Ознакомительная версия.
— Оля, але, але.
— Да, Марик, здравствуй.
— Я звоню, звоню, а ты не подходишь. У тебя все в порядке?
— Да вроде все хорошо.
— Что-то по голосу не слышно. Как у тебя дела, что делаешь?
Ольга начала рассказывать историю про Владлену, но слова давались ей с трудом, дыхание прерывалось.
— Марик, что-то я неважно себя чувствую. Давай попозже созвонимся.
— Может, вызовем врача?
— Что ты, не нужно. Я приняла лекарства, да и куда врач поедет на дачу.
— Слушай, я возьму своего врача и приеду. Мало ли что?
— Не надо, Марик, не стоит. — Она совсем не могла говорить, руки дрожали от слабости. — Марик, я прощаюсь. Ноги совсем не держат.
Конца разговора Ольга уже не помнила.
* * *
Марк все-таки приехал с доктором, и почти весь май Ольга пролежала в больнице. Ее часто навещала Владлена, которая привозила наваристые бульоны и забирала стирать вещи. К тому времени Ольга успела изложить Марку историю их встречи, и они даже познакомились. Она сильно привязалась к этой хамоватой бабенке, и ее даже забавляло поведение домработницы. В ней чувствовался жизненный напор, чего самой Ольге сильно не хватало, тем более сейчас. Когда пришло время выписываться, она сказала Марку:
— Дружочек, мне совсем плохо. Одна я жить не смогу. Может быть, попросить Владлену переехать ко мне? Видишь, как она помогает. Пока деньги есть, узнаю, сколько ей платят ее хозяева, и пусть живет со мной, что ты на это скажешь?
— Оленька, она грубовата, конечно, но действительно заботливая. Мне кажется, это неплохая идея. Только не забудь проверить ее документы, мало ли что. А денег я всегда тебе дам, если нужны будут. Зови, не сомневайся.
На следующий день Ольга пригласила Владлену к себе. Ей было неудобно срывать человека с работы, мало ли что случится, Владлене снова придется искать работодателей. И она, подумав немного, решила, что компенсирует это ей тем, что предложит Коле перебраться в свою квартиру, чтобы им не снимать. Места много, всем хватит.
Владлена ответила согласием не сразу. Не пускаясь в особые реверансы, высказала предположение на тему «а вдруг что, мы на улице тогда останемся».
— Будете жить у меня, пока не найдете новую работу и квартиру. Я скажу Марку, он позаботится о том, чтобы вы на улице не остались.
— А кто он вообще такой, Марк-то? Я все стесняюсь спросить.
— Он мой старый друг, еще с детства. И хороший адвокат.
— А-а-а, понятно, грешки молодости? — и Владлена заговорщически подмигнула.
— Что вы такое говорите!?
— Да ладно, что уж там, мужик видный. С кем не бывает. Посолиднее Гриши-то будет.
Ольга стала похожа на нахохлившуюся взъерошенную сову. Глаза ее округлились и предательски заблестели, она мелко потряхивала головой и не знала, что ответить.
— Да ладно, ладно, — засмеялась Владлена. — Уж и пошутить нельзя. Трепетная ты больно. Когда переезжать? Да, вот, кстати, и паспорт. Зовете незнакомого человека в дом, а бумаг-то и не спросите. Хорошо, я порядочная подвернулась.
Ольга была ей благодарна. Как-то неловко самой проверять у Владлены документы, но в паспорт она так и не заглянула:
— Ну что вы, что вы, Владлена Семеновна, я вам доверяю.
— Нет уж. Сделаю копию и положу к тебе в тумбочку. Чтоб все как положено.
* * *
…В распахнутое окно врывалась оглушительная музыка из стоящей под ним машины. Она разбудила спящего мгновенно и агрессивно. Бешено забилось сердце, желудок превратился в воронку, всасывающую черный липкий страх; он разнесся по всему телу, смешивая в мозгу остатки виденного сна и реальность утра…
…Занавеска колыхалась, как пласты тумана в том подлеске, где бежал, задыхаясь от усилия и ужаса, он, маленький, спасаясь от волков. Ему удалось пробиться сквозь частые молодые поросли упругого орешника, выползти на поляну; там он замер и тихо заплакал. Вокруг стояли волки. Мелькание клыков, брызги слюны, неистовое дыхание обступивших его зверей лишили его голоса и слез. И они набросились на него. Они кинулись так, как однажды две собаки рвали на куски, подбрасывали и свирепо трепали его плюшевого мишку. Они его растерзали, вывернули наизнанку и бросили.
Первым ощущением была свежесть влажной травы, он открыл глаза и встал на четвереньки. Волки все еще стояли кольцом, но их взгляды и дыхание были не враждебными. Два волчонка подвалили сбоку, покусывали его, приглашая вступить в игру. Мгновенно пришла догадка: «Я — волчонок!» Острая радость кольнула под сердцем и понесла его по лугу нарезать круг за кругом, закувыркала его, мехового, облизанного чьим-то шершавым языком, двинула вместе со стаей в глубь леса. Стая трусила неторопливо, и волчата от переизбытка счастливой энергии петляли поодаль, спугивая птиц и остроухих зайцев. Он тоже погнался за длинноухим, лавируя среди стволов, почти догнал, но… взлетел к кроне высокой сосны.
