…Он вышел в тихую ночь. Скудное уличное освещение позволяло отчетливо видеть звезды. Фредрик любовался ими, пока не заболела шея.
Поднявшись вверх по улице Гваде, он свернул в переулочек с претенциозным названием «улица Жирондистов». Часы на церкви показывали без четверти двенадцать. Скоро полночь. Поддавшись внезапному порыву, он изменил направление. По улице Францисканцев поднялся к старому монастырю.
Вторник. Сегодня вторник. Скоро церковные часы пробьют двенадцать. Кажется, в это время из-за стен монастыря доносится детский плач? Доброе вино все еще согревало Фредрика.
Он сел на парапет перед монастырем, свесив ноги над улицей внизу. До мостовой было далеко, и у него слегка кружилась голова. Фредрик Дрюм не был свободен от страха высоты. Тем не менее он продолжал болтать ногами в воздухе. Как там его друг, философ, гурман Тоб, Турбьён Тиндердал выразился однажды? «Пустота внутри тебя равна пустоте снаружи, и нередко она ощущается куда сильнее. И тут и там есть свои НЛО».
Их дружбе уже много лет. Впервые они познакомились, когда отбывали воинскую повинность. Тоб был тогда поваром, и его кулинарное искусство сблизило их.
С той поры они поддерживали связь друг с другом. Не один год обсуждали замысел открыть свой ресторан, и когда появилась Майя Мануэлла, дело сразу пошло. Она была полна энтузиазма и вполне реальных идей. Тоб и Майя когда-то вместе участвовали в одной эстрадной группе.
«Пустота внутри тебя». Фредрик Дрюм не очень-то страдал от этой пустоты, жаловаться грех. Что до внешнего пространства, то и его нельзя было назвать пустым. Отнюдь. По своей природе Фредрик был чрезвычайно любознателен и не жалел усилий, докапываясь до сути вещей. Для него жизнь была полна неразгаданных тайн.
Ни одного человека… Ни одной машины… Всегда ли в Сент-Эмильоне такая тишина? Сейчас-то она вполне объяснима. Семь человек… В семи домах царят тревога и горе.
Часы на церкви начали бить.
Досчитав до восьми, Фредрик вдруг ощутил спиной прикосновение чьей-то руки. Короткое прикосновение — не дружеское, а резкое, грубое — столкнуло его с парапета в пустоту.
3. Мсье комиссар закуривает сигару, задает вопросы и наливает стаканчик «Шато Гран-Потэ» 1978
Он пролетел от силы метра два, когда почувствовал сильный удар поперек живота, грозящий рассечь его пополам. Прежде чем он сообразил, в чем дело, руки и ноги уже среагировали и обхватили стальной трос, на котором были подвешены уличные фонари. Трос раскачался с такой силой, что один стеклянный колпак отделился и упал на мостовую. Осталась висеть голая лампочка.
Цепляясь за трос двумя руками и одной ногой, Фредрик ждал, когда прекратится качание. Наконец осторожно повернул голову и посмотрел на стену. Трос был укреплен на ввинченном в гранитный блок железном крюке. До верхнего края парапета, где он сидел перед падением, было почти два метра. Туда ему не подняться. До мостовой прямо под ним — метров пятнадцать — двадцать.
Он повернул голову в другую сторону. Дальний конец троса был укреплен на стене жилого дома, Фредрик различил несколько окон. В каком-нибудь полуметре ниже крюка виднелся небольшой покатый выступ шириной в два кровельных камня, который тянулся под окнами вдоль всего фасада.
Фредрик зажмурился и стиснул зубы, борясь с сосущим страхом высоты и смертоносной встречи с брусчаткой.
Выступ. Сумеет он к нему добраться? Трос не лопнет, крюки не выскочат? Он прикинул расстояние. Семь-восемь метров, не больше.
Почему он не кричит, не зовет на помощь, извещая весь Сент-Эмильон, что висит на тросе и в любую минуту может упасть? Что бы ни говорили о Фредрике Дрюме, а с логикой он был в ладу. Он понимал, что у полиции, или пожарных, или аварийной службы уйдет слишком много времени на то, чтобы придумать способ снять его отсюда. Задолго до этого руки и ноги совсем онемеют, и он упадет. Упадет.
Фредрик старался не смотреть вниз. Прикидывал, как двигаться вдоль троса. Повиснуть на одних руках и перехватываться ими? Хватит ли сил? Какие-то мгновения все его тело, все семьдесят с лишним килограммов будут висеть на одной руке. Не вернее ли ехать по тросу, сохраняя теперешнее положение, пока он не упрется ногой в стену дома?
Долго размышлять было некогда. Фредрик чувствовал, как трос, врезаясь в бедро и руки, нарушает кровообращение. Надо действовать немедля.
