Ознакомительная версия.
Странное дело, но она думала о Диме так же часто, как о собственных детях. Судьба ее сыновей зависела от политики государства, а судьба Димы – от разных бытовых мелочей, вроде газа, который он мог забыть выключить, испорченной колбасы, которую он мог съесть по рассеянности. Его могла укусить бешеная собака, да мало ли… Он даже мог выпасть из окна!
– В армию его надо бы, – отвечал генерал на озабоченность супруги. Он искренне считал армию самым лучшим лекарством от ипохондрии и затянувшегося детства.
– Да что ты такое говоришь, Володечка! – восклицала Зинаида Константиновна. – Армия не для него!
– Ты хочешь сказать, что он не для армии, – поправлял ее генерал.
Рассказ Крымова Дима записывал на диктофон, а также делал пометки в толстой тетради. Работал он автоматически и думал в это время о Лидии. Генерал, не чувствуя в нем огонька, сбивался, повторял одну и ту же фразу по нескольку раз и сердился.
Потом они обедали. Зинаида Константиновна, совсем поправившаяся, хлопотала на кухне. Когда они еще служили, редкий обед проходил без гостей – Зинаида Константиновна была хлебосольна и славилась как отменная повариха. В праздники дом был полон гостей, не то что теперь. Ей не хватало общения – шумных застолий, смеха и музыки, разговоров мужчин о политике и оживленной болтовни женщин после бокала-другого шампанского. И еще ей не хватало предпраздничной радостной суеты, пробега по магазинам с шофером мужа, каким-нибудь молоденьким солдатиком, которого она никогда не отпускала, не накормив. Дыма коромыслом на кухне ей не хватало.
– Ешь, Димочка, – приговаривала Зинаида Константиновна, подкладывая ему в тарелку жареной картошки и еще одну котлету. – Ешь!
– Спасибо, Зинаида Константиновна, – отвечал Дима. – Честное слово, я больше не могу. – Он отодвигал от себя тарелку. – Мы же недавно завтракали.
– С Новым годом, Димочка, – сказала Зинаида Константиновна, когда они вдвоем с генералом провожали его в прихожей. – Это тебе, – она сунула ему в руки полиэтиленовый пакет с едой.
– Ну, что вы, – смутился Дима. – Не нужно! Я не хочу есть.
– Съешь завтра, – настаивала Зинаида Константиновна. – Бери! Разогреешь котлетки и картошечку, вот тут «Наполеон», ты его любишь, еще салат оливье и кислая капустка, не забудь поставить в холодильник. Баночки принесешь, когда придешь в следующий раз.
Баночки были не нужны Зинаиде Константиновне – это такой хитроумный тактический ход с ее стороны. Ей казалось, что если обязать Диму вернуть посуду, то он не забудет про еду и хотя бы поставит все в холодильник, а не бросит на полу у порога.
– С Новым годом, Димочка.
– Будь здоров, Дима, – сказал генерал. – С Новым годом тебя. Увидимся в следующем году. Пятого января. В десять ноль-ноль. И выброси всякие глупости из головы.
* * *
Дима спешил домой. Ему казалось, что, пока его не было, могла прийти Лидия и теперь сидит на скамейке у подъезда и ждет его. Или звонит ему каждые полчаса, чтобы сказать, что ушла от мужа. Навсегда. Она принесет к нему свои платья и повесит их в шкаф. А в ванной будет пахнуть ее духами. А ее шубку и длинный шелковый шарф он положит на тумбочку в прихожей.
Он улыбался, представляя, как они вместе войдут в квартиру и он обнимет Лидию, отнесет на руках в спальню… разденет…
На скамейке у подъезда сидели старухи. Завидев Диму, они как по команде замолчали и уставились на него.
– Здравствуйте, – сказал Дима. – С Новым годом! Желаю здоровья.
– И тебя, Димочка! – загомонили старухи разом. – И тебя с наступающим Новым годом! И ты будь здоров!
– Может, надо чего? – спросила одна из бабок, чьего имени Дима не помнил или не знал вовсе. – Как ты без матери-то справляешься? Может, помочь чем? Ты говори, не стесняйся. Мы ж соседи, по-людски надо жить.
– Спасибо, – Дима счастливо улыбнулся. – Не нужно ничего. Спасибо.
Он вошел в подъезд. В почтовом ящике белело письмо. Дима достал его. Почерк был ему незнаком. Обратного адреса на письме не оказалось. Дима поставил пакет с продуктами на пол, надорвал конверт и достал сложенный вдвое листок голубоватой бумаги. Он пробежал глазами несколько скупых строчек и ничего не понял. Прочитал еще раз.