Забился, заскулил в сети, неистово рванул вдруг выросшими когтями веревки, которые обволакивали его, путались в шерсти. Ужас сковал его волю, превратился в обжигающую ноги струю. Отчаянным усилием проделав дырку, он просунул голову, вырвался, полетел вниз, оставляя шкуру в ловушке. Затяжной полет сквозь серые плотные пласты тумана холодил сердце. Он приземлился и проснулся…
Положил ладонь на сердце, прислушался к ударам, почувствовал мягкие волоски на груди, провел рукой по косице, что шла вниз к пупку. Косица эта очень нравилась женщинам, он же был уверен, что под ней находится отверстие для превращения в оборотня. Было жарко и липко. По привычке провел ладонью по простыне, не мокро ли? Много лет назад после такого сна он просыпался в луже. Мама часто удивлялась, почему его пододеяльник и простыня такие серые. Это он подкладывал газеты, чтобы не промочить матрас… Много лет назад…
От досады, что день начался жестко, он сжал до боли кулаки. Как можно впускать в себя такие децибелы, они делают его инвалидом на весь день. Музыка умолкла. Полежав немного, он пошел в ванную, где долго стоял под душем, омывая свое вальяжное тело, тщательно вытирался, брился. Потом он достал большую резную шкатулку и стал стричь в нее ногти, усмехнулся, вспомнив, что начинал с маленькой картонной коробочки из-под пудры «Красная Москва», ее содержимое тоже было в этой новой. Каждый оборотень обязан иметь подобную… Откуда это взял, он уже не помнил, но неукоснительно следовал ритуалу многие годы, как только его стали посещать сны о растущих когтях. Это было его порядком, его маниакальной защитой против хаоса снов. Следующим ритуалом стал утренний чай, который своим запахом, цветом и вкусом возвращал его во внешнюю реальность.
День предстоял очень ответственный, и он не позволит детскому сну нарушить его жизнь и создать напряжение. Напряжение все же создавали события, которые возникали непредвиденно, не по расписанию, и не подчинялись тщательно разработанному плану.
Сегодня это случилось в их антикварном лифте, возможно, последней старинной кабине в городе. Впустив его внутрь и предупредительно закрыв дверь, лифт оставил его наедине с «милой» старушкой в ватнике, таком, как у сторожихи или работницы склада. Она держала пластиковую переноску с кошкой. Резкий едкий запах шибанул в нос. Кошка воняла и глядела на него во все зеленые глаза. Подступила тошнота, он захотел ослабить узел на галстуке, поднял руку, на что животное отреагировало хриплым воем, и смрад стал еще зловоннее. Пришлось опустить руку и прислониться к стене. Старушка казалась ему ведьмой. Он никогда не видел ее в подъезде. Видно, он как-то нарушил сегодня схему, неправильно подсоединил проводки, и они закоротили. Бабка смотрела на него снизу вверх подозрительными глазами крысы из-под своего надвинутого на лоб платка. Голос ее оказался глухой, будто не здешний:
— Что с ней случилось? Она всегда была милая, добрая киска. — Казалось, лифт не остановится никогда. — Вот везу к ветеринару. — И, найдя его отведенные в сторону глаза, заглянула в них, захихикав. — У нее вдруг стал раздваиваться хвост. Не знаешь, к чему это? — И тут лифт лязгнул и остановился.
Он открыл перед ними дверь, кивнул и, пропустив эту парочку, остался в парадном, надо было отдышаться, стряхнуть с себя кошачий дух, пережить случившее, понять, что он сделал не так: раздвоенный хвост — это очень серьезно. Ему неистово захотелось схватить этот хвост за два кончика и рвануть в разные стороны, раскроив его до самой кошкиной задницы. Не зря она так страшно воняла. И смотрела на него злобно, неотрывно. Она чувствовала. И эта бабка с ее тихим смехом. Откуда они вообще взялись? Кошка-оборотень в доме! Только кто из них? Кошка в старушке или старушка в кошке?
Все же не зря он учился переключаться. Решил, что обдумает все сегодня вечером. Что это было? Продолжение сна или реальность? Осмотрел тщательно свои ногти, остался доволен и вышел из дома. Но мотор, гоняющий кровь, работал на предельных оборотах. Пришлось присесть на скамеечку в тенечке обихоженного зеленого дворика. Дети были в школах и садах, взрослые работали, старушки смотрели утренние сериалы. До него доносился шум магистрали, рядом оглушительно чирикали воробьи. Подняв ворот пиджака, он потер лацканами лицо и втянул в себя запах дорогого одеколона, освобождаясь от кошачьей вони. Сердце понемногу успокаивалось. Усилием воли он заставил себя подняться и направился к стоянке. Приятный запах бензина и кожи, нагретой на солнце, возвратил его в мир, где надо играть по другим правилам.
Ознакомительная версия.
