Элли сидит, будто прикованная к месту, и беспомощно смотрит, как они в своем горе хватаются друг за друга — жуткий семейный портрет, который никогда уже не будет полным. К глазам подступают горячие слезы. Она думает, как бы их сдержать, но по тому, как изображение начинает расплываться, понимает, что ей это не удалось.
Приготовить чай. Это единственное занятие, которое она сейчас может придумать для себя. Роясь в шкафчиках Бэт в поисках сахара, Элли чувствует себя женщиной-констеблем из семидесятых годов прошлого века.
Слезы на удивление быстро сменяются немым шоком. Бэт и Хлоя так крепко держат друг друга за руки, что кончики пальцев у обеих стали пурпурно-красными от застоявшейся крови.
— Это был несчастный случай? — спрашивает Бэт. — Он упал?
Свой вопрос она адресует Элли, но отвечать берется Харди.
— Нам это пока неизвестно, — говорит он. — Вы не знаете, почему он мог оказаться на вершине скалы вчера ночью или сегодня утром?
— Его не должно было там быть, — говорит Бэт.
— Но ведь очевидно, что он там был, — бросает Марк.
Брови Харди удивленно приподнимаются. Элли хочется объяснить ему, что Марк больше лает, чем кусает. Но потом она вспоминает, как сегодня утром Марк в фургоне накричал на Найджела, и чувствует, как мучительно засосало под ложечкой.
— Как Дэнни вел себя в последние дни? — спрашивает Харди. — Ничего его не беспокоило?
— Он не убивал себя, если вы это имеете в виду, — говорит Марк. — Он не стал бы этого делать. Он знает, что может поговорить с нами о чем угодно.
— Он был… просто нормальным, — говорит Бэт.
Это в ее устах звучит странно, как будто она уже знает, что о ней самой так уже больше никогда не скажут.
— Когда вы видели его в последний раз? — продолжает давить Харди.
— Я заглядывала к нему вчера вечером, примерно в девять, — говорит Бэт. — Он лежал в постели и читал. А сегодня утром… — Бэт запинается, и у Элли рвется сердце, когда она видит, как на подругу накатывает волна самобичевания. — Обычно он встает и уходит раньше всех, потому что по утрам разносит газеты. Но там он не появлялся.
Она поворачивается лицом к Харди: Элли читает в ее глазах слепую веру и еще больше падает духом. Сейчас, конечно, не время, но очень скоро ей в любом случае придется узнать о последнем деле, которое вел Харди. Элли ненавидит его за то, что он поставил ее в такое положение.
Харди делает пометку в записной книжке.
— Не заметили ли вы в доме следов взлома или какого-то беспорядка?
— Нет, ничего. — Марк отвечает так, как будто это дурацкий вопрос. Повисает неловкое молчание. — Я хочу увидеть тело.
Пять пар глаз дружно поворачиваются в его сторону.
— Вы могли ошибиться, — пожимает он плечами. — Так что я хочу убедиться сам. Хочу увидеть своими глазами.
5
Элли везет Марка в местную больницу. Это низкое каменное здание с табличкой и эмблемой Государственной службы здравоохранения на старой кладке. Они идут по маленькой парковке, над головой шелестят кроны деревьев. Лицо Марка бесстрастно. Единственным признаком того, что творится у него внутри, становится небольшая заминка уже на пороге.
— Сколько раз ты уже делала это, Эл? — спрашивает он.
— Нисколько, — признается она.
Естественно, она и раньше бывала в морге — по поводу дорожных аварий, было еще несколько утопленников, одна передозировка. Но убитых — никогда, ни детей, ни, Боже упаси, друзей. Разумеется, ее готовили к такого рода преступлениям. Но это было много лет назад, и это все-таки сельская местность в графстве Дорсет. Она уже более-менее смирилась с тем, что ей так никогда и не придется иметь дело с подобными вещами. Помимо шока и страдания, ею овладевает еще и паника. Она едва может вспомнить всю процедуру опознания, не говоря уже о рекомендациях, как правильно говорить с людьми, убитыми горем.
В смотровой стоит тишина, как в церкви. Занавеска на окне медленно отодвигается, открывая лежащего по другую сторону стекла Дэнни. Лицо его до сих пор в грязи: земля оттеняет цвет кожи мальчика, тогда как песчинки вспыхивают на нем, словно блестки. Он выглядит намного младше, она его таким не видела уже очень и очень давно. И выглядит он как живой. Она почти ожидает, что вот сейчас он вскочит и весело закричит: «Сюрприз!» Несколько лет назад они с Томом играли в прятки на территории, охватывавшей оба дома и стадион между ними. Том как-то застрял у Латимеров в мусорном баке на колесиках, а Дэнни подвернул колено, когда спрыгивал с дерева, чтобы удивить друга. От этих воспоминаний комната перед ее глазами начинает плыть.