«Димочка, – начиналось письмо, – мы больше не увидимся. Так складываются обстоятельства. Не звони мне и не пытайся встретиться. Это ничего не изменит. Всякая история имеет начало и конец. Наша история была очень красивая, хоть и короткая. У тебя все впереди, ты талантливый писатель, и я уверена, что в один прекрасный день увижу в витрине магазина твою книжку. Прощай и будь счастлив. Лидия».
Дима присел на ступеньку – ноги не держали его. Он прочитал письмо еще раз. И еще. И каждый раз проникался непоправимостью того, что произошло. Этого просто не может быть! Они же любят друг друга! Лидия любит его. Она сама говорила. Любовь – это самое главное в жизни, то, из-за чего стоит жить. «История»? У них была любовь, а не «короткая история»! Любовь! «Будь счастлив». Как он может быть счастливым после того, что случилось? Она же обещала уйти от мужа. Говорила, что ее держат только деньги для красивой жизни. Ему, Диме, деньги не нужны.
Дима был тонким стилистом и свои тексты «полировал» до полного совершенства, переписывая по несколько раз. Его кольнули фразы «наша история была очень красивая, хоть и короткая» и «всякая история имеет начало и конец». Они были банальны и отдавали дешевой мелодрамой. Лидия не могла написать такие слова. Их любовь, преданная любовь, печально и сиротливо брела сейчас неизвестно по каким дорогам… Преданная и… проданная!
Дима заплакал. Он прислонился к грязной, исписанной разными словами стене подъезда. Плечи его вздрагивали, в глазах нестерпимо резало. Всхлипы зарождались глубоко в груди и с трудом вырывались наружу. От них болело в горле…
В подъезд кто-то зашел, и Дима встал. Ему, как зверю, хотелось заползти в нору, не попадаться никому на глаза и выплакать свое горе. Пакет с продуктами от Зинаиды Константиновны остался стоять у почтовых ящиков. Отпирая дверь, Дима вдруг замер от мысли, осенившей его. «Лидию заставили написать это письмо! Она не могла сама! Она любит его!» Конечно, ее заставили. Запугали и принудили. Им нужно немедленно увидеться и поговорить. Он убедит любимую, что не надо бояться – он сумеет защитить ее!
Переступив порог квартиры, он бросился к телефону. Взволнованный, слушал длинные сигналы в трубке, пока бесстрастный механический голос оператора не сказал, что абонент временно недоступен. Абонент был недоступен и через час, и через два. Он был недоступен вечером. И ночью.
Диме казалось, что он сходит с ума. С Лидией происходило неизвестно что, ее, возможно, мучили… заперли в квартире… Он не находил себе места и поминутно звонил ей. Иногда ему казалось, что он должен быть около ее дома, что ей удастся вырваться. Он представлял себе, что она выбегает из подъезда, в одном платье, на руках следы от веревок. Он бежит ей навстречу, подхватывает на руки…
Дима был оглушительно одинок. У него не оказалось друга, которому он мог бы рассказать о Лидии, выкричать свою боль. И вдвоем они что-нибудь придумали бы или хотя бы напились. Одиночество – опасный спутник, как в молодости, так и в старости. Коварный, изобретательный и непредсказуемый, внушающий больные фантазии и толкающий на страшные поступки.
Дима был неопытен в житейских делах. В свои двадцать семь лет, зная чуть ли не наизусть многих философов, поэтов и писателей, в основном золотого века, он был далек от реальной жизни и судил о ней, как романтический герой из книжки восемнадцатого века.
Он был доверчив, не умел лгать, влюблялся с первого взгляда и на всю жизнь. Верил в предназначение и не побоялся бы умереть за прекрасную даму в поединке с драконом.
По законам естественного отбора такие, как Дима, не имеют шанса на выживание. Они прозябают в одиночестве, фантазируя и потихоньку уходя все дальше и дальше от реальной жизни, пока не угаснут совсем. Хорошо, если дома, а не в другом месте…
Новогодний бал в мэрии был в разгаре. Билеты стоили немало, и здесь собрался лишь городской бомонд: представители бизнеса, городской администрации и культуры. Здоровенный как шкаф Дед Мороз сыпал шутками, иногда довольно двусмысленными; Снегурочка пела детские песенки; торговали всякой всячиной благотворительные киоски; выступали с новой программой «Голоса травы» – местная рок-группа, предмет гордости и любви всего города. Выступали артисты городского драматического театра, филармонии и даже пользующегося скандальной репутацией молодежного театра «Трапезная» Виталия Вербицкого со сценами из гоголевской «Ночи перед Рождеством». Он же сам и был чертом – корчил такие жуткие рожи, выделывал такие дикие антраша, так прогибался, вилял хвостом и так натурально приставал к восхитительной Солохе, хватая ее то за локоток, то за шейку, то невзначай задерживая руку на ее груди, что ответственный распорядитель сделал ему замечание.
Ознакомительная версия.