Мы сразу вошли в комнату. ОТар предъявил полицейское удостоверение.
— Полиция, — сказал он. — Хотели бы поговорить с вами. Миссис Эстеп не оставалось ничего другого, как впустить
нас. Прикрыв дверь, я сразу задал ей вопрос, который, по моим предположениям, должен был вывести ее из равновесия:
— Скажите, пожалуйста, миссис Эстеп, с какой целью Джекоб Лендвич убил Джона Бойда?
Пока я говорил, выражение ее глаз успело смениться несколько раз. Услышав имя Лендвича, она удивилась, при слове «убил» испугалась, а при имени Джона Бойда недоуменно пожала плечами.
— С какой целью? Кто? Что сделал? — заикаясь, спросила она, стараясь выиграть время.
— С какой целью Джекоб Лендвич убил у себя на квартире Джона Бойда, а потом отвез труп в парк и бросил?
Снова смена выражений на ее лице, снова недоумение, а потом внезапное просветление и попытка сохранить спокойствие. Все это читалось, конечно, не так ясно, как в книге, но для человека, часто играющего в покер и считающего себя хорошим физиономистом, этого было вполне достаточно.
Теперь я понял, что Бойд не был с нею заодно. Одновременно я понял: она знает, что Лендвич кого-то убил, только не этой ночью и не Бойда… Кого же в таком случае? Доктора Эстепа? Вряд ли… Если он и был убит — то только своей женой, своей второй женой… Да, недостаток фактов может испортить нам всю историю. Кого же убил Лендвич до Бойда? Он что — профессиональный убийца?
Все эти мысли молнией пронеслись в моей голове. А миссис Эстеп между тем спросила:
— И вы пришли сюда только ради того, чтобы задать мне эти дурацкие вопросы? Какая чушь…
И она проговорила минут пять без единой паузы. Слова так и сыпались, но что удивительно — она не произнесла ни одной фразы по существу. Она говорила и говорила, чтобы выиграть время, а сама лихорадочно соображала, какую позицию ей выгоднее занять.
И прежде чем мы успели посоветовать ей рассказать обо всем чистосердечно, она нашла выход, приняла решение: молчать. Молчать!
Она внезапно замолчала, и мы больше не услышали от нее ни одного слова, а ведь молчание — самое действенное оружие против строгого допроса. Обычно подозреваемый на словах пытается доказать свою невиновность и, независимо от того, опытен человек в таких делах или нет, рано или поздно он все равно проговорится. Но когда человек молчит, с ним ничего нельзя поделать.
Миссис Эстеп так и поступила. Она даже не сочла нужным слушать то, о чем мы ее спрашивали. Правда, выражение ее лица часто менялось. Тут были и возмущение, и недоумение, и другие оттенки чувств, но нам-то от этого было не легче. Нужны слова, а слов не было. И тем не менее мы решили не сдаваться и провели у нее добрых три часа. Мы уговаривали, льстили, чуть не танцевали вокруг, но так ничего и не добились. В конце концов нам это надоело, и мы забрали ее с собой. Правда, против миссис Эстеп не было никаких улик, но мы не могли оставить ее на свободе, пока Лендвич не разоблачен.
Приехав в управление, оформили ее не как арестованную, а как свидетельницу, и посадили в одну из комнат управления — под надзор женщины, работающей в полиции, и одного из людей ОТара Мы надеялись, что, может быть, им удастся что-нибудь вытянуть. Сами же отправились решать дела с Лендвичем В управлении миссис Эстеп, разумеется, обыскали, но не нашли ничего интересного.
После этого мы с ОТаром отправились обратно в отель и тщательно перетряхнули номер, но тоже ничего не нашли.
— А ты сам вполне уверен в том, что мне рассказал? — спросил ОТар, когда мы вышли из отеля. — Ведь если это ошибка, меня по головке не погладят.
Я пропустил вопрос мимо ушей.
— Встречаемся в 18 30, — сказал я. — И поедем вместе к Лендвичу
ОТар понимающе улыбнулся, и я отправился в контору Вэнса Ричмонда
Увидев меня, адвокат вскочил из-за письменного стола. Лицо его казалось еще более бледным и изможденным, чем обычно. Морщины стали рельефнее, под глазами — синие круги.
— Вы просто обязаны сделать что-нибудь! — выкрикнул он хриплым голосом. — Я только что вернулся из больницы. Состояние миссис Эстеп чрезвычайно опасно. Если эта история затянется еще на день-два, она просто не выдержит и покинет этот мир…
Я перебил его, сообщив о событиях дня и тех последствиях, которые, по моему мнению, должны наступить вслед за ними. Он выслушал меня молча, но не успокоился, а лишь безнадежно покачал головой.