Элли смотрит на Марка, и от этого становится еще хуже. Лицо, которое она видела смеющимся и поющим, пьяным и счастливым, сейчас изуродовано горем.
— Всю дорогу я надеялся, что это не он, — шепчет Марк. — Мой Дэнни.
Интуиция профессионального полицейского, а может быть просто родительский инстинкт, подсказывает Элли, что произойдет дальше.
— Можно мне прикоснуться к нему? — спрашивает Марк, и она вынуждена отрицательно покачать головой. — Почему он? — говорит Марк, обращая свою злость на Элли. — Он ведь еще маленький. Он всего лишь маленький мальчик. — Он становится на колени, приближаясь к лицу Дэнни, и хотя Элли должна следить за соблюдением процедуры, она чувствует необходимость разрешить такое нарушение. — Послушай меня, мальчик. Мне очень жаль, что я не оказался рядом. Ты — мой мальчик, а я тебя подвел. Мне очень, очень жаль, Дэнни. Я целую тебя дофигаллион раз и люблю, суперстар. И всегда буду любить.
Голос Марка срывается на громкие рыдания, за которыми уже не разобрать слов. Они стоят так тридцать минут.
Элли ничего не говорит. Воротничок ее рубашки промок от слез.
Глядя на латексные перчатки у себя на руках и пластиковые бахилы на обуви, ДИ[3] Харди помимо воли мысленно переносится в спальню другого ребенка, на место другого преступления. Он хочет — нет, ему необходимо! — лично обыскать эту комнату до приезда следственной бригады.
Он толкает дверь комнаты Дэнни, и под его пальцами в перчатках отклеиваются какие-то налепленные на нее детские стикеры. На будильнике мигают цифры, показывая неправильное время. Окно распахнуто, из замка по-прежнему торчит ключ. Харди видно, как на площадке за окном ребятня на футбольном поле гоняет мяч. Дети выбегают из садов, окружающих спортивную площадку, и забегают обратно. Сколько еще будет так продолжаться, пока все не узнают о случившемся?
На комоде лежит школьный галстук, изогнувшийся буквой «S». Рядом с телескопом и портативной видеокамерой «флип» — потертый ноутбук и игровая приставка. На полках и подоконнике теснятся спортивные трофеи, а фотографии Дэнни в бассейне и на футбольном поле наполняют жизнью бездыханное тело, найденное на берегу. Повсюду следы не окончившегося детства: рядом со стопкой журналов лежит старенький замусоленный альбом для стикеров «Покемон», а на подушке терпеливо дожидается хозяина симпатичный игрушечный шимпанзе, которого так и хочется прижать к себе.
На одном из косяков двери видны отметки роста Дэнни за много лет; соответствующие надписи сделаны чернилами на обоях, начиная от четырехлетнего возраста и заканчивая последней, несколько месяцев назад. Первые несколько дат записаны взрослым почерком, но большинство из них Дэнни делал уже сам, и заметно, как круглые детские каракули постепенно эволюционировали по мере того, как рука его становилась тверже. Отметки заканчиваются примерно на высоте локтя Харди. Тяжкая печаль пробивает его профессиональную броню, и он садится на кровать, опустив голову на руки. У некоторых людей слезы прячутся за глазными яблоками, но когда плакать хочется Харди, ему приходится сдерживать их задней частью своего горла. Иногда ему кажется, что там находится единственная мышца его тела, где еще осталась сила.
Когда он снова поднимает глаза, на площадке лестницы стоит Бэт и смотрит прямо на него. Он видел это выражение лица раньше, у другой матери, и поэтому вынужден отвернуться. И вовсе не бесконечной скорби в глазах он не может вынести, а той веры, безоговорочной веры, которую она уже вложила в него.
Чуть позднее на пристани Харди ждет встречи со своим боссом. Разговора со старшим офицером полиции Дженкинсон ему не избежать, и он заранее может предугадать, что будет говорить она и что будет на это отвечать он. Слева от него находится пляж, на котором нашли Дэнни, поэтому он старается смотреть прямо перед собой. Здесь снуют маленькие моторные лодки, уклоняясь и уступая дорогу большим катерам, уверенно рассекающим неподвижные воды гавани. Напротив места, где он стоит, видны волнорезы, сложенные из больших обломков черных камней с неровными краями.
