообще знал такое слово.
Личность покойного Федора Ласточкина по-прежнему оставалась для меня загадкой. За что же его тогда могли убить, если он такой пентюх, по словам Ольги?
Тут Тимирбулатова переключилась на рассказ о своем знакомстве с Майоровым, о том, как стали складываться их взаимоотношения, как благодаря ему она смогла работать в престижном театре «Крейзи». В общем, по ее словам, знакомство с Майоровым в корне изменило ее существование, причем в лучшую сторону.
Когда же мы закончили ужинать, я спросила ее о том, что интересовало меня сейчас больше всего:
— Оля, у тебя есть подозрения, кто убил твоего мужа?