Лежа на тросе, он осторожно опустил вторую ногу, затем стал поворачиваться, пока не повис на вытянутых руках. Трос раскачивался и вибрировал, и Фредрик невольно приметил, как его тень мечется по мостовой внизу.
Он быстро перехватился раз-другой, перемещаясь к середине троса. Тяжело, страшно тяжело. Только не промахнуться рукой… И побыстрее перехватываться… Хоть бы этот проклятый трос не раскачивался так сильно!
Полпути одолел… Миновал голую лампочку. Придал телу ритмичное колебательное движение, помогая руками. Три метра до стены, два метра, один! Вот и выступ, он оперся на него коленями, продолжая цепляться за трос…
Его била дрожь, все тело трясло, реакция после чудовищного напряжения не заставила себя ждать. Вверх по пищеводу пополз желудочный сок, Фредрика вырвало, и желчь стекла по подбородку на коричневую черепицу.
Наконец страх отступил, и ему полегчало.
Фредрик присмотрелся к выступу: ширина — две черепицы, заметный покат. Сумеет пройти? Должен, до ближайшего окна не так уж далеко. Вот только на нем крепкие ставни. И следующее окно тоже закрыто ставнями. Лишь у третьего окна они распахнуты. А туда почти десять метров.
Он выпрямился и встал, прижимаясь к стене. Отважился выпустить трос. Неровные плитки были ненадежной опорой, большинство из них еле держалось. Здесь следовало ступать с великой осторожностью.
Лицом к стене. Шаг за шагом. Тщательно проверяя опору ногой, равномерно распределяя нагрузку на выпуклой поверхности черепиц. Первое окно. Есть за что держаться. Дальше снова гладкая стена.
Пробили часы на церковной башне. Половина первого.
Только бы какой-нибудь ночной прохожий внизу не обнаружил его, не принялся кричать. Он и так с трудом удерживает равновесие, малейшая помеха может оказаться роковой. Но улица оставалась пустынной, трос с голой лампочкой перестал раскачиваться, все тени замерли.
Следующее окно, опять можно взяться руками за ставни. Он перевел дух. Его шаги по гремящей черепице были далеко не беззвучными. Если в доме живут люди, они давно должны были услышать шум, — почему не реагируют? Фредрик не стал ломать голову; главное — скоро он будет в безопасности, до следующего окна всего два-три метра, и оно не закрыто ставнями! Он заберется внутрь, ничто не помешает Фредрику Дрюму.
Только не горячиться. Один неосторожный шаг, потеря равновесия и — прощайте, бедный мсье Дрюм. Ему стало весело.
Вот он берется наконец за створку, а теперь и за подоконник. Фредрик заглянул в комнату. Темно, ничего не видно. Он постучал по стеклу. Тишина. Постучал сильнее — по-прежнему никакой реакции. «К черту вежливость», — сказал он себе и вышиб стекло кулаком. Зазвенели осколки, он порезал один палец. Слизнув капельки крови, просунул руку в отверстие и нащупал щеколду. Окно открывалось внутрь.
Забравшись через подоконник в комнату, Фредрик услышал собственное тяжелое дыхание. Попытался сориентироваться в темноте.
Тепло. Как от присутствия людей.
Он задел ногой стул, нащупал руками стену, повел по ней ладонями. Шкаф. Дверь. Выключатель. И приглушенный крик, когда зажегся свет.
Хотя зрелище, представшее его глазам, по существу было весьма трагическим, он невольно расхохотался. Несомненно, причиной громкого, лишенного всякой эстетики смеха было то, что он только что избежал смертельной опасности. Так или иначе, Фредрик Дрюм хохотал.
Посреди комнаты стояла широкая кровать. Под простыней на этой кровати лежали, прижимаясь друг к другу, двое. Мертвенно-бледные от страха. Фредрик в жизни не видел столь ярко выраженного ужаса. Они таращились на него так, словно он был чудовищем с какой-нибудь чужой планеты. И то: какое еще создание могло среди ночи проникнуть в спальню через окно, расположенное посреди гладкой стены?
Он прокашлялся и учтиво поклонился, но пара только еще теснее прижалась друг к другу.
— Прошу прощения, мадам и мсье, произошел несчастный случай, я едва не сорвался вниз и не разбился насмерть.
Фредрик виновато поднял руки и заметил, что ладони коричневые от ржавчины на тросе.
— Словом, — он еще раз прокашлялся, — вам нечего бояться. Я норвежец.
Как будто это могло служить смягчающим обстоятельством.
Мужчина — ему было около пятидесяти — приподнял простыню и даже попытался что-то сказать, но только пошевелил челюстями.
— Разумеется, я заплачу за разбитое стекло, — продолжал Фредрик, — но не могли бы вы встать и подойти со мной к окну, чтобы я объяснил вам, как все произошло. Поверьте, я чудом остался жив.