— Неужели вы не понимаете, что это всего лишь капля в море? — воскликнул он. — Я, конечно, уверен, что доказательства ее невиновности рано или поздно появятся, но боюсь, что это произойдет слишком поздно… Я не имею к вам претензий — вы сделали все, что могли… И, может быть, даже больше, но этого пока слишком мало! Нам нужно еще кое-что… Что-то, похожее на чудо. И если не удастся вытряхнуть правду из Лендвича или из этой авантюристки, называющей себя миссис Эстеп, то, возможно, все ваши усилия пропадут даром. Конечно, правда может выплыть на судебном процессе, но на это никак нельзя надеяться… К тому же моя клиентка может просто не дожить до суда… Но если я прямо сейчас освобожу ее, то, возможно, она выкарабкается. А пара дней в тюрьме наверняка доконают ее, и тогда вообще безразлично, виновна ли она. Смерть забирает с собой все заботы и неприятности. Ведь я уже сказал, что она находится в крайне тяжелом состоянии…
Я ушел от Вэнса Ричмонда так же, как и пришел, — неожиданно. Этот адвокат ужасно действовал мне на нервы. А я не люблю волноваться, когда выполняю задание. Волнение только мешает работе, а работе детектива — тем более.
Вечером, без четверти семь, я позвонил в дверь Лендвича, ОТар пасся неподалеку. Поскольку последнюю ночь я провел вне дома, на мне все еще была старая военная форма, в которой я представился как Шейн Вишер.
Дверь открыл сам Лендвич.
— Добрый день, Вишер, — сказал он равнодушным тоном и провел меня наверх.
Четырехкомнатная квартира; два выхода — главный и черный; обстановка обычных меблирашек в доходных домах. На своем веку мне довелось повидать множество таких квартир.
Мы уселись в гостиной, закурили и принялись трепаться о пустяках, внимательно изучая друг друга. Мне, например, показалось, что Лендвич нервничал; складывалось впечатление, что он совсем не рад моему приходу. Скорее наоборот.
— Вы мне обещали немного помочь, — наконец напомнил я.
— Сожалею, — ответил он, — но выяснилось, что в настоящее время я ничего не могу для вас сделать. У меня были кое-какие планы, но в последние часы обстановка изменилась. — Он немного помолчал и добавил: — Может быть, немного попозже…
Из его слов я понял, что он хотел поручить мне Бойда, но, поскольку Бойд уже вышел из игры, работы у Лендвича для меня не нашлось.
Лендвич встал и принес бутылку виски. Какое-то время мы еще беседовали о том о сем. Он не хотел показать, что желает поскорее избавиться от меня, а я тоже не спешил.
Несмотря на то что разговор шел о всяких пустяках, мне все-таки удалось понять, что он всю жизнь промышлял мелким жульничеством, а в последнее время нашел более выгодный бизнес. Это подтверждало слова Пенни Граута, сказанные им Бобу Филу.
Потом я стал рассказывать о себе. Рассказывал намеками, недомолвками, делая многозначительные жесты. Короче говоря, дал ему понять, что за мной тоже водятся грешки, а в довершение всего намекнул, что в свое время был членом банды Джимми Пистолета, которая сейчас почти в полном составе отбывает наказание в Уолл-Уолле.
Наконец Лендвич решил дать мне взаймы некоторую сумму, которая поможет мне встать на ноги и обрести уверенность. Я ответил, что мелочишка, конечно, не помешает, но хотелось бы найти какую-нибудь возможность подработать основательно.
Время шло, а мы так и не могли договориться до чего-нибудь определенного. Наконец мне надоело говорить обиняками, и я решительно сказал:
— Послушай, приятель, — говоря это, я внешне был совершенно спокоен, — мне кажется, ты здорово рисковал, ухлопав шустряка, которого я наколол.
Я хотел внести элемент оживления в нашу скучную беседу, и мне это удалось как нельзя лучше. Лицо его сразу же исказилось от ярости, а в следующее мгновение в руке блеснул кольт.
Но я был начеку и сразу же выстрелил. Результат превзошел самые смелые мои ожидания: револьвер вылетел из его руки.
— Вот так-то будет лучше, — сказал я. — И не вздумай рыпнуться!
Лендвич сидел, потирая онемевшую от удара руку и с удивлением таращась на дымящуюся дыру в моем кармане Он был ошарашен. Это и понятно: выбить выстрелом оружие из руки противника — очень эффектная вещь, и удается крайне редко. Но тем не менее удается. Не очень опытный стрелок — а я именно таковым и являюсь — всегда стреляет приблизительно в ту сторону, куда хочет попасть. Это получается автоматически. Раздумывать тут некогда А если противник делает какое-либо подозрительное движение, то стреляешь обычно в том направлении, где это движение возникло Когда Лендвич выхватил револьвер, я, естественно, выстрелил в его сторону. Остальное сделала пуля Но выглядело это, повторяю, очень эффектно
